Rise

*

Я медленно открыл глаза. Туман постепенно рассеялся, и перед моими глазами предстало встревоженное лицо Помфри.

— Слава Мерлину, вы пришли в себя! — выдохнула она и всплеснула в ладоши.

От громкого хлопка сразу же заболела голова. Я поморщился. “Не могли бы вы вести себя потише?” — хотел попросить я, но вслух удалось выдавить из себя только:

— М-м-м, — нечто среднее между ворчанием и стоном. Липкий страх тут же тяжелой гирей лег на грудь — кажется, я не мог говорить.

Вероятно, это как-то отразилось в моих глазах, потому что Помфри поспешила меня успокоить:

— Тише-тише, Драко, не паникуйте. Это от зелий, скоро вы придете в норму. Вы, мистер Малфой, переплюнули самого себя. Неделя без сознания. Неделя! Знаете, какого шуму вы тут натворили? Даже колдомедиков из Святого Мунго пришлось вызывать. Директор МакГонагалл всю неделю не перестает пить валерьянку. Ваши друзья по очереди являются сюда каждые несколько часов, я уже устала их прогонять. А Герм… профессор Грейнджер… Бедняжка ночами дежурила около вас, столько слез пролила. А все почему? — выражение лица Помфри сменилось, его просто перекосило от ярости. Я зажмурился. — Все потому, — перешла она на крик, — что некий умник решил, что следовать предписаниям старой целительницы слишком для него унизительно! Что можно литрами пить обезболивающее зелье, да еще и смешивать его с абсолютно новым, экспериментальным! Глаза откройте, не будьте трусом! — ослушаться этого приказа я не посмел, тут же распахнув глаза. — Я ведь вам говорила, что смешивать мое зелье с обезболивающим категорически нельзя! Чем вы слушали, мистер Малфой? — она сделала паузу, будто бы ожидая от меня ответа, но я по прежнему не мог произнести ни слова. Выждав секунд десять, она махнула на меня рукой и продолжила: — Вы понимаете, что могли погибнуть? Если бы вы отключились не в общей гостиной, а в своей спальне, утром ни я, ни все медики Мунго вас бы уже не вытащили! И ладно, вы себя не жалеете, но вы представляете, что чувствовала ваша мать все эти дни?!

— Ма-ма… — с трудом прохрипел я эти два одинаковых таких родных слога. Неужели они написали маме, и она обо всем узнала? Нет, это было бы ужасно.

— Да, мама… — сердито и безжалостно отрезала Помфри. — Миссис Малфой уже три дня в замке. Не спит, не ест…

Я нахмурился и скривился. Каким же идиотом я был. Снова заставил всех волноваться.

— Вам больно? — встрепенулась медсестра.

— Нет, — пересохшими губами выдавил я. И удивился: боль практически не ощущалась нигде, кроме, пожалуй, головы, но виной этому были крики.

— Ах, значит, стыдно? — Помфри тут же успокоилась и снова перешла в наступление. — Ну так и должно быть. Это должно теперь стать вашим перманентным состоянием хотя бы на ближайший месяц! И то этого будет мало, чтобы искупить вину перед всеми, кто так волновался за вас эти дни!

— Про-сти-те, — я привлек все свои силы, чтобы произнести одно короткое слово.

— Не у меня вам, мальчик, прощения просить, — сказала она, поморщившись. — Ну ладно. На сегодня с вас достаточно. Спите, — она собралась уходить.

— А… — все, что смог я произнести, язык меня совершенно не слушался.

— Молчите, Мерлина ради! Вам надо отдыхать и набираться сил. Мать и всех остальных увидите не раньше, чем завтра. А сейчас я им просто сообщу, что вы очнулись. Спите!

Я послушно закрыл глаза. Что же я натворил?..

Я понятия не имел, какое время суток было, когда я пришел в себя в первый раз. Но когда я проснулся снова, за окном рассветало. Около меня кто-то сидел, и я повернул голову, чтобы выяснить, кто же это был. На стуле около больничной кровати в черной, наглухо застегнутой до самого подбородка мантии сидела мама. Темные круги под ее закрытыми на данный момент глазами свидетельствовали о том, что она была истощена. Они, а еще черный цвет наряда только дополнительно подчеркивали неестественную бледность лица. В руках у мамы был носовой платочек, который она нервно комкала.

— Мама, — тихо произнес я. Разговаривать было, похоже, уже легче.

— Сынок, — отозвалась она, тут же открыв блестящие глаза, полные готовых пролиться слез. — Как ты? — она погладила меня по лицу.

