Снохождение

— Избавиться от неё можно, но это будет дорого и невыгодно, — степенно ответила Фрея. — Хватку к Тансарру мы тогда сильно-сильно утратим, а он со своими кликушниками тогда совсем ощетинится; тогда придётся делать всё по-плохому, а мы изначально так-то не хотели делать — заботы много. Верна ли я, великая?

— Верна. Дальше.

— На самом-то деле: нет худа без добра. Теперь, мои сёстры, я считаю, что она вполне может на нас работать, — огласила Фрея.

— Почему ты так считаешь? — пилила когти Веста, покусывая нижнюю губу.

На самом деле Фрее нравился такой оборот дел; во многом он был труден, но нравился. Она отвечала за разрешение трудностей с Тансарром и ещё несколькими влиятельными-несогласными, и в Миланэ вдруг увидела хороший, надёжный ключ к этому разрешению.

— Миланэ некуда деваться. Она в углу.

— Это львица великих внутренних сил, — взяла слово Ваалу-Инлирамия. — Великого беспокойства. Посмотрите: в первых днях Луны Огня она убила льва возле своего дома, просто потому, что он обидел её дхаарку. Вы себе можете такое представить? Вот ты, Фрея, смогла бы так?

— А ещё она ездила в Норрамарк… — заметила всепомнящая Веста.

— …украла «Снохождение»… — вкинула Аальзи.

— …и ещё она осознанно пошла на смерть, вместо того, чтобы отказаться от Приятия, не попалась в сети дурной Леенайни. Миланэ-Белсарра ненавидит Леенайни. О ней, кстати, тоже надо поговорить.

— Потом, — отмахнулась хозяйка менгира.

— Кошмар. Всё-таки здесь нужно быть слишком фанатичной, — заметила старая Вестающая. — Зачем нам такая, что не ценит жизни?

— Если она фанатична и сильна духом, то это именно то, что надо. Надо направить её силы; она будет фанатично нам служить. Она — на краю пропасти. Мы — её свет. Мы можем спасти её. Но это для неё не столь важно, а важно вот что: она безумно хочет спасти сообщника. Как она пыталась быть циничной дрянью, как изворачивалась передо мной, чтобы я не заметила её чувства к этому льву! И мы можем спасти этого Амона. Для неё это — самое главное, — победно заключила Фрея. — Кроме того, сновидение — это мы. Мы — это сновидение. Она ищет настоящее. Нельзя отказывать в этом поиске; дадим ей желанное. Мы — настоящее.

— Да, — кивнула Веста.

— Это для неё очень важно, и в ответ она отплатит смертельной верностью.

— Да, — ещё кивок.

— Поэтому мои мысли о дальнейшем просты. Привяжем её к себе, тем более, что это почти ничего не стоит. Мы освободили её от проблем, освободим Амона, разрешим приобщиться к кругу наших услужителей, и даже подарим экземплярчик «Снохождения», если она будет вести себя хорошо, — Фрея, увлечённо рассказывая, загибала пальцы с длинными коготками. — Завместо получаем: преданную и упрямую Ашаи, готовую делать всё, к чему поведут; с нею Тансарр будет в тугом аркане, тем более, что у меня есть соображения, как с её помощью хорошенько так приручить его партию; и вообще, она мне показалась небезынтересной. Я уверена, что Миланэ не подведёт, если поступить с ней правильно. Пусть кормится с наших рук.

— Фрея, мне всегда нравилось, как ты ведёшь дела. Хорошо ловишь рыбу в воде! Мы очень хорошо нажмём на Тансарра с помощью этой львицы… — поддержала Инлирамия.

— Затягивать войну на Востоке никак нельзя. Давите на него или крушите его. Я решаю общие вопросы, но вы решайте частные, — Веста бросила пилить когти и окинула всех испытующим взором.

— Всё так. Но вот что: не надо этого… как его… Амона освобождать, — заметила старая Вестающая.

— Почему? Она нам руки целовать будет, — удивилась Фрея.

— Целовать, целовать… Нам этого не надо, и без неё найдутся желающие; нам нужен результат. Видите ли, в чём проблема: решив все свои проблемы, она может исчезнуть, хоть с этим львом, хоть без него. В конце концов, может передумать на нас работать. Говоришь, этот лев ей дорог? Будем держать на этом поводке. Она будет слышать «завтра, завтра», потому — лежать у наших хвостов. Не надо раздавать всё сразу.

— Вечно кормить завтраками можно только глупую голову, а она не такова.

— Пройдёт время, ещё на чём-то подловим. Этого самого Амона выпустим. Со временем.

— Ладно, это всё частности, — фыркнула Веста. — Давайте дальше.

Вдруг Аальзи напряжённо подалась вперёд; потом, словно опомнившись, виновато улыбнулась, и снова воссела-разлеглась, но без всякого расслабления.

— Я скажу, можно?.. — робко попросила она слова. Заметив одобрительно-снисходительный кивок Весты, продолжила: — Я к этой теме, пару слов. Я её хорошо знаю, ещё с дисциплария. Ей нельзя доверять, она себе на уме…

Так Аальзи мстила Миланэ за однажды кинутые в сердцах слова, когда дочь Андарии долго и безуспешно, целую неделю, пыталась помочь ей понять, как стойко зажигать игнимару:

— Если и дальше будешь ныть, то ничего не получится! Будь настоящей Ашаи-Китрах! Та, что лишь тонет в жалобах, не может быть Ашаи! Не пройдешь Совершеннолетие, и поделом!

