Столетняя война (ЛП)

В небо взлетели шесть тысяч коротких арбалетных стрел.

— Пора, — удивительно тихо проговорил Уилл. И полетели английские стрелы.

Элеонора скрючилась у повозки с пожитками лучников. Тут было три-четыре десятка других женщин, многие с детьми, и все вздрагивали при звуке труб, барабанного боя и отдаленных криков. Почти все женщины были француженки или бретонки, но никто из них не жаждал победы французов, потому что на зеленом холме стояли их английские мужчины.

Элеонора молилась за Томаса, Уилла Скита и своего отца. Обоз стоял под гребнем холма, и она не могла видеть, что делается на поле боя, но слышала глубокий, резкий свист английских тетив, а потом шелест оперения, звук тысяч летящих стрел, и ее охватила дрожь. Привязанная к повозке собака, одна из множества бездомных, нашедших приют у лучников, заскулила. Элеонора погладила ее и сказала:

— Ночью будет мясо.

Прошел слух, что сегодня в войско прибудет захваченный в Ле-Кротуа скот. Если от войска останется хоть кто-то, чтобы поесть. Луки запели снова, не так согласованно. По-прежнему визжали трубы, несмолкаемо бил барабан. Элеонора посмотрела на гребень холма, ожидая увидеть в небе стрелы, но там были лишь серые облака, на фоне которых вырисовывались десятки всадников. Это была часть небольшого королевского резерва, и Элеонора знала, что если они поскачут вперед, то, значит, главная линия обороны прорвана. На макушке мельницы ветерок легкомысленно развевал королевский штандарт, демонстрируя его золотой, малиновый и голубой цвета.

Огромный обоз охраняли всего два десятка больных и раненых, которые не продержатся и мгновения, если французы сломают английский строй. К королевскому имуществу на трех выкрашенных белым повозках была приставлена дюжина латников, но кроме них здесь находились лишь множество женщин и детей да горстка пажей с короткими мечами. А еще тысячи войсковых коней. Их привязали поближе к лесу, и за ними присматривали несколько калек. Элеонора заметила, что большинство коней оседланы, словно латники и лучники оставили их наготове на случай бегства.

При королевском имуществе находился и священник, но, когда зазвучали луки, он поспешил на гребень холма, и Элеонору подмывало последовать за ним. Лучше видеть, что происходит, чем ждать здесь, у леса, в страхе перед тем, что может случиться. Потрепав по спине собаку, она встала, чтобы пойти на холм, но тут увидела женщину, приходившую к Томасу той сырой ночью в лесу близ Креси. Графиня Арморика в красивом красном платье, с волосами, убранными под серебряную сеточку, разъезжала на маленькой белой кобылке вдоль повозок принца. Она то и дело останавливалась и посматривала на холм, а потом в сторону леса Креси-Гранж на западе.

Внезапный грохот заставил Элеонору вздрогнуть и обернуться. Никакими словами не передать этот ужасный шум, похожий на жуткий раскат грома. Но ни молнии, ни дождя не последовало. Мельница стояла, не шелохнувшись. Затем густой серый дым просочился сквозь свернутые мельничные паруса, и Элеонора поняла, что это выстрелили пушки. Она вспомнила, что их звали «сквернословами», и представила, как заржавленные железные стрелы хлещут с откоса.

Элеонора оглянулась на графиню, но той уже не было. Она скакала к лесу, прихватив с собой свои драгоценности. Элеонора заметила, как мелькает среди деревьев красное платье. Потом все исчезло. Значит, графиня сбежала, опасаясь последствий поражения. Элеонора подумала, что женщина принца лучше осведомлена о том, что ждет англичан, и бросила взгляд на холм. Она не могла больше выносить муки ожидания и бросилась на гребень холма. Если ее любимый погиб, она хочет быть рядом с ним.

Другие женщины последовали за ней. Без слов. Они просто стояли на холме и смотрели.

И гордились своими мужчинами.