— Нормально, — выдавил я с трудом. — Прости.

— Ну что ты, — сказала она, заплакав. — Главное, что ты жив. Мадам Помфри заверила меня, что кризис уже миновал, ты скоро пойдешь на поправку. Ну почему ты не послушался ее указаний? — с укором в голосе спросила мама.

Мои глаза запекло. Как я мог допустить, чтобы она стала такой несчастной? Думал только о себе. Я шумно вздохнул, пытаясь успокоиться. Не лить же мне слезы.

— Прости, — снова повторил я надломившимся голосом.

Она прижала мою руку к своей щеке и на мгновение прикрыла глаза.

— Я позову мисс Грейнджер. Она тоже места себе не находила.

Мама ушла, а я стиснул зубы. Зачем еще и Гермиону звать? Она точно убьет меня и, кстати, будет абсолютно права…

Долго поразмышлять в одиночестве мне не дали. Мама вернулась, а с ней пришла и Грейнджер. Выглядела она примерно так же, как и мама: с темными кругами и бледным, как мел, лицом.

— Малфой, ты просто… — зашипела Гермиона, но тут же осеклась и взглянула на мою маму. — Простите, миссис Малфой.

— Нет-нет, все в порядке. Я, пожалуй, отойду пока, разговаривайте спокойно.

— Прости, — прошептал я сразу.

— “Прости”? — повторила она за мной. — Да как ты можешь? Ты… ты подставил себя, меня, мадам Помфри, директора МакГонагалл. Ты чуть не умер! Что ты за человек? Зачем ты врал про обезболивающие? Ты самоубийца? А способа полегче нельзя было найти? Идиот! — из ее глаз выступили слезы.

— Прости, — снова сказал я.

— Я думала, мы с мадам Помфри в чем-то ошиблись, думала, что я тебя довела до такого состояния, ты понимаешь? — она громко всхлипнула.

— Прости, — опять пробормотал я. Мне хотелось успокоить ее, стереть с лица эту печать и боль. И эти чертовы слезы…

— Да хватит уже! — закричала она, вставая со стула, который заняла, как только мама оставила нас одних.

— Стой! — я неосознанно потянулся к ней, с трудом привстав, оперся на левый локоть, правую руку вытянув к ней, и чуть согнул правую ногу в колене.

— Малфой, — в удивлении и с испугом в голосе выдохнула Гермиона, плакать она мгновенно прекратила.

До меня дошло, что я сделал, и состояние эйфории лишило меня остатка сил. Я упал обратно на подушку.

— Ты… ты согнул ногу, Малфой! У тебя получилось! — закричала она. — Болит что-то?

— Н-нет, — заикаясь, ответил я — не до конца честно. Я продолжил: — То есть, боль есть… но она несравнима с тем… что было, до того как я… — невозможно было в таком состоянии выдавать длинные осмысленные фразы. Я с трудом по кускам проговаривал предложение. — Сейчас она как… фон. Терпеть можно.

— Оно действует, как надо, — выдохнула она, села обратно на стул и закрыла лицо руками.

— Что здесь за шум? — недовольно спросила появившаяся мадам Помфри. — Та-а-ак, — протянула она, увидев Гермиону. — Мистер Малфой, что вы еще натворили?

— Нога, — только и смог произнести я.

— Ох, — медсестра подошла ближе к кровати.

— Он согнул ногу, — уже более спокойным тоном произнесла Грейнджер, отняв руки от лица.

— Покажите, — приказала мне Помфри.

— Я не знаю как.

— Пошевелите хотя бы пальцем.

Я напрягся и, как уже не меньше тысячи раз раньше, попытался двинуть пальцем ноги, не особо надеясь на результат. Но палец дернулся раз, потом второй, а затем я даже смог пошевелить стопой.

Гермиона зачарованно смотрела на мою ногу, а Помфри улыбнулась и сказала ей:

— Я же говорила вам, милая, что наше с вами зелье сработает. Тем более, раз специалисты из Мунго это подтвердили. Конечно, если бы не их зелья и заклинания, не известно, очухался бы ли мистер Малфой, но вашей вины в его состоянии не было в любом случае. А теперь вы — виновница его успеха. — Грейнджер слабо кивнула, а Помфри обратилась ко мне: — Вот если бы вы послушались меня с самого начала и не стали смешивать зелья, то не оказались бы сейчас здесь, а уже учились бы ходить. А вместо этого всю эту неделю зелье поступало к вам в организм благодаря нашей неустанной совместной работе с колдомедиками из Мунго!