Игра на двоих

И все же каждый раз, когда я бросаю очередной нож, у меня на мгновение замирает сердце. Что, если не успеет увернуться? Но он, вопреки всем моим опасениям, успевает. А я не могу оторвать от него взгляда: такие грациозные движения я видела разве что у диких животных в лесу, которые пытались избежать встречи с моими стрелами. Мало того, войдя во вкус, Эбернети начинает ловить ножи за лезвие. Я уже привыкаю к его сумасшедшим выходкам и перестаю поражаться самонадеянности, самоуверенности и безрассудству своего ментора. Но один раз ему все же приходится поплатиться: очередной нож, скользнув по ладони, оставляет глубокий порез. На полу появляются темно-красные капли. Принеся из шкафа пару флаконов и бинт, я устраиваюсь рядом с Хеймитчем на скамейке, чтобы оказать первую помощь.

— Я сам в состоянии перевязать себе руку, не инвалид пока! — ворчит ментор.

Одно из лекарств мгновенно останавливает кровь. Глядя, как Эбернети пытается наложить повязку с помощью зубов, я прячу улыбку. Он напоминает мне раненого волка, обнаруженного мной во время охоты несколько месяцев назад глубоко в лесу. Дикий зверь явно страдал, но все же не подпускал меня. Мне не хотелось его добивать: я всегда уважала волков за их силу и гордость. Чтобы хоть как-то помочь, я стала чаще охотиться и приносить ему часть добычи. Оставив ее неподалеку, я устраивалась где-нибудь в стороне, иногда на дереве, и с интересом наблюдала за его действиями. Постепенно волк начал принимать мои подарки и вскоре привык ко мне настолько, что позволил осмотреть его рану, которую ему явно нанес другой охотник. Окончательно поправившись, он ушел, но периодически возвращался, каждый раз принося мне зайцев или куропаток. Последний раз я видела его за пару дней до Жатвы. И вот встретила еще одного.

— Вижу же, что смеешься! — голос ментора заставляет меня вынырнуть из воспоминаний.

Немного подумав, Хеймитч осторожно протягивает мне раненую руку.

— Вспомнила одного знакомого, которого ты мне сильно напоминаешь, — отвечаю я, быстро накладывая повязку на порез.

— Надеюсь, сравнение мне польстит? — подозрительно спрашивает ментор.

— Тебе решать. У того знакомого была черная шерсть, серые глаза, острые зубы, безупречный слух, грубый голос — пару раз слышала его вой — и такой же сложный характер. Ну как?

— Пойдет. Только вот где ты с волком успела познакомиться, в нашем-то Дистрикте, где уже даже собак не осталось, мне непонятно, — присвистывает Хеймитч.

— Знала, где искать, — загадочно улыбаюсь я.

— Поделишься секретом?

— Позже, чтобы я успела погибнуть прежде, чем о моих проступках узнают миротворцы.

Напоминание о скором начале Игр заставляет вернуться к окружающей нас действительности. Я убираю аптечку, ментор разрабатывает руку и мы возвращаемся к тому, на чем остановились.

Во время перерыва в середине дня мы незаметно проникаем в общий Тренировочный Зал и, устроившись на балконе, наблюдаем за остальными трибутами. Хеймитч, мельком взглянув на каждого, почти мгновенно подмечает сильные и слабые стороны. Я стараюсь не пропустить ни слова из сказанного, понимая, что эта информация будет для меня крайне полезной очень и очень скоро. Профи, конечно, заметно выделяются среди остальных: если остальные владеют одним видом оружия, привычным для их Дистрикта, то парни и девушки из Первого и Второго с детства обучаются всем видам боевых искусств. Я начинаю чувствовать к ментору благодарность за то, что он не ограничился только знакомыми мне ножами и луком.

После мы возвращаемся в свой зал и продолжаем тренировку. Я раз за разом прохожу полосу препятствий; Хеймитч пристально за мной наблюдает и комментирует каждый шаг, объясняя, чем мне могут пригодиться полученные навыки. Иногда подобные замечания раздражают, но, помня о том, что он сам когда-то проходил через это, я сдерживаюсь и позволяю себе разве что иронизировать в ответ. Впрочем, ментора мои ехидные комментарии не только не напрягают, но и радуют — так ему хотя бы понятно, что я не теряю присутствия духа и не сдаюсь.