Вторая стрела Томаса уже летела, когда первая достигла пика высоты и начала падать. Потянувшись за третьей, он понял, что вторую выпустил в панике. Поэтому помедлил и посмотрел на облачное небо, густо испещренное мелькающими черными стрелами, летевшими плотнее, чем скворцы, и несущими смерть безжалостней, чем ястребы. Не увидев ни одной арбалетной стрелы, он положил на левую кисть третью стрелу и выбрал в генуэзском строю новую цель. Раздался странный звук, и Томас увидел, как град генуэзских стрел поразил дерн вокруг ям для коней.

А через мгновение первая английская стрела попала в цель. Десятки арбалетчиков отпрянули назад, включая выбранного Томасом на третий выстрел, и он, сменив цель, оттянул тетиву до уха и отпустил.

— Недолет! — злорадно закричал граф Нортгемптонский.

Несколько лучников выругались, подумав, что он имеет в виду их стрелы. Нет, это генуэзские арбалеты ослабели от дождя, и ни одна их стрела не долетела до англичан, которые радостно завопили и пробежали несколько шагов вниз по склону.

— Бей их! — закричал Уилл Скит.

И они стали бить. Огромные луки натягивались снова и снова, и оперенные белым стрелы с шумом летели вниз по склону, пробивая кольчуги и ткань и превратив подножие холма в долину смерти. Раненые арбалетчики захромали прочь, некоторые поползли, а уцелевшие попятились, не перезаряжая свое оружие.

— Хорошенько цельтесь! — кричал граф.

— Не тратьте стрелы попусту! — напоминал Уилл Скит.

Томас снова выстрелил, вытащил из мешка новую стрелу и выбрал новую цель. Его предыдущая стрела устремилась вниз и поразила врага в бедро. Трава у линии генуэзцев была утыкана не попавшими в цель стрелами, но многие попали.

Генуэзский строй поредел, и значительно, и теперь стало тихо, если не считать криков и стонов раненых. Лучники снова продвинулись вперед, к самому краю ям, и вниз по склону полетел новый шквал стрел.

И арбалетчики побежали.

Только что они представляли собой неровную линию, все еще многочисленную, где стрелки укрывались за телами павших товарищей, и вдруг превратились в бегущую толпу, спешащую спастись от разящих стрел.

— Прекратить стрельбу! — проревел Уилл Скит. — Прекратить!

— Стоять! — крикнул Джон Армстронг, чьи стрелки располагались слева от отряда Уилла Скита.

— Хорошо справились! — похвалил граф Нортгемптонский.

— Назад, ребята, назад! — сдерживал лучников Уилл Скит. — Сэм! Дэвид! Идите, подберите сколько-нибудь стрел, быстро. — Он указал вниз по склону, где среди умирающих и уже мертвых генуэзцев в дерне торчали стрелы с белым оперением. — Поспешите, парни. Джон! Питер! Помогите им. Давайте!

Стрелки бросились вырывать из травы стрелы. Оставшиеся на месте издали предостерегающий крик.

— Назад! Назад! — закричал Уилл Скит.

Приближались всадники.

Мессир Гийом д'Эвек возглавлял конрой из двенадцати человек на дальнем левом краю второй линии французской конницы. Впереди него построилась масса всадников первого эшелона, слева виднелось пешее ополчение. Вооруженные крестьяне сидели на траве, а за ними по лугам близ леса извивалась небольшая речка. Справа был лишь плотный строй всадников, дожидавшихся, когда арбалетчики ослабят вражескую линию.

Английский строй казался жалким по своей численности, поскольку латники были пешие и занимали меньше места, чем конные рыцари, и все же мессир Гийом неохотно признал, что английский король хорошо выбрал позицию. Французские рыцари не могли атаковать ни с какого фланга, поскольку оба прикрывала деревня. Они не могли обойти англичан справа, так как почва у реки была вязкая, а обход Эдуарда слева сулил долгий путь вокруг Вадикура. Когда французские силы снова покажутся на глаза англичанам, лучники наверняка перегруппируются и встретят их, потерявших ровность строя после долгого обхода. Похоже, что быструю победу может принести только лобовая атака, а такая атака означала, что им нужно скакать прямо на вражеские стрелы.

— Опустить головы, поднять щиты и держаться плотнее, — скомандовал мессир Гийом своим солдатам и с лязгом опустил забрало. Потом, поняв, что атака еще на какое-то время задержится, снова поднял его.