Судьбы

Вера вошла в приемный покой. Со вчерашнего дня она решила начать новую жизнь — с чистого листа. С чистого листа это, конечно, очень громко сказано. Муж остался прежним, дети тоже, даже место жительства не изменилось.

Что поменялось? Стрижка и цвет волос. Вот такие кардинальные изменения. А еще Данька был сдан на попечение соседки тети Сони. Он ее знал, доверял и остался у нее без всяких разговоров и слез, сказав ей только, что пора идти гулять и взять ведерко и совочек. Он говорил уже достаточно хорошо. Можно даже сказать, изъяснялся почти свободно в свои неполные два года. Немного коверкал слова, не выговаривал часть букв. Но тараторил без умолку, все что-то рассказывал, иногда отвечал сам себе, но говорил и говорил.

Настя еще не пришла из школы. Ей были выданы свои ключи от квартиры и сказано, что она почти взрослая и самостоятельная. К матери она не ездила и звонила ей по телефону очень редко. Скорее, та ей звонила. Прошло долгих три месяца, пока Вера пришла в себя и смогла подумать о том, что жизнь не кончилась. На работу она выходила через две недели. А пока еще тепло и время есть, решила пройти то обследование, на котором настаивал муж.

Вот к нему на работу она и пришла. Он дежурил, и рассчитав время сдачи смены, она появилась в приемном. За столом сидели двое, по всей видимости, сестра и санитарка. Санитарка пожилая, но явно шустрая и языкатая, а сестра как сестра.

— Вы к кому? — не здороваясь спросила санитарка.

— К Романову. Мы договаривались.

— Посидите, он на планерке. С полчаса подождать придется.

Вера села на кушетку недалеко от поста. А те за столом заговорили про Романова.

— Баба Катя, а правду говорят, что Александр Александрович на сифилитичке женился?

— Правду. Мне моя предшественница рассказывала. Она поступила с криминальным абортом и сифилисом, а он увидел, влюбился и женился.

— Во дурак! А мне он нравился… Такой мужчина интересный, и руки золотые. Я перед ним и так, и эдак, а он никакого внимания. Это потому, что после сифилиса нельзя, да?

— Ты что? У нее был сифилис, а не у него. Он вылечил ее сначала, потом женился. Мальчишка на фото у него под стеклом. Видела?

— Видела. Такой мужчина, а влип-то как.

Вера встала и вышла на улицу, смеяться в голос при них не хотелось. Порадовалась, что тушь на ресницах не течет от слез, потому что смех без слез не бывает. Решила, что все расскажет мужу. Приняла серьезный вид и вернулась в приемный. А там все та же компания продолжала мыть кости ее Саше.

— А про его роман с Таней знаешь? — говорила баба Катя, с заговорщицким видом.

— Все-таки роман? Я думала так, болтают просто.

— Не просто. Дыма без огня, моя милая, не бывает. Сама слышала, как он старшую сестру просил ставить дежурства им вместе.

— Вот гадина, прибрала мужика! — сестричка зло хлопнула ладошкой по столу.

— Мух бьем? — спросил Саша, приближаясь к ним и улыбаясь, и подмигивая Вере.

— Да я так, Александр Александрович, — сестричка залилась краской.

Он прошел мимо, не обратив на них никакого внимания.

— Вераш, давно ждешь? — спросил и поцеловал жену в губы.

— Нет, Саша, но тут было удивительно интересно.

Он просто махнул рукой.

— Пойдем, я просил меня не трогать часа два, так что мы все успеем.

Когда они проходили мимо поста, он остановился и произнес:

— Познакомьтесь, моя жена Вера Юрьевна — врач дерматовенеролог. Баба Катя запомните. И за сплетни получите выговор, премии лишитесь, ясно?

— Ты в курсе?

— Конечно. Вераш, и про сифилис, и про роман с сестрой Татьяной. Сейчас Татьяна у тебя кровь возьмет на что только можно. Потому что с твоими тонкими и скользкими венами только она и справится. В этом весь роман. С ней работать удобно. Единственная толковая сестра, которая не попой крутит, а пашет. Ты поверила в то, что у меня роман?

— Нет, не поверила. При твоем графике работы у тебя романов скоро вообще не будет. Только фамилия останется.

Он рассмеялся.

