Снохождение

Ваал, хоть на кого-то можно положиться или нет?!

— С тобой вот что случилось, Миланэ. Это было испытанием, — строго кивнула амарах.

— Признаюсь: нелёгким испытанием.

— Оно даётся избранным, только самые верные ученицы проходят его. Сама понимаешь — твоих проступков недостаточно, чтобы изгнать из сестринства, хотя не могу сказать, что поощряю их. Но, давай откровенно, они — чепуха; они были только предлогом. И если бы ты решила разоблачиться, то я бы в последний момент помиловала тебя. Но тогда этого разговора, Миланэ, у нас бы не состоялось.

— Кто решил, что мне стоит дать такое испытание?

Чрезвычайно неудобный, неожиданный вопрос. Леенайни не ждала, что Миланэ осмелится его задать; вообще, тон их разговора с самого начала обрёл необычные черты. Миланэ говорила прямо и открыто, глядя прямо в глаза, Леенайни с неприятным чувством в душе понимала, что такая Ашаи имеет на это право. Неустрашимая, такая глядит в тебя, тогда кем бы ты ни была — хоть самой амарах — не сможешь ответить так, как она тебе.

— Я.

— Но зачем, моя амарах?

— Я хотела знать, истинно ли то, что ты не видишь себя вне нашего сестринства. И ты поступками доказала, что это так. Издревле амарах испытывала самых способных, самых сильных, самых верных учениц. Зачем? Затем, чтобы знать, на кого она может положиться всегда и везде. Затем, чтобы знать, кому она может предложить большее. Чтобы знать, кто лучшая из лучших.

Миланэ молчала.

— Предлагаю тебе, Миланэ, стать Тайнодействующей, — торжественно сказала Ваалу-Леенайни.

Эта привычка хранить многозначительное, звенящее молчание, когда она говорила, или вернее, холодная и как бы строгая сторона сего опасного молчания наводила на Леенайни невероятное раздражение. Вроде как и ничего раздражаться: когда кто-то молвил, другому надо молчать.

— Пожалуй, я не осмелюсь принять такую честь, — пошевелила ухом Миланэ.

«Она даже не спросила, что это и почему!», — впилась Леенайни когтем в диван.

— Но почему?

— У меня есть патрон, сестринство Марны. Думаю, не смогу уделять этому должного внимания.

— Каждая из нас имеет своё служение. Гляди, я — амарах дисциплария. Сама понимаешь, сколько у меня дел. Тем не менее, я — Тайнодействующая. Нам нужны такие, как ты.

— Мне сложно составить определённое мнение. Тем более сейчас, когда у меня не стало… её не стало.

— Согласна. Я немного поторопилась с этим разговором, — отступила амарах. — Поговорим послезавтра, когда отойдёшь от смерти подруги.

— Я не отойду от этого за два дня. Я хочу её видеть.

— Ашаи должна быть сильной.

— Знаю.

И Леенайни поняла, что Миланэ действительно знает это.

— Справедливо спросить: кто такие Тайнодействующие? — наконец-то поинтересовалась новоявленная сестра Ашаи-Китрах.

— Мы — преданные вере сёстры, что помогают друг другу во всём. Мы сражаемся за то, чтобы Ашаи имели большее влияние в нашем обществе. Чтобы те, кто держит светскую власть, прислушивались к голосу сестринства.

— Не могу пожаловаться, что Ашаи-Китрах имеют маленькое влияние средь Сунгов.

— Влияния никогда не бывает много, не так ли?

Миланэ качала головой, вдруг осознав: здесь вот она сидит, беседует о влиянии сестринства и прочей бессмыслице, а Арасси уже нет; здесь она ведёт беседы, а Арасси уже никогда не будет.

— Да. Никогда, — смотрела, невзирая, что слёзы с её щек уже капали на грудь.

Леенайни обнаружила, что боится Миланэ. Да что там говорить, первые опасения появились ещё тогда, когда она глядела на её светотип в личном деле. Как с такой иметь дело? Чем прижать, например? Испугать? На том-то всё общение строится. Кто кого. А что тут? Говорят, когда не ощущаешь страха, то это — болезнь. Наверное, что-то такое есть у неё. Безрассудна.

«Ваал мой, как всё невпопад! Арасси умерла, эта — сумасшедшая! — взяла и пошла на верную смерть, и как теперь с ней вести беседу-то? Зачем я её приглашаю к нам?.. Разве смогу с ней совладать? А что мне остаётся? Она рано или поздно задалась бы вопросом: зачем её посылали на смерть. Так пусть знает с самого начала».

