Страница 5 из 21
— Ау! Есть тут кто-нибудь? — испуганно крикнула Настя, но на зов никто не отозвался.
Услышав за спиной шорох, девочка обернулась и увидела ворону. Птица сидела на суку и чистила черные, блестящие перья. Заметив девочку, ворона оторвалась от своего занятия и насмешливо произнесла:
— Добро пожаловать в Сбоку Припёку! Что, кар, кормиться прибыла?
После того как Настя пообщалась с говорящей Калошей, она не удивилась, что ворона разговаривает, однако беседовать с птицей было непривычно.
— Как это кормиться? — спросила Настя.
— Известно как, до отвала.
— Тут же ничего нет, — развела руками Настя.
— Это как посмотреть, — прокаркала ворона, и её глаза озорно заблестели.
Настя направилась к теремку в надежде, что там её ждёт угощение, но не прошла и пары шагов, как увидела нечто настолько удивительное, что невольно остановилась с открытым ртом. Избушка была построена не из брёвен и не из камня, а из тульских пряников. Настя решила, что это ей мерещится, и протёрла глаза, но сказочный домик стоял, как прежде. Вокруг него витал сладкий аромат мёда и ванили.
Девочка подошла поближе и заметила, что все пряники разные. Фундамент избушки был сложен из шоколадных пряников, а стены — из медовых и земляничных. Вместо цемента их скреплял слой варенья. Стёклышки на окнах были сделаны из разноцветных леденцов, а крышу покрывала черепица из карамели. Конек украшал огромный чупа-чупс.
При виде такой красоты у Насти слюнки потекли. Одну минуту она боролась с искушением попробовать это чудо архитектуры на вкус, но не решалась. Где-то она слышала историю про то, как дети нашли пряничную избушку и хорошим это не кончилось. Вторую минуту лакомка прикидывала, стоит ли рискнуть, а на третью сдалась. Не умирать же с голоду, когда рядом такая вкуснота! Девочка подошла к крылечку, осторожно откусила кусок перил, и её щекастое лицо расплылось в счастливой улыбке.
Пряник оказался свежим, ароматным, с яблочной начинкой. Он так и таял во рту, будто его только что испекли. Быстро проглотив первый кусок, Настя хотела всерьёз приняться за перила, но передумала. Для начала нужно было попробовать всего по кусочку. Позабыв про опасения, Настя взялась за дело: тут откусит, там полижет, тут погрызёт. Вроде уж наелась до отвала, а остановиться не может. Пряники-то разные, с каждого хочется пробу снять. Передохнёт чуть-чуть и опять жевать.
Долго ли, коротко ли (Настя времени счёт потеряла), но чувствует — наелась. Глазами бы ещё ела, а нутро не принимает. Отяжелела. Опустилась на траву, отдувается, как после тяжёлой работы. И вдруг видит: по небу ступа летит, а в ней старушенция залихватски загребает метлой, точно веслом.
— Никак человеческим духом пахнет! — на лету крикнула бабка. — Что за гости у меня объявились, нежданные, незваные и вовсе нежеланные?
Испугалась Настя. Шутка сказать, живая Баба-яга! На лопату посадит, в печь засунет — и не увидят больше папа с мамой любимую дочку. Хотела девочка убежать и в лесу спрятаться, да не тут-то было. Так наелась, что подняться не может. Живот к земле тянет.
Встала Настя на карачки и поползла. Только и старушка не лыком шита. Заметила она нежданную гостью и приземлилась прямо перед ней. Настя охнула и попятилась назад, но старуха резво перекрыла ей путь к отступлению, ткнула в неё метлой и сердито произнесла:
— Отвечай, не скрывая! Ты кто такая?
— Настя, — чуть слышно прошептала девочка.
— Так, так. Значит, Настя. Позарилась на сласти? Почто обижаешь старушку? Зачем объедаешь избушку? — стихами заговорила хозяйка домишка.
— Вы меня съедите? — вместо ответа упавшим голосом пролепетала Настя.
— Тьфу на тебя. Я ж не ты, чтоб есть всё подряд. Я меру в еде знаю, потому и дожила до таких лет, и хворь меня не берёт.
— А в сказках говорят, что Баба-яга детей ест.
— Чего не знаю, того не знаю. С ягой не встречалась. Да в ваших сказках и соврут — не дорого возьмут.
— А вы разве не Баба-яга?
— Нет, я Стряпуха Набей Брюхо.
