Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 228

«Выбор за мною. О Ваал, я думала что угодно, я думала он хочет или поблагодарить, или атлас красоты, или просто вежливость, или ещё небо весть что, но я ему нужна как львица-Ашаи, ему нужны дары моего духа, ему нужны мои умения, ему нужна моя преданность; хочет он стать патроном моим — но что же увидел во мне сенатор Империи? Отчего обязана я, Сидны дисциплара, дочерь Андарии, да ещё не сестра, такой чести? Сенатор-патрон. О, мой Ваал».

Тансарр взял с рук Ксаалы вещицу — Дар Обращения. Кошель, туго перемотанный верёвкой, не большой, но и не маленький.

— Прими мою почесть, дочерь Ваала, скажи своё слово, львица Ваала, — спокойно, но торжественно, как и подобает сенатору, произнес Тансарр. Ксаала нетерпеливо покосилась на него. Миланэ ждала, чувствуя, как бегает холод по спине да сдавило горло тихим волнением. Ещё не всё. Не все слова…

— Ведь желаю силы Ашаи, что Сунгам во вечности служит.

Да? Нет? Да или нет? Миланэ, Милани, решайся. Дочь Сидны. Будущая сестра Ашаи-Китрах. Почти сестра Ашаи-Китрах. Гордость матери.

Да.

Счастливая звезда всегда неожиданна — не стоит отвергать подарки судьбы.

Конечно же, да.

— Принимаю я почесть, верный сын Сунгов… — Миланэ, чувствуя жгучую неловкость и умело скрывая её, берёт Дар Обращения.

Двумя руками держи Дар, двумя. Строже взгляд.

— …я согласна служить, смелый сын Сунгов…

Миланэ склонила голову в легком книксене.

— …желания сбудутся, родной мне сын Сунгов.

Её левая рука ненадолго дотронулась к его правому плечу.

В воздухе повисла тишина.

Миланэ слышала своё дыхание и сердце.

В конце зала открылись двери — негромко, но в пленительной тишине звук раздался жалобно и назойливо. Кто-то из прислужников удивительным образом не знал о строжайшем запрете хозяина тревожить, пока дом не покинет Ашаи-Китрах. Гневный взгляд и сжатые скулы были красноречивее всяких слов — нарушитель спокойствия мгновенно прикрыл двери.

— Прошу меня извинить, но сейчас в моём долгу покинуть вас.

Тотчас покинув свой гнев, Тансарр с удивлением посмотрел на Миланэ. Ксаала, зоркая, молчащая, заметила это и поняла, что супруг так и не смог запомнить всех нюансов.

— Конечно. Мы понимаем, Ваалу-Миланэ. Я провожу слышащую Ваала.

Миланэ присела, приложив правую руку к сердцу, пожелала хорошей ночи и поблагодарила за гостеприимство. Ксаала повела её обратно, к гостевой комнате; в доме было удивительно тихо и пусто, и они пока не проронили ни слова, думая о своём. В гостевой она подошла к зеркалу, рассмотрелась, поправила складки пласиса, перевязала пояс; вздохнув, опёрлась ладонями на столик перед зеркалом, и так смотрела на себя с добрую минуту. Осмотрелась вокруг.

«Теперь этот дом имеет ко мне отношение. Ну надо же».

Вышла, очутилась в коридоре. Что ж, пора прощаться и уходить.

— Ваалу-Миланэ, волею судьбы мы стали ближе друг другу.

— Благодарна доброй судьбе.

— Раз уж так, то мы можем перейти на близкое общение?

— Почту за честь, — кивнула Ксаале Миланэ.

— Насколько я помню, ты должна завтра уехать в Сидну, верно?

Миланэ сразу уловила чутьём, безмолвно поймала, что Ксаала много общалась с Ашаи-Китрах. Это чувствовалось по непосредственной, лёгкой манере.





— Да.

— Завтра утром к тебе заглянет посыльный. Возьмешь от него письмо патроната.

«О небо, я чуть не забыла о нём!».

Такие письма составляются патроном для новой подопечной, чтобы поспособствовать скорейшему переходу Ашаи под его крыло и влияние. Если Ашаи ещё учится в дисципларии, то патрон обращается к наставницам и амарах с просьбой не назначать ей места служения; если Ашаи где-то служит, то патрон просит отпустить её. Такое письмо от патриция почти всегда гарантирует беспрепятственный уход с прежнего места и свободу от места служения.

— После Приятия не торопись в Марну. Пребывай в Сидне или ещё где столько, сколько посчитаешь нужным. Можешь съездить домой, в Андарию. Мы будем ждать и подготовимся к твоему переезду.

— Я не намерена слишком задерживаться после Приятия.