Было это очень-очень давно и почти неправда, почти десять лет назад, они после этого давно уж помирились, и даже всплакнули обе, когда радостно-тревожную и немного растерянную Аальзи могущественные Вестающие забирала себе на обучение. «Посмотрю я, кто теперь будет ныть, моя забавная, настоящая Ашаи-Китрах. Гляди теперь: где ты, где я…», — изнутри радовалась Аальзи.

Но пока продолжался полет её высокой мысли и она чуть сбивчиво объясняла сёстрам-Вестающим, почему Миланэ стоит наступить на хвост и вообще почему очень полезно держать в напряжении всю эту мелочь на побегушках, Ваалу-Фрея, как-то утратив охоту сносить эти многословные обсуждения дел, дальше рассматривала столь знакомую картину, на который был запечатлен разговор Вестающих.

«Зоркий был художник», — подумала она о сущности чужого гения. — «Потому и пропал».

========== Глава XXIII ==========

Глава XXIII

Привлачив хвост домой, прохладным вечером, Миланэ завела разговор с оживившейся от присутствия хозяйки Раттаной, и выслушивала всякие местные слухи-сплетни, общеимперские новости и прочую чепуху. Лишь для того, чтобы отвлечься.

У соседей через пять домов украли из дому тысячу империалов, спрятанные под полом. Говорят, что скоро будет новый большой поход на Восток. Соль подорожала в полтора раза. Здешняя вода плоховата, надо бы доставать получше: найти добротного водоноса. Много раз приходили всякие львы и львицы, хотели траурных услуг, ибо о хозяйке ходит молва, как о «траурной Ашаи» — той, кто специализируется на похоронах; некоторые — весьма обеспеченные с виду. Приходил вестник от уважаемого патрона, спросить, всё ли в порядке. Сосед справа, оказывается, очень богатый ростовщик, но и очень скупой. Приходила некая сиятельная, назвавшаяся Ваалу-Хильзе, вместе с львёной лет десяти, настойчиво искала хозяйку.

На это дочь Сидны чуть насторожилась, начала расспрашивать, но потом махнула тонко-усталой ладонью и, покушав без аппетита, ушла спать, ибо предполагала, что завтра у неё будет много-всякого разного, чтобы поделать и разрешить, посему охотнице надо отоспаться.

Отоспаться не совсем получилось. Сначала пришли одни просители — застамповать какую-то мелочь, потом вторые, которым пришлось честно ответить, что со свадьбами у неё практически нет опыта; третьим же просто нужен был огонь Ваала, который Миланэ, несмотря на осознание того, что он крадёт силы, зажгла в их чаше прямо у порога. И кажется, что надо было отказать, но она не смогла, потому что…

— Я Ашаи, и ничего с этим не могу поделать, — тихо сказала себе Миланэ, прикрыв за ними дверь.

Словно этого мало, пришло известие явиться в Дом Сестёр для «определения места и служений» — обычное дело для сестры, которая только прибыла на новое место. Делать нечего, надо идти, а потому Миланэ начала собираться.

Миланэ любит много света в доме, но сегодня обитала в полутьме — занавески открыты лишь наполовину; кроме того, в Марне сегодня облачный, прохладный день, с далёким предчувствием дождя. Сидя перед зеркалом, она очень осторожно и медленно убирала маленькими ножницами усы, и время от времени гляделась на себя. Оттуда, из зазеркалья, на неё глядела грустносветлая львица, и можно бы сказать, что вот она, полноценная сестра Ашаи-Китрах, ответственная и сосредоточенная, так-то должно быть; но серьёзность бывает разной, и лучше всего это чувство наименовать «великая меланхолия». Можно бы сказать, что она — андарианка, а все они изначально скромно-спокойны и относятся к жизни с тщанием; тут Миланэ мечтательно улыбнулась, вспомнив о своей прекрасной родине; но, наверное, нет ничего более обманчивого, чем прямая простодушность андарианца и покорное спокойствие андарианки. Андарианцам приписывают множество подобных качеств, и андарианец предстает перед остальными Сунгами добродушным, хозяйственным, неловким в жизни и общении простаком, топорно и неуклюже желающим выудить пользу для себя и рода, честным торговцем, усердным, но глуповатым ремесленником; андарианка же воплощает сумму покорных качеств самки: уступчивость по отношению ко львам, усидчивость и терпеливость, мягкость, отсутствие больших притязаний в жизни, любовь к детям, кротость, предупредительные манеры и стыд. Но андарианцы — давние, полнокровные Сунги, они не могут быть простаками, как это может казаться тем, кто поверхностно знаком с ними; в их душах таится глубоко упрятанная сила, и андарианец может стать богатейшим дельцом, гением денег и терпения, не скряжистым, но и не расточительным, упорным в своём деле, либо воином, который так же методично, бесчувственно и с умом убивает своих врагов, как создаёт дома и тумбы в мирное время; андарианка может когтями уцепиться в жизнь, достигая цели, если поймёт, что ей действительно нужна эта цель, и не только ей, а ещё тем, кого она любит, парадоксально сохраняя свои прежние спокойные качества; кроткая хищница — немыслимое для остальных определение, но для андарианки — ещё как возможное. Андарианцы разнежились, размякли, превратившись в скотоводов, торговцев и создателей вещей, но это отнюдь не значит, что они не могут вспомнить свою старую, равнодушную к препятствиям и невзгодам силу духа.