Rise

— Я так долго проспал?.. Ты почему меня раньше не разбудила?

— Хм, а когда ты спишь, ты гораздо добрее… — задумчиво проговорила Гермиона. — Подумай, может, потому и не будила раньше.

Она прошла к столу, где стоял котел с зельем, и включила горелку. Там уже стояли различные флаконы, колбы и коробочки с ингредиентами, а также лежал листок с рецептом.

Я переместился поближе к ней, и сердце забилось быстрее. Что, если что-то пойдет не так, и зелье не получится? Должно быть, мысли отразились на моем лице, потому что Грейнджер спросила:

— Нервничаешь?

— Есть немного, — честно сказал я.

— А я — почти нет, — она улыбнулась и посмотрела на часы.

— Врешь.

Она не ответила. Мы молча наблюдали, как нагревается и становится прозрачной жидкость в котле. Грейнджер время от времени поглядывала на часы и заламывала пальцы. Конечно же, она тоже была на нервах.

По прошествии пятнадцати минут она помешала зелье, а затем взяла со стола горсть невзрачных небольших корешков.

— Ну вот… осталось добавить корни маргариток, и мы поймем, все ли делали правильно до этого момента, — с этими словами Гермиона слегка дрогнувшей рукой бросила в котел один корешок.

Я затаил дыхание. Грейнджер продолжала добавлять корешки в зелье, но с ним ничего не происходило, оно по-прежнему оставалось прозрачным. После седьмого корешка она тоже, казалось, перестала дышать, сжав губы в тонкую линию. Когда она забросила десятый, я сжал пальцы в кулак от досады и уже решил, что наша затея провалилась, но после того, как одиннадцатый корень маргаритки коснулся поверхности зелья, оно стало бледно-розовым. Мы с Гермионой одновременно выдохнули и переглянулись. Но радоваться было рано, ведь нужный нам цвет пока еще не проявился. С каждым следующим корнем жидкость в котле приобретала все большую яркость, но цвет по-прежнему был розовым. И только когда пятнадцатый корешок упал в зелье, оно мгновенно стало ярко-красным.

— Есть, — победно выдохнула Грейнджер. — Теперь снова помешать. Малфой, подай мне флакон с рогом единорога, пожалуйста.

Я открыл его и передал ей, руки мои немного тряслись. Наши пальцы соприкоснулись на миг, и я почувствовал, какие же у нее холодные руки.

Гермиона достала рог из флакона и медленно опустила в зелье. Оно тихонько зашипело и начало искриться, а потом на его поверхности появились разводы всех цветов радуги.

— Теперь, по идее, самое важное, — напряженно сказала Грейнджер, открывая колбу с водой, в которой плавала невзрачная пиявка. — Протяни левую руку, — одновременно она медленно начала мешать зелье.

Я немедленно выполнил ее просьбу. Она на секунду оставила в покое котел и расстегнула манжету моей рубашки, немного закатав рукав, открыв предплечье и выставив напоказ мою уродливую черную метку. Я поморщился, но Гермиона никак не выказала свои эмоции по поводу увиденного. Снова оставив зелье, она достала пиявку длинным тонким пинцетом и посадила ее на мое запястье, туда, где можно было прощупать пульс. Червь тут же всосался в мою руку.

— Обязательно было именно на левую руку ее сажать? — спросил я глухо.

— Ближе к сердцу, так лучше, — отрывисто ответила Грейнджер. — Теперь осторожно сними ее пинцетом и посади на мою руку, на то же место, — она протянула ко мне руку ладонью вверх.

С трудом оторвав пиявку от своей руки, я положил ее на запястье Гермионы. Спустя минуту пиявка была уже в полтора раза толще.

— Думаю, хватит, — сказала Грейнджер, ухватив ее пинцетом. — В принципе, достаточно было и нескольких капель крови, но так надежнее.

Пиявка завертелась, пытаясь вырваться из цепкого захвата, но шансов на спасение у нее не было никаких. Как только Гермиона осторожно опустила ее в котел, зелье перестало искриться и окрасилось в салатовый цвет.

— Грейнджер, оно же должно стать изумрудно-зеленым! — в ужасе воскликнул я.

— Знаю, — глухо отозвалась она, — но ему же еще настаиваться две недели. Думаю, все будет как надо, — она выключила горелку и накрыла котел золотой крышкой. — Все, — она устало опустилась на стул.

