Снохождение

— О Ваал мой, ну что там ещё?

— Пришли, оказывается.

— Кто?

— Дисциплара из старших лет некая, некая хорошая, я её узнавала раньше, она возле Хетты спит, там, если от Гелейсы к Аумлану слева идти.

Что-что, а Леенайни прекрасно помнила, кто и где в Сиднамае живёт. Видимо, это потому, что она происходила из обычного поселкового рода, а там все прекрасно знают: кто, где и как. И по путанному объяснению служанки, которое для чужого уха звучало набором слов, сразу поняла, о ком речь.

Тем более, что Леенайни ждала её.

— Спасибо, иди. Скажи, чтоб посидела.

Служанка тихо-тихо вышла.

— Пришла таки, — сказала себе Леенайни, поднимаясь, — тянула-тянула. Но не выдержала. Да никто ещё не выдержал. Хух… И средь ночи. Да чтобы вас всех. Спать так некогда будет.

Леенайни просто накинула на плечи меховой халат, небрежно посмотрелась в зеркало, хоть там особо не разглядеть, и пошла к приёмную покою. Следовало выглядеть заспанной-злой — так Миланэ должна окончательно понять ничтожность своего положения и будет согласна на всё ради своей благодетельницы.

«Итак, добро пожаловать к Тайнодействующим, дорогая Миланэ», — подумала Леенайни, открыв дверь в приёмную. И застыла, увидев совсем иную дисциплару.

Арасси, обняв книгу обоими руками, подошла к амарах, пала на колени:

— Моя амарах должна простить за столь позднее вторжение. Но умоляю мою амарах не допустить гибели славной Ашаи — Ваалу-Миланэ.

Она наперёд определила, что и как будет говорить; каждое слово было взвешено и выверено.

— Что-что?

— Ваалу-Миланэ свершила преступление, а потому ей присуждено безупречное Приятие. Не вменяется пусть ей в вину, что я знаю — ей пришлось рассказать: я настаивала, я заставила!

— Напомни своё имя, — качая головой, сказала Леенайни, пытаясь понять.

— Ваалу-Арасси, Сидны дисциплара. Я живу с ней в одном доме. Миланэ — славная, хорошая, верная Ашаи-Китрах; моя амарах, я знаю, что решение уже принято, но пусть у неё будет шанс! Она решила стать дисципларой без упрёка и смыть кровью свой позор — так пусть станет доброй Ашаи! Она кается, она готова покаяться в своих преступлениях! Вот, прошу, моя великая амарах, — Арасси, стоя на коленях, протянула ей книгу в чёрной ткани.

— Не суй мне никаких подношений! Встань!

— Это не поднош…

— Разве ты не знаешь, что такие вещи должны сохраняться в тайне! Надо уважать решение Миланэ! Она решила очистить свою честь перед Ваалом, сестринством и Сунгами! Кто ты такова, чтобы решать за неё? Если позор становится всеобщим достоянием, то в безупречном Приятии ей могут отказать! Ты об этом задумывалась?

Арасси сложила ладони в жесте мольбы:

— Моя амарах, Ваалу-Миланэ будет вернейше служить Сунгам и сестринству, — стройная речь начала сыпаться, хлынули чувства. — Пусть меня, меня, меня накажут за это разглашение — не её! Я умоляю, я прошу пощадить её. Я люблю её. Я… готова на всё. Вот, — Арасси сделала ещё одну попытку отдать амарах «Снохождение», но уже послабее; но Леенайни не смотрела на неё, потому даже не заметила. — Она достойна быть живой Ашаи, а не мёртвой дисципларой.

Вздохнув, Леенайни подошла к картине на стене, напротив которой стояла Арасси. Большая картина, в половину львиного роста, классический сюжет, входящий в «Предания»: некая Ашаи-Китрах, неизменно высокая, стройная и красивая, уже не юная, лет так тридцати, в полном облачении, в патрицианском доме, стоит рядом со служанкой, которая предлагает ей отведать изысканные блюда на подносе. Сюжет светским головам казался простым и незатейливым, но по множеству деталей можно определить, что именно задумывал изобразить художник. По кнемидам-сандалиям, одеянию и сирне можно определить, что это — боевая Ашаи, сопровождающая легион в походе, а происхождение у неё весьма простое. По убранству дома можно было сразу определить, что это — обиталище знатного восточного правителя, точнее, было его обиталищем, а Сунги-завоеватели облюбовали его и превратили в походное жильё для знатных дренгиров Легаты. И служанка-дхаарка (это именно она) предлагает Ашаи покушать, пока никто не видит, по одной простой причине: сёстрам, согласно этикету, нельзя много есть за столом на знатном приёме.

