Столетняя война (ЛП)

Владыки Франции верхом направились на гребень холма, где их ждали всадники в доспехах. К наступлению ночи их мечи станут мокрыми от крови, пленникам будет тесно, а Англия будет сломлена навсегда.

Потому что впереди развевается орифламма.

— Чертовы ублюдки! — потрясенно воскликнул Уилл Скит, вставая на ноги. — Они пошли вперед!

Его удивление было оправданно, поскольку день уже клонился к вечеру, был час, когда работники собираются с полей домой.

Лучники встали и посмотрели вперед. Враг еще не наступал, но по долине растянулись арбалетчики, а на склоне над ними французские рыцари и латники брали в руки копья.

Томас подумал, что это ложная атака. Через три-четыре часа стемнеет, но, возможно, французы были уверены, что быстро справятся с делом. Арбалетчики наконец двинулись вперед. Томас снял шлем, чтобы достать тетиву, накинул петлю на рог и согнул цевье, чтобы закрепить другой конец на зарубке. С третьей попытки ему удалось на ощупь натянуть тетиву на оружие. «Боже милостивый, — подумал он, — да они действительно идут! Успокойся, — сказал он себе, — успокойся». Но он продолжал нервничать, как в тот раз, когда стоял на склоне над Хуктоном и впервые решился убить человека. Томас распустил шнурок на мешке со стрелами.

С французской стороны долины донесся барабанный бой и громкий крик воодушевления. Этой радости не нашлось объяснения; латники не двигались, а арбалетчики были еще далеко. С мельницы, где находился король с резервом, на барабанный бой чистым красивым звуком откликнулись английские трубы. Лучники на холме разминались и топали ногами. Четыре тысячи английских луков были натянуты и приведены в готовность, но на них надвигалось в полтора раза больше арбалетчиков. А за шестью тысячами генуэзцев были тысячи закованных в доспехи всадников.

— Без щитов! — крикнул Уилл Скит. — И их тетивы, должно быть, отсырели.

— Их стрелы не долетят до нас.

Сбоку от Томаса снова появился отец Хобб.

Томас кивнул, во рту у него пересохло, и он ничего не сказал. Арбалет в хороших руках — а не было рук более умелых, чем у генуэзцев, — стрелял дальше, чем обычный лук. Если тетива его была сухой. Дальность стрельбы не являлась большим преимуществом, поскольку требовалось много времени на новое натяжение. Лучник пользовался этим, выпуская шесть-семь стрел, пока арбалетчик заряжал вторую. Однако, даже понимая все это, Томас нервничал. Врагов казалось так много, а французские барабаны — огромные котлы с натянутой на них толстой шкурой — громыхали в долине, как стук сердца самого дьявола. Вражеские всадники двинулись вперед, им не терпелось погнать своих коней на английский строй. Английские латники зашевелились, сплачивая ряды в одну сплошную массу щитов и стали. Гремели и звенели доспехи.

— С нами Бог! — крикнул священник.

— Не тратьте стрелы зря, — предостерег Уилл Скит. — Цельтесь наверняка, ребята, наверняка. Их надолго не хватит. — Он повторил свое наставление, пройдя вдоль строя. — Том, у тебя такой вид, будто ты увидел призрака.

— Десять тысяч призраков, — ответил тот.

— Ублюдков больше десяти тысяч, — сказал Уилл Скит и оглянулся на холм. — Всадников, может быть, тысяч двенадцать. — Он осклабился. — Значит, парень, нужно двенадцать тысяч стрел.

У французов было шесть тысяч арбалетчиков и вдвое больше конных латников, в подкрепление которым на обоих флангах французского войска появилось пешее ополчение. Томас сомневался, что ополченцы сыграют роль в сражении. Если только оно, конечно, не превратится в беспорядочное бегство. Он понимал, что арбалетчики, вероятно, отойдут назад, поскольку шли без щитов, а их тетивы отсырели. Но чтобы отогнать генуэзцев, потребуются стрелы, много стрел, и, значит, меньше останется на всадников, чьи поднятые вверх раскрашенные копья частоколом вздымались на вершине холма.

— Нам понадобится больше стрел, — сказал он Скиту.

— Обойдешься теми, что есть, — ответил тот. — Мы победим. Не желай того, чего все равно не получишь.