«Кровь моя», — думала Миланэ, — «сколько ужаса я натерпелась, и всё потому, что кое-кому пришло в голову проверить мою верность вере. Верность, которой нет. Ведь нету Ваала — я знаю! Тогда… тогда почему я всё равно решила остаться Ашаи-Китрах?.. Страх ел меня, он сжирал заживо. Никто не поймёт цены, которую я заплатила за то, чтобы остаться тою, кем есть…»

Леенайни снова отошла к окну, и Миланэ слышалось, как та стучит зубами, словно во сне.

«Арасси, душа моя. Ты ведь подозревала, что с тобой случится. Ты знала… И всё равно рискнула. Ты столь же безрассудна, как я… Только твоя опасность оказалась настоящей, и ты знала, что она такова».

— Итак, давай мы вернёмся к этому разговору попозже.

— Я бы предпочла, моя амарах, чтобы этот разговор не состоялся вовсе.

— В самом деле? — насторожились уши амарах.

— Сколь понимаю, мне предоставлена возможность выбора: да или нет. Я догадываюсь, что сестринство неоднородно, в нём есть разные кружки по интересам; по крайней мере, об этом догадывается любая ученица после Совершеннолетия. Но я не хочу к ним примыкать, по крайней мере, пока. Я хочу ослепнуть и далее полагать в неведении, что сестринство однородно, как алмаз. Не вижу, чем могла бы быть полезной средь Тайнодействующих, ибо совсем не стремлюсь к влиянию: ни к светскому, ни к какому-либо ещё. Я просто Ашаи-Китрах.

— А кто такие Ашаи-Китрах, если не влиятельные мира сего, берущие силу в Ваале? Ответь.

— Львицы духа.

Леенайни смотрела на неё, вдруг поднялась, неизвестно зачем: то ли разразиться гневной тирадой, то ли похвалить, то ли что, но её внезапно прервал настойчивый стук в дверь; звук был ритмичным и, очевидно, имел какое-то значение.

Вздохнув, амарах резко и гордо подошла к двери, прошедши в опасной близости от Миланэ, которая хорошо учуяла её запах: мускусный, резкий. Раньше она не замечала его. Чуть прижав уши, чтобы лучше слышать речь позади, Миланэ спокойно сидела, глядя перед собой. Казалось, следовало взволноваться, ибо амарах — недовольна. Но Миланэ успела столько наволноваться, что её уже просто не хватало на всё это; она говорила, что думала, не особо заботясь.

Голос прислужницы амарах:

— Важные львы просят великосиятельную.

— А я просила: не беспокоить, пока не выйду! Хоть кто-то может поступать так, как следует?!

— Важные львы просят, оказывается. Из Админы с ними сестра, говорит — дела дельные, срочные.

Чуть помолчав, амарах проворчала:

— Давай их сюда.

Хлопнула дверь и Леенайни снова предстала перед Миланэ. Оперлась о стол, а на её лице играли усмешка и гримаса неприятия:

— Значит, всё напрасно. Я очень разочаровалась в тебе, Ваалу-Миланэ. Львица, прошедшая такие испытания, должна быть невероятно смелой; но теперь вижу, что у тебя это были глупость и блажь. Очень жаль. Я сделала тебе великое предложение — примкнуть к достойным, хорошим сёстрам, которые ничего не делают во вред сестринству, а только в его славу. А ты отвергла моё предложение. Мне жаль, что ты сделала такой выбор.

В приёмной застучали шаги.

— Всё, что так предлагает амарах — великая честь, — добавила она.

Миланэ встала, собираясь уходить; на уход намекал и жест Леенайни, направленный к двери, мол, больше не задерживаю. Но тут в дверях шумно явилось три льва. Они быстро вошли, сразу закрыли за собой дверь, выстроившись в ряд и занимая проход. Это не было бесцеремонным, но весьма и весьма уверенным поведением. Выйти не получалось, посему Миланэ начала рассматривать гостей. Первый из них, слева, был истинным красавцем; именно таких рисуют в качестве героев-подвижников, победителей-крушителей, соблазнителей и прочее-прочее. Вторых двух не успела — раздался грозный голос Леенайни:

— Кто таковы, добрые Сунги? Мне сообщили, что вы с очень важным делом. Очень надеюсь, что оно воистину таково, иначе я разозлюсь, что вы прервали мой разговор с сестрой, которая только что удостоилась чести носить амулет Ваала. Такой день бывает раз в жизни, понимаете, добрые Сунги?