— Славно. Мы подготовимся. Итак… Не будем ломать обычай: не стану сегодня обращаться к тебе, как к Ашаи рода.

По давней традиции, патронат вступает в силу лишь на рассвете следующего дня, а не сразу после согласия Ашаи. Но вообще, Миланэ удивилась, насколько Ксаала хорошо разбиралась во всех тонкостях, и надо было признать, что супруга сенатора отлично подготовилась к Церемонии Обращения.

— Красивой ночи, Ваалу-Миланэ.

— Тихой ночи, Ксаала.

«Ксаала готовилась. Они готовились. Это не было спонтанным решением. И Синга здесь ни при чём», — подумала Миланэ, садясь в ландо.

А ещё она с досадой подумала, что прощание получилось чересчур простым.

========== Глава VIII ==========

Глава VIII

Хильзе, не перебивая, слушала рассказ Миланэ. Потом, изумлённая, лично захотела убедиться, что Даром Обращения оказалась чудовищная, совершенно баснословная сумма: двадцать тысяч империалов золотом. Всячески рассматривая золотые, Хильзе в удивлением подозрения бросала взгляды. Никогда она не слыхала, чтобы кому-то отдавали такой большой Дар, а тем более — дисципларе-ученице, которая ещё не прошла Приятия. И Миланэ тоже не слыхала. Вообще, обычным Даром считались тысячи две-три империалов, очень хорошим — пять.

Посудачили, поболтали до глубокой ночи.

— Правильно сделала, что согласилась. Везучей ты крови, Миланэ, — так сказала подруга, и впервые в жизни Миланэ услышала от неё нечто похожее на зависть.

Тут же Миланэ вернула ей долг за пласис, хотя Хильзе почему-то начала вяло отказываться.

Утром, как и было обещано, явился посыльный с письмом патроната, которое предназначалось лично для амарах Сидны. Дождавшись его, Миланэ сразу отправилась в магазин Храмса; дочь торговца, она понимала, что покупательницу для её пласиса найти будет почти невозможно, а потому без трудностей смогла сбить цену:

— Безупречный пласис… — вздохнула, поставив свёрток на прилавок. — Я бы смогла забрать его прямо сейчас, только у меня есть только тысяча и восемь сотен империалов. Как жаль…

— Что ж. Пожалуй, мы сможем уступить, — управляющий магазином даже не стал торговаться для приличия.

В Сидне подруги умрут от зависти.

Ко всему управляющий подарил игольницу, ту самую, на которую она с безответным воздыханием смотрела всего лишь пару дней назад.

Пришла домой, собрала вещи; свира, кнемиды, сирна, серьги, кольцо, стамп; тепло попрощалась с Хильзе, пообещав вскоре приехать; уехала с пойманным извозчиком на Площадь Тирза Третьего, большое и шумное место на севере Марны, куда прибывали и откуда отбывали все дилижансы; села на скамейку (какой-то добрый сир галантно уступил место, и Миланэ со всей вежливостью поблагодарила его), поставила скатку вещей возле себя, проверила, плотно ли закрыта сумка, где лежала немаленькая сумма денег, и стала ждать полудня.

На этот раз она уедет напрямую в Сарман, безо всяких сложностей, речных путешествий и пересадок. Двести льенов расстояния. Два дня дороги. А оттуда к Сидне хвостом взмахнуть, можно даже пешком пройтись, или кто подхватит.

Пока приехал её дилижанс, успела съесть большую конфету на палочке, поговорить о пустяках с нотаром, который, как оказалось, тоже ехал в Сарман, и попыталась предсказать погоду на завтра.

А сейчас вокруг — мягкая, нежная погода. Ни холодно, ни жарко; ни влажно, ни сухо. В самый раз.

Дилижанс прибыл, и попутчики оказались таковы: тот самый нотар, с которым завязалась беседа — Миланэ села возле него, у окна; престарелый, тощий лев, который подслеповато глядел на мир и держал на коленях небольшую деревянную коробку, отчего-то не разместив её сзади, и он находился напротив Миланэ; мать с юной дочерью-подростком, очевидно, из сословия ещё не очень богатых, но подающих надежды купцов; у обоих был недоверчиво-испуганный взгляд, мать беспрерывно копошилась в своей котомке; какая-то совершенно серая, незаметная личность, сидящая по диагонали от Миланэ, судя по одежде — как бы самец; воин с тяжёлым взглядом, то ли дренгир, то ли миллис, в видавшим виды тёмно-красном плаще, тяжёлых сандалиях с большими шнурами, поножах до колена и кожаных наручах; Миланэ, глядя на него, вдруг поняла, что он слегка пьян, но его усталая потертость хорошо скрывает это; удивительно, но восьмое место было свободным, что пошло на пользу воину — тот небрежно развалился на сидении.