— Ты что думаешь, я не опечалилась, узнав об этой истории? Я долго раздумывала… Маялась! Но устои сестринства должны быть нерушимы.

Леенайни потёрла глаза, оскалившись, цокнула языком и поглядела Арасси в глаза.

— Но, раз такое дело… — взялась она за подбородок в раздумье. — Мне следует тебя немедленно прогнать. Но вы все для меня как дочери! Ваал мой… Что вы делаете со мной! Ты можешь поручиться за неё своей судьбой, Арасси?

— Да, моя великая амарах, безусловно да, — преклонилась Арасси, впившись клыками и когтями в этот шанс.

— Ну что ж, ладно. Я посмотрю, что можно сделать.

— Моя амарах… — продолжила терзать возможность Арасси, как хищница добычу.

— Так! Я сказала: посмотрю, что можно сделать. Как думаешь, амарах Сидны многое может?

— Конечно, конечно!

— Вот то-то, — подняла Леенайни палец. — Если бы хотела сказать «нет», я бы сказала «нет».

Помолчали.

— Да, вот что ещё. Арасси, я смогу на тебя рассчитывать? Ты сохранишь всё в тайне? Надеюсь, понимаешь, сколь я рискую?

— Всё понимаю, моя амарах. На меня можно рассчитывать в чём угодно. Я готова ко всему, я готова на всё.

— На всё? Хорошо. Иди. Тебя здесь не было.

— Пусть Ваал дарит дух моей амарах. Спасибо. Спасибо. Красивой ночи…

Леенайни в ответ махнула рукой. Арасси, совершив глубочайший книксен, поспешила удалиться.

Она аж на улице обнаружила, что «Снохождение» по прежнему с нею. Она не знала, что делать с этой треклятой книгой, и даже мелькнула жестокая мысль сжечь её дотла, как опасность и улику, чтобы разрубить сложный узел простым взмахом. Но быстро одумалась: это может навредить Миланэ, ещё как. Вспомнив, что Миланэ просила вернуть книгу в Марну, Арасси решила оставить её на столе, как ни в чём не бывало; тем более, амарах может знать, что она украла «Снохождение» и потребовать его возврата после Приятия, хотя Арасси уже начала сомневаться, что кто-нибудь об этом знает, что и хорошо и плохо одновременно.

Как бы там ни было, Арасси знала, что у её любви появился огромный шанс.

Вошла в дом, растрёпанная и усталая, но довольная. Унижение, которое пришлось испытать, ничто по сравнению с тем, чего удалось достичь.

Арасси сняла пояс и села на краешек кровати, у лап Миланэ. Спит? Ещё как. Не заметила ничегошеньки. Ну слава Ваалу. Что может быть слаще сна без сновидений?

Осторожно положив книгу на стол, Арасси глубоко вздохнула, словно вдыхая опиум. Пласис сполз по её плечам; догорали свечи. Мира вокруг не существовало, кроме этой комнаты, неё и Миланэ, которая, вопреки своему обыкновению, не спала на животе, но на спине. Живот и грудь мерно вздымались в дыхании, а лицо было столь безмятежно, что счастливцы мира могли бы позавидовать такой отрешённости.

— Миланэ, я люблю тебя, — прозвучал голос Арасси в тёмной комнате.

Она дотронулась к её предплечью, к ладони. Спящая не могла ответить, потому что спящие отвечают лишь в иных мирах, но не в этом. Но это не мешало Арасси продолжать:

— Да нет, я люблю тебя иначе. Глубже. Ты понимаешь. Я никогда не сознавалась тебе. Почему, да? Хорош вопрос… Всегда уважала твои взгляды на любовь, отношения… Кроме того, у тебя были львы. Тот же Тай. И есть сейчас. Я боялась испортить наши отношения, ты ведь умеренной крови Андарии, — Арасси беспомощно развела руками, — ты почитала меня за сестру. Но раз жизнь сотворила с нами штуку, то ты должна знать.

Она глядела на спящую, навострив уши.

— Не знаю, смогла бы я полюбить льва столь же сильно, как тебя.

Вдруг, словно испугавшись, Арасси торопливо пересела на свою кровать, переоделась в ночнушку и пождала под себя лапы, выглядывая в окно.

— Ей лучше не знать, ей лучше не знать… — приговаривала шёпотом. — Мы потом об этом поговорим…