А потом действительно протащил ее по всем диагностическим кабинетам. И УЗИ, и кардиограммы, и МРТ, и хирурги, и нефрологи, и невропатологи, кого только они не посетили. Через два часа непрерывного хождения из кабинета в кабинет Вера просто взвыла.

— Саша, я больше не могу.

— Один врач остался.

— Кто? Все специалисты кончились.

— Гинеколог. Ты забыла, что ты женщина.

— Ты сомневаешься, что я здорова?

— Нет, но рубец на матке посмотреть надо.

К приходу мужа с работы Вера с Настей налепили пельменей. Но он есть не стал. Лег и уснул, и проспал до самого утра. Вере кое-как удалось не пускать в комнату сына, чтобы не разбудил. Утром она сварила ему кофе и поджарила яичницу.

— Саша, давай решим вопиющий вопрос в нашей семье.

— Что у нас вопит?

— Твоя работа. Ты даже не ешь, вон штаны падают, похудел как.

— Что ты предлагаешь?

— Я выхожу на работу, а ты ищешь место поспокойнее.

— Роддом или женская консультация? В консультацию я не пойду, я писать не умею.

— Безграмотный?

— Не то слово. Вераш, серьезно, не мое это.

— А роддом ничем не лучше гинекологии… — Вера только пожала плечами.

— Ага, только сроки другие.

— То есть просить тебя меньше работать бесполезно? — она все равно пыталась настоять на своем.

— Я постараюсь. Мы вчера составили план твоего лечения, сегодня все куплю.

— Саша, может, на кафедру? Давай прозондируем почву.

— Вера, вчера сняли твою директрису. Ей дали почетного директора института и проводили на пенсию. Ты была ее человеком. К чему ты придешь — неизвестно. Заведующая тебя терпеть не может, как женщина женщину. Защититься она тебе не даст. Новый шеф — темная лошадка. Но представляешь, кто он, если он скинул Зуру. У тебя на работе все сложно. Я говорю, как есть, так что работать я пока буду в том же графике. Нам нужно есть, пить и одеваться. Детей учить надо. Нужны деньги. Вопросы есть?

— Нет. Я выхожу на работу.

— Хорошо, ты выходишь на работу. А дальше — по обстоятельствам.

Она действительно вышла на работу через неделю. Первым делом пришлось знакомиться с новым директором. Нет, он не понравился. Обыкновенный профессор. Не было у него ни шарма, ни манер, ни представительности.

Заведующая тоже встретила ее не самым радушным образом. Женские палаты ей вести не дали. Оставили только мужские.

Единственный, кто был ей рад, так это Олег Михайлович. Миша, как выяснилось, тоже собирался увольняться: ему предложили место заведующего отделом в представительстве ООН в отделе по борьбе со СПИДом.

Олег выложил все. Все стоящие сотрудники бежали как крысы с тонущего корабля. Еще была введена хитроумная система поборов с врачей новой администрацией. Если ты имел свою клиентуру, то должен был платить триста баксов в месяц. Ну и заведующей соответственно баксов сто. Итого — четыреста долларов в месяц нужно отдать. Это вдвое больше оклада.

Вера расстроилась. За два года, с тех пор как родился Данька, клиентура сошла к нулю. Во-первых, негде принимать больных, во-вторых, тащить всю грязь в дом, где живут двое детей, — это абсурд.

Во так она поняла, что жить придется на одну зарплату. Это не радовало. Категории у нее нет, она научный сотрудник. А работникам науки категория не полагалась.

На работу вышла, только доход минимальный. Никакой от нее помощи. Еще сняли все надбавки. И за вредность, и за работу с инфекционными заболеваниями, и за категорию института. То есть наличными выходило как у начинающего врача.

Саша только руками развел. Подработку искать запретил, в доме должна быть хозяйка. И продолжал работать как работал.

====== Решение проблем ======

— Верочка, что-то мы творим с тобой не то, — Саша пил чай на кухне, дети спали. Поговорить по душам можно было только ночью, не при детях же. Но Саша с Верой так уставали, что засыпали, как только Данька закрывал глаза.

— Что не то?

— С работой не то. У тебя плохо так, что до зубной боли. У меня тоже, готов из операционной не выходить, лишь бы никого не видеть. Копим негатив на работе, несем домой, а дома щадим друг друга и молчим. А в результате ты молчишь о своем одна, и тебе плохо от этого, а я молчу о своем тоже один, и мне плохо. Мы же вместе, а поговорить не с кем.