— А я думала, на ступе только Баба-яга летает, — сказала Настя.
— А остальные, по-твоему, должны по лесу на «мерседесе» ездить? По нашему бездорожью ступа — самый что ни на есть удобный транспорт. Однако ты мне зубы не заговаривай. Явилась, подкрепилась, а теперь улизнуть хочешь? Не выйдет! Давай убытки подсчитывать. В крыше дыру проела. Окно насквозь пролизала. Угол откусила. Перила обгрызла. Батюшки светы, да у меня теперь не дом, а огрызок! — всплеснула руками старушка.
— Простите меня. Я больше не буду, — взмолилась Настя.
— Нет уж, голубушка, не отвертишься. Умела набезобразничать, умей и ответ держать. Ты посмотри на себя, распустёха! По говору девчонка, а фигура поросёнка. Талии нету. Живот — как бурдюк. Ничего, посидишь у меня взаперти, глядишь, похудеешь. Ну-ка заходи в избушку.
У Насти от страха свело живот. Стала она в избушку протискиваться. Дверца узковата, а ослушаться не осмеливается. Попыхтела, попыхтела и пролезла. А Стряпуха Набей Брюхо снаружи осталась.
— Голодом морить будете? — сквозь слёзы спросила Настя.
— Насильно голодом морить — пользы мало. Каждый человек должен сам свою меру найти, — сказала старушка. — Вот тебе мой сказ. Сидеть тебе взаперти, пока не проешь такую дыру, чтобы наружу выбраться. Пройдёшь испытание — отпущу тебя домой. А нет — пеняй на себя.
С этими словами Стряпуха захлопнула дверь и была такова.
Настя хмуро огляделась и тотчас воспрянула духом. Избушка была прямо клад. Снаружи вкусна, а внутри и вовсе всякой снеди полно. Вместо люстры с потолка свешивался окорок, увитый гирляндой сосисок. В углу возвышалась кровать с подушками из нежного зефира. Вместо пуфика лежала огромная головка сыра. А сами стены от пола до потолка походили на многослойный бутерброд.
— Вот так испытание! Да тут можно хоть год сидеть! — рассмеялась Настя.
Окончательно успокоившись, она прикинула, с чего бы начать. От переживаний у неё всегда прорезался зверский аппетит, и она почувствовала, что не прочь подкрепиться. К тому же, как ни любила она поесть, но ей не хотелось всю жизнь сидеть взаперти. Пленница принялась проедать выход на свободу и тут обнаружила, что сколько бы она ни ела, всегда находилось место ещё для одного кусочка.
«Вот глупая старуха. Разве это наказание? Да я отсюда в два счёта выберусь», — усмехалась Настя, набивая рот.
Когда работа по душе, то и дело спорится. Скоро в стене зияла дыра, в которую можно было просунуть кулак. Настя приникла к ней глазом и увидела знакомую ворону.
— Сидишь, обжора? — насмешливо сказала та.
— А ты, облезлая, ещё обзываешься?! — возмутилась Настя.
— Почему это облезлая? Я чёрная и даже блестящая, — охорашиваясь, проговорила ворона. — А тебя, обжору, заперли.
Ну и что? Мне же лучше. А тебе завидно.
— Ну-ну, грызи дальше, кар, кормись, — прокаркала ворона.
— И погрызу.
Настя скорчила гримасу и вновь принялась за работу, но на этот раз без прежнего аппетита. Ей наскучило жевать. Она думала не о еде, а о том, что родители, наверное, уже ищут её по всему парку. И о том, как скучно сидеть одной, когда другие дети играют на площадке. Больше всего на свете ей хотелось вернуться и играть вместе со всеми. Но вместо этого она ела, и ела, и ела, и казалось, этому нет конца.
Дыра в стене увеличивалась слишком медленно. Настя всё чаще прерывала трапезу, чтобы проверить, не сумеет ли она протиснуться наружу, но, увы, каждый раз лаз оказывался слишком тесным. Настя сопела, и пыхтела, и втягивала живот: всё напрасно! Она снова принималась за еду и опять терпела неудачу.
Настя отчаялась и решила во что бы то ни стало выбраться из ненавистной избушки. Она просунула в дыру голову, потом плечи, рванулась вперёд и застряла, как пробка в бутылке.
— Ну что, торчишь, обжирайло? — проговорила нахальная ворона, которая всё это время следила за попытками Насти выбраться. — Зря трепыхаешься. Теперь тебе не выбраться. Застряла бесповоротно.