Судьбы

— Давай дома.

— Потому что вся больница гудит, что ты ее бросаешь, и слухи распускает некая Лида, — без предисловий выдала Лена. — Медсестра новая в оперблоке, а ей сказала твоя мать. Так наши медсестры рассказывают, вот прямо здесь при твоей жене, и про Лиду, и про развод, и про все. Думаешь, ей такое слышать в кайф?

— Пошли, Вера.

— Куда?

— К Лиде, пресечем этот бред на корню.

— Нет, Саша, давай ты сам с бредом разбирайся. Я не хочу ее видеть.

— И я не хочу. Есть еще вариант, уйду в другое место. Да хоть в роддом. Хоть в другую больницу, что я, работу не найду. А ты не верь всему, что говорят. Злые языки заткнуть трудно.

— Врут? — спросила Вера.

— Врут, я с тобой до конца.

— А если я так и не рожу?

— Значит, усыновим, или ЭКО, или… Ну, придумаем что-нибудь. Мы ж с тобой живые, а значит можем строить планы. Можем все, пока живы. Главное, что живы.

Он пошел на обход, а Лена в приемный и в операционную, не возвращаясь в отделение. А Вера ждала, только уже со спокойным сердцем. Пока живы и вместе, они могут все, ну абсолютно все.

====== Обман ======

— Саш, мне больную надо на проходимость труб проверить. Направление дашь?

— Что за больная?

— С неспецифическим воспалением, у нас и она, и муж лечится.

— У вас? Или у тебя?

— У меня с бесплодием, сперматозоиды ожили, бегают, а она не беременеет.

— Дам, направление сама напишешь, сейчас бланк с подписью и печатью дам.

Он полез в свои бумаги, достал бланк, расписался и поставил печать.

— Дай два бланка на всякий случай.

— Зачем?

— Вдруг испорчу.

Этот разговор происходил пару дней назад, а сегодня она отпросилась с работы и поехала в пятую поликлинику к Жакуповой. Ее больная там уже побывала, а второй бланк остался. И Вера решила, что это просто знак свыше. Наконец она сможет пройти эту дурацкую процедуру и узнать, есть ли у нее шанс родить.

В кабинете заведующей рентген-отделением ее встретила достаточно дородная дама с ярким маникюром.

— Значит, Вас на метросальпингографию отправил Романов?

— Да, Романов.

— Но направление написано не его почерком.

— А подпись его? Вы же видите, что его. Медсестра направление писала, понимаете, медсестра.

— Хорошо. Завтра Вас устроит?

— Да.

— Две пеленки с собой.

— Хорошо. Скажите, мне на весь день отпрашиваться с работы, или я смогу вернуться к своим обязанностям?

— По состоянию. А работаете где?

— Не тяжелая у меня работа, скорее умственная.

Затем пришлось повторять свой анамнез, что первичное бесплодие у нее четыре года. Что обследовалась, что лечилась. У кого лечилась? Да у Романова, все три последние года. Муж? А муж в порядке, и нормально у него все, и спермограмму сдавал, но вот все никак.

Дальше заведующая диагностическим отделением хвалила Романова, говорила, что все-все женщины у него беременеют только так. Врач вообще от Бога. И что он с ними делает, что все беременеют, она и не догадывается. Только вот у него самого детей нет. Жена говорят… Дальше она скорчила физиономию, и заявила, что жена не очень хочет, видимо. Дальше Вера выслушала, как ей повезло, что она попала именно к Сан Санычу. Что его ценить надо. Затем перенесла процедуру Вере с утра на два часа дня, чтобы она еще поработать могла.

С тем Вера и вернулась на работу.

— Олег Михайлович, я уйду завтра в час. Прикроешь?

— Прикрою, конечно. Ты хоть с мужем идешь?

— Нет, он и не знает ничего, и не догадывается, я просто направление попросила пустое с подписью, якобы для своей больной. Наши направления они не принимают, типа у нас женщины больные, а из гинекологии же только здоровые приходят, с непроходимостью.

Олег ржал.

— Понимаешь, Верочка, мы какие?

— Мы прокаженные. Нам и частной практикой заниматься нельзя по закону. Вот мой муж может в частном кабинете гонорею лечить, а я не могу. И где справедливость?