Арбалетчики замешкались у подножия холма и, выстроившись в цепь, вложили стрелы в пазы. Прежде чем выпустить первую стрелу, Томас суеверно поцеловал ее наконечник, представлявший собой клин из чуть заржавевшей стали с двумя крутыми зазубринами. Он положил стрелу на левую кисть и пристроил выемку на тупом конце к середине тетивы, защищенной от истирания пеньковой оплеткой. Потом натянул лук и ощутил успокоение от сопротивления тиса. Стрела лежала с внутренней стороны цевья, слева от сжимавшей его руки. Он ослабил натяжение, прижал стрелу левым большим пальцем и согнул пальцы правой руки.

От неожиданного звука трубы Томас подскочил. Теперь все французские барабанщики и трубачи взялись за дело, создав полную какофонию, и генуэзцы снова двинулись вперед. Они поднимались по английскому склону, их лица казались пятнами в обрамлении серых шлемов. Французские всадники спускались с холма, но медленно, словно смакуя приказ к атаке.

— С нами Бог! — крикнул отец Хобб.

Он стоял в позе лучника, вытянув левую руку вперед, и Томас увидел, что его ноги босы.

— Что случилось с вашими сапогами, святой отец?

— Одному бедному мальчику они были нужны больше, чем мне. А я добуду себе пару французских.

Томас пригладил оперение на первой стреле.

— Погодите! — крикнул Уилл Скит. — Погодите!

Из английского строя выбежал пес, и его владелец звал его обратно, а через мгновение уже все лучники выкрикивали собачье имя:

— Кусака! Кусака! Сюда, негодяй! Кусака!

— Тихо! — проревел Уилл Скит, а пес в полном замешательстве убежал в сторону неприятеля.

Справа от Томаса, за строем, пушкари с дымящимися фитилями присели у телег. Лучники поднялись на повозки, слегка натянув луки. Графу Нортгемптонскому пришлось подойти и встать среди стрелков.

— Вам не следует быть здесь, милорд, — сказал Уилл Скит.

— Едва король произвел его в рыцари, он сразу возомнил, что может мне приказывать! — проворчал граф.

Стрелки усмехнулись.

— Не убивай всех латников, Уилл, — продолжал граф. — Оставь несколько для наших неуклюжих мечей.

— У вас еще будет возможность повоевать, — мрачно проговорил Уилл Скит. — Погодите! — снова крикнул он лучникам. — Погодите!

Генуэзцы наступали с воинственным криком, хотя их голоса почти заглушал громкий барабанный бой и неистовые звуки трубы. Кусака несся назад к англичанам, и, когда пес наконец укрылся за строем, раздались веселые возгласы.

— Не тратьте понапрасну чертовы стрелы, — напоминал Уилл Скит. — Цельтесь хорошенько, как вас учила мама.

Генуэзцы подошли на расстояние выстрела, но ни одной стрелы пока не вылетело. Арбалетчики в красно-зеленых камзолах все приближались, чуть пригнувшись на подъеме. Они шли не прямо на англичан, а немного под углом, и это означало, что правый фланг английского строя, где стоял Томас, попадет под удар первым. К тому же в этом месте склон был самым пологим, и Томас с замиранием сердца понял, что, похоже, окажется в гуще сражения. Тут генуэзцы остановились, выровняли линию и издали боевой клич.

— Слишком рано, — пробормотал граф.

Арбалетчики встали в позицию для стрельбы. Они направили арбалеты вверх, намереваясь обрушить на английский строй смертоносный дождь.

— Натянуть! — скомандовал Скит, и у Томаса заколотилось сердце, когда он оттянул до правого уха шероховатую тетиву.

Он выбрал человека во вражеском строю, расположил конец стрелы прямо между ним и своим правым глазом, отвел лук чуть вправо, чтобы компенсировать отклонение, потом поднял левую руку и вновь отодвинул его, учитывая направление ветра. Ему не приходилось думать о прицеливании, все делалось инстинктивно, и все же он нервничал, и на правой ноге подрагивала мышца. Из английского строя не доносилось ни звука, а арбалетчики кричали, и барабанный бой оглушал. Генуэзцы напоминали красно-зеленые статуи.

— Стреляйте, ублюдки, — пробормотал кто-то, и генуэзцы повиновались.