У меня закружилась голова, и, судя по бледному лицу Гермионы, ей тоже было не очень хорошо.

— Ты как? — спросил я.

— Терпимо, — отозвалась она. — А ты? Когнициа впускает в кровь особое вещество, от которого могут появиться симптомы, похожие на алкогольное опьянение.

— Тогда понятно, почему у меня кружится голова.

— К утру пройдет, не беспокойся.

— Да мне все равно, — отмахнулся я.

— Что ж, можно вздохнуть с облегчением и на некоторое время расслабиться. Предлагаю остаток ночи посвятить сну. Расходимся, — проговорила Грейнджер и, поднявшись со стула, пошатнулась. — Симптомы сильнее, чем я думала.

— Давай я провожу тебя до твоей комнаты, — предложил я и замер, когда понял, что сказал.

— Не стоит. Я справлюсь. Тебе и самому не помешает помощь сейчас, — отказалась она.

— Грейнджер, ты не подумай… — начал я неуверенно.

— Успокойся, Малфой. Сейчас мы с тобой в равной степени неадекватны. Я не в состоянии думать, так что переживать не стоит, — перебила она меня.

— Ты — и не в состоянии думать? Это не про тебя. Ты самый умный человек из всех, кого я знаю. Ты в любой ситуации можешь мыслить трезво, я просто уверен в этом. Иначе ты бы не пережила все то, что свалилось на твои плечи во время войны. Я уже давно восхищаюсь твоими силой, талантом и умом. Больше того — я всегда завидовал тебе.

— Спасибо, — ответила Грейнджер немного удивленно. — Ты тоже не так уж прост и весьма умен.

— Был бы я умным, у меня не было бы вот этого, — с горечью сказал я и приподнял левую руку с видневшейся меткой.

Гермиона подвинула стул поближе ко мне и села прямо напротив.

— Можно взглянуть? — попросила она взглядом указывая на мое предплечье.

— Пожалуйста, — я безучастно протянул ей руку.

Она взялась за запястье, а второй рукой почти невесомо провела пальцами по метке, касаясь кожи очень мягко и осторожно, будто боясь поранить. Мое сердце заколотилось как сумасшедшее. Подняв свои карие глаза не отнимая рук, она посмотрела на меня с грустью. Я же ожидал отвращения. Удивившись такому выражению ее лица, мне трудно было подобрать какие-то слова, в голове крутилось только одно:

— Ты такая красивая, — сказал я вслух, а хотел — про себя.

Грейнджер смутилась и тут же отпустила мое запястье, сцепив свои пальцы в замок и опустив руки на колени.

— Пора идти спать, — сказала она дрогнувшим голосом и проследовала к письменному столу.

— Да, — ответил я и опустил голову. — Тинки!

Эльф появился сразу же и, пожелав “замечательной мисс Гермионе” спокойной ночи, быстро переместил меня за дверь в темный коридор, а потом отлевитировал до комнаты. Я же все это время молчал.

— Что-нибудь еще надо, сэр, — прошептал Тинки, когда мы были уже в комнате.

— Нет, — сказал я, а потом передумал. — Хотя, подожди. Подай пергамент.

Эльф протянул мне листок и перо с чернильницей. Я задумался на мгновение и написал:

Грейнджер!

Надеюсь ты без проблем дошла до своей комнаты?

Я постоянно удивляюсь, где же ты берешь свои силы? У тебя, кажется, их немерено. И еще, почему же не испытываешь ко мне отвращения? Я все ищу его, ищу в твоем выражении лица, но его нет… Странно.

Спокойной ночи, Грейнджер!

Драко Малфой

P.S. Я сказал то, что думал: ты очень красива.

Свернув листок пергамента, я протянул его эльфу:

— Тинки, отнеси это мисс Гермионе и дождись ответа.

— Хорошо, хозяин.

Я кое-как переоделся и забрался под одеяло. Меня переполняли самые разнообразные эмоции, и вдобавок ужасно кружилась голова. Хотелось закрыть глаза и забыться, но я усилием воли заставлял себя ждать ответной записки от Грейнджер. Казалось, прошла целая вечность, пока Тинки не появился с письмом в маленьких руках.

— Вот, хозяин Драко. Мисс Гермиона просила передать еще и на словах кое-что, она сказала, чтобы хозяин не мучил своего эльфа и отпустил его спать как можно скорее, — Тинки поджал уши, явно ожидая моего гнева за такие слова.