— Ты все еще справедливость ищешь? Вераш, зато твой муж понятия не имеет, сколько стоит твое белье и твои туфли. А я знаю, потому что сам на эти вещи для своей жены зарабатываю. И пусть не в частном кабинете, а где придется, но зарабатываю не меньше твоего муженька. И ты на свои прихоти зарабатываешь, хотя особо и не стараешься.

— Зато мне та в диагностическом заявила, что у моего мужа все женщины беременеют, вот каким образом – она понять не может. Ну, все прям, как одна.

Олег сидеть в своем кресле не мог от смеха.

— А ты поинтересуйся, Верочка. Ой, вот насмешила. И правда, что он с ними делает?! Вот все, как одна…

Они долго еще веселились, обсасывая эту тему.

На следующий день Вера была в диагностическом.

Ввели ей контрастное вещество, сделали серию снимков, и врач-рентгенолог спросил, кто ее ждет.

Никто ее, конечно, не ждал, да и понятия не имел, где она находится. Потом посоветовал взять такси и не ехать общественным транспортом.

Вот этим советом Вера воспользовалась.

Боль появилась еще в кабинете, но с каждым шагом она усиливалась. Такси она останавливала пару раз, потому что ее тошнило.

Как она добралась до дома, Вера не помнила. Дома первым делом набрала номер отделения мужа. Он был на операции.

Терпеть она не могла, а тут еще пес просился на улицу, она просто открыла дверь в подъезд и выпустила собаку.

Лежать, стоять, ходить, жить было просто невыносимо. Живот был одной сплошной раной, так ей казалось. Она влезла в ванну с очень горячей водой и просто выла от боли. Выпитый анальгин с но-шпой не действовал. И она выла.

Дверь ванны отворилась, и в проеме показалась собачья морда. Уши пса были приподняты, и вообще он выражал всем своим видом само беспокойство. Он внимательно посмотрел на хозяйку испуганными собачьими глазами и исчез.

Но скоро появился пес с костью в зубах. Вот кость он заботливо вручил Вере.

Несмотря на дикую боль, Вера смогла оценить неповторимое внимание и собачью щедрость, и оттого совсем разревелась. Пес лег у ванны и все время поглядывал на хозяйку.

Сколько Вера просидела в воде, она не знает, но боль чуть стихла, хотя не прошла, зато жутко захотелось спать. Она вылезла, укуталась в махровый халат и завалилась в постель, а пес переехал теперь к кровати и принес еще пару костей, положив их около Веры.

Она уснула.

Когда открыла глаза, рядом с ней сидел муж. А за окном стояла темень.

— Саш, прости, я не приготовила ничего.

— Трубы проходимы, вообще даже сужений никаких нет. Зачем?

— Я…

— Зачем?! Они позвонили мне сразу, как получили снимки. Я узнал, как только вышел из операционной. Я говорил, что не надо этого делать. Вера! Я не понимаю. Ты мне не веришь?

— Верю. Не начинай!

— Я зол. Сильно зол. Ладно, пойду яичницу сделаю. Ты, как я понимаю, есть не собираешься, тебя мальчик накормил. Все кости свои тебе отдал и у ног лежит. Входная дверь настежь. Заходи, делай, что хочешь… Вера, ну почему? Почему ты такая?

Она повернулась на другой бок и снова ощутила боль. Слезы опять душили. Не любит он ее. Больше не любит.

Он возился на кухне и гремел посудой, а она всхлипывала в подушку. Теперь вся затея казалась ей не такой уже и умной. Результат хороший, это очень даже, а вот ссора с мужем вовсе не к месту. Может, обойдется?! Хотя зная его, точно не обойдется.

Она встала и на полусогнутых выползла на кухню.

— Еще болит? — спросил он с нотками металла в голосе.

— Уже легче. Я чай хлебну и лягу. Прости.

— Я надеюсь, с художественной самодеятельностью покончено?

— Я же хотела как лучше.

— Только получилось, как всегда. Ну что ты за человек?!

Она пожала плечами, отпила немного из чашки и пошла в постель. Он выгулял пса, потом разделся и лег рядом.

— Спишь?

— Нет.

— Я люблю тебя, просто волнуюсь очень. А ты творишь просто невесть что. Знаешь, что я почувствовал, когда Клава сказала, что звонила Жакупова, сообщила о результате Морозовой Веры, которую я якобы направил. Верочка, все, прекращай, у нас все получится. Все будет хорошо.