Интересно, что ирония является постоянным спутником как для меня, так и для него; мы легко понимаем друг друга как раз благодаря постоянным саркастичным замечаниям и тонким намекам. У нас схожее чувство юмора: мы оба в достаточной степени циничны, чтобы шутить даже на тему смерти и Голодных Игр. Постепенно становится понятно, что Хеймитч — как, впрочем, и я — использует черный юмор в качестве защиты от окружающего мира, принесшего ему, насколько я могу судить, зная его недолго и крайне поверхностно, немало страданий. Я все еще помню о данном им год назад обещании, но терпеливо дожидаюсь подходящего момента. А пока продолжаю в полной мере отдаваться тренировкам.

Когда в общем зале никого не остается, мы спускаемся вниз и переходим из секции в секцию, где Хеймитч учит свою подопечную плести узлы, ставить ловушки, строить шалаши, разводить огонь, маскироваться. Ментор тестирует меня на знание съедобных и лекарственных растений; благодаря почти ежедневным прогулкам по лесу и знаниям, переданным бабушкой, мне легко удается ответить на все его вопросы. Завтрак и обед приносят прямо в зал, так что нам приходится прерваться. Но даже в это время Хеймитч не дает мне расслабиться: я должна не задумываясь отвечать на вопросы о том, что нужно делать во всевозможных критических ситуациях.

По вечерам мы возвращаемся в пентхаус, ужинаем в компании Эффи и стилистов (Джейк редко выходит из комнаты в свободное время, что лично меня только радует), рассказываем о прошедшем дне и интересуемся последними новостями. Затем остальные расходятся по комнатам, а мы с ментором уже по привычке устраиваемся в креслах и проводим полночи за обсуждением Игр: Хеймитч рассказывает мне все, что знает об Арене — как по собственному опыту, так и исходя из того, что он видел за прошедшие годы. Не сказать, что меня успокаивают его истории о том, как сами Организаторы иногда убивают неугодных трибутов, но кто предупрежден — тот вооружен. Порой, явно видя в моих глазах неуверенность и тень страха, ментор меняет тему. Он оказывается на удивление интересным собеседником, и за разговорами с ним я не замечаю, как пролетает время. На рассвете Хеймитч отправляет меня хоть немного поспать, но уже спустя пару часов будит и командным тоном отправляет на пробежку. И все начинается сначала.

Тренируя меня, сам ментор нередко тоже берет в руки оружие. В такие минуты он словно возвращается в прошлое, в собственные Игры, и я вновь чувствую исходящую от него силу и опасность. Несмотря на годы, проведенные в компании алкоголя, а также отсутствие физической нагрузки, он все еще может сравниться даже с моими противниками. К сожалению, узнаю я об этом на собственном опыте: на последний, пятый день тренировок, во время одного из наших редких визитов в общий зал ко мне приближается парень из Дистрикта-1 с вполне понятными намерениями. И как мне ни хочется проверить полученные навыки на практике, приходится играть навязанную роль слабой и беззащитной девочки, в то время как за моей спиной мгновенно вырастает ментор. Спустя несколько минут еле живого трибута уносят на носилках, а Хеймитч, сделав мне знак вернуться в наш зал, выслушивает от тренера свод правил поведения, а также все, что та о нем думает. Уже выходя за дверь, я замечаю изумленный взгляд Джейка, направленный на ментора. И удивило парня явно не то, что Эбернети вступился за меня, а его сила, неподвластная времени и образу жизни.

Вернувшись в зал, я с беспокойством хожу взад и вперед вдоль тренажеров и стараюсь не думать о том, что из-за меня Хеймитч может пострадать. Почему-то эта мысль причиняет мне почти физическую боль, и я с некоторым удивлением обнаруживаю, как сильно привязалась к ментору за прошедшую неделю. Как следует обдумать последнюю мысль я не успеваю: в зал входит Хеймитч. Я не выдерживаю его молчания и спрашиваю о том, что меня волнует больше всего: