Игра на двоих

Сжимая в дрожащей руке цветы, я спускаюсь к подножию холма, подхожу к забору и пролезаю в дыру. Помедлив, волк все же повторяет мой путь и неуклюже преодолевает препятствие. Теперь хрупкое проволочное ограждение служит только для того, чтобы отпугивать диких зверей: никто больше не запрещает местным жителям ходить в лес. Это новый мир, и он не приемлет границ. Тем не менее, за все эти годы я не видела в чаще ни одного человека. Страх все еще сильнее надежды.

Делаю шаг по направлению к цели моего короткого путешествия, но меня останавливают звонкие голоса, что доносятся со стороны Шлака. Кто-то толкает в спину, и я, не в силах удержаться, решаю сделать небольшой крюк.

Они играют на Луговине. Сероглазая девочка с темными косами и оливковой кожей и белокурый мальчик с карими глазами. Они танцуют, взявшись за руки, и громко, на всю округу смеются. В другой жизни это могли бы быть мои дети. В любой другой, но не в этой. Немолодые родители — он и она — сидят на траве и с улыбкой наблюдают за малышами. Я смотрю на заросшую травой Луговину и вспоминаю день, когда она в одночасье изменилась до неузнаваемости, став братской могилой моего народа. Я вот так же сидела на склоне и наблюдала, как обугленные тела — медленно, одно за другим, — опускались в бездонную яму. Интересно, помнят ли эти люди, что их дети играют на кладбище? Но даже если да, что-то мне подсказывает, что они никогда им об этом не расскажут. В детском смехе звучат радость, веселье и любовь. Умудренные опытом взрослые сделают все, чтобы никто и никогда не услышал в нем горечи и слез. Я упрямо встряхиваю головой, чтобы прогнать ненужные мысли, и ухожу. Они заметили мое присутствие, но не сказали ни слова. И все же я спиной чувствую их внимательные, чуть настороженные взгляды. Местные жители уже, наверное, и забыли о моем существовании, так редко я появляюсь в Двенадцатом.

Слегка толкаю ребром ладони заржавевшие ворота. Жалобно скрипнув, калитка распахивается от моего удара. Из груди вырывается вздох, пока ноги осторожно ступают по влажной земле, оставляя глубокие следы. Здесь не растет трава, не распускаются цветы, деревья не одеваются нежно-зеленой листвой и не поют прилетевшие из теплых краев птицы. Здесь зима никогда не уступит права весне. Вот уже много лет здесь царят холод, тишина, покой и Смерть. Это небольшое старое кладбище, где хоронили только обеспеченных жителей Дистрикта. Мне никогда не хотелось знать, какая участь ждала бедняков.

Волк не понимает, где мы, но послушно идет за мной, пока я, поминутно поскальзываясь в грязи, добираюсь до противоположного края железной ограды. Наконец, мы на месте. Нас молчаливо приветствует ряд могил с одинаковыми, несколько вычурными надгробиями. Принесенные мной цветы смотрятся по-нищенски убого на роскошном белом мраморе, но мне все равно. Я знаю, что тем, к кому я пришла, они бы понравились.

Скинув испачканные в грязи ботинки, забираюсь с ногами на узкую деревянную скамейку. Волк ложится рядом, на землю. Мой взгляд рассеянно скользит по надгробным надписям. Разные имена, разные даты рождения, но дата смерти — одна и та же. Пит Мелларк, Гейл Хоторн, Хеймитч Эбернети, Генриетта Роу, Примроуз Эвердин. Все они погибли при взрыве Министерства в Капитолии. А еще Плутарх, Фалвия, Эффи, Джоанна, Бити, Энни, Вения, Октавия, Флавий и многие, многие, многие другие. На самом деле могилы пусты: единственное, что осталось от этих людей — прах, да и его развеяло северными ветрами столицы на все четыре стороны. Не знаю, как здесь появились эти захоронения, но я благодарна человеку, который отдал распоряжение их сделать. Уверена, в Капитолии Плутарху, Эффи и остальным устроили ничуть не менее достойные похороны, пусть и символические.

Призраки прошлого подходят все ближе, собираются вокруг меня и, взявшись за руки, водят хороводы. Они смеются, но совсем не так весело, как те дети на Луговине. Призраки смеются надо мной. Зачем я пришла сюда сегодня? Чего ожидала? Я чувствую, что запуталась. Снова. Обхватив голову руками и зажмурившись до боли в глазах, вспоминаю единственный дельный совет, который много лет назад дал мне мой врач, доктор Аурелиус, и в который раз пытаюсь начать все с начала.

«Меня зовут Китнисс Эвердин. Я — Сойка-Пересмешница. Мой дом — Дистрикт-12, но его больше нет. Я разожгла огонь революции, в котором сгорели все… Кроме меня.»

Вы спрашиваете, как Огненная Китнисс осталась в живых? Ей помогли. Ее спасли. Как, в общем, и всегда. На вопрос «почему?» у меня, к сожалению, нет ответа.

Чудом не попав в руки миротворцев и выбравшись из толпы живой и невредимой, я долго бродила по опустевшим улицам Капитолия, не зная, что мне теперь делать со своей жизнью. Может, стоило сдаться? Может, стоило проглотить таблетку морника? Ноги сами принесли меня на порог дома единственного человека, которому я хоть немного доверяла. Он был удивлен, когда узнал, кто постучал в дверь его дома, но не отказал в помощи своей полубезумной пациентке. Доктор Аурелиус спрятал меня в кладовке, а несколько дней спустя, когда шумиха вокруг случившегося немного улеглась, посадил на поезд и отправил домой в Двенадцатый. Мне остается только догадываться, как и с кем ему удалось договориться, чтобы Сойку беспрепятственно пропустили на границе.

На прощание врач попросил меня не пропадать. Я кивнула, уже тогда зная, что мой ответ — наглая ложь. Ведь это все, чего мне хотелось — пропасть, исчезнуть, заставить всех забыть обо мне и, наконец, оставить меня в покое. Я вернулась в Двенадцатый, разбитая и опустошенная, и ушла в лес, в обветшалый бетонный дом на берегу озера, не взяв из прошлой жизни ничего. Развела в печи жаркий огонь, нашла в расщелине между камнями один из старых отцовских луков и стала просто жить, как советовал мне доктор Аурелиус, но жизнь так и не обрела смысл. Я охочусь, ловлю рыбу, собираю травы, выращиваю овощи на маленьком огороде позади дома.

Когда-то я считала эту нелепую бетонную постройку непригодной для жилья, ведь здесь всего одна большая комната и нет ничего, кроме печи и поленницы. Но, по приезде из столицы, мне, по большому счету, было все равно, где жить. Хоть в лесу, лишь бы подальше от разрушенного Дистрикта и Деревни Победителей. Первое время я не обращала внимания на мелкие неудобства, но спустя какое-то время стало происходить нечто странное. В комнатке начала появляться мебель, подозрительно напоминающая ту, что стояла в особняке Победительницы. Шкафы заполнились одеждой, обувью, посудой и книгами. Аптечка — капитолийскими лекарствами, в ней даже есть пара ампул с морфлингом.

С годами одни воспоминания стали более четкими, другие стерлись из памяти. Может, все эти вещи и были, я просто их не замечала? Может, здесь до меня жили люди, и я, незваная гостья, заняла их место? Порой, когда я возвращаюсь из леса после охоты или недолгой прогулки, дома меня ждут накрытый на одного стол, горящий камин, ванна, полная чистой горячей воды, и стопка книг на коврике у огня. Я помню все, что было в далеком прошлом, но мои воспоминания о вчерашнем дне и даже о том, что происходило каких-то несколько часов назад, всегда спутаны, словно клубок старых ниток. Впрочем, мне это безразлично. Мои дни так похожи друг на друга, что запоминать их не имеет смысла. Я принимаю ванну, ужинаю и устраиваюсь у камина с книгой в руках, а на рассвете иду спать. Отчего-то кошмары не осмеливаются беспокоить меня днем, только ночью. Может, потому что по ночам меня больше некому защитить, а в светлое время суток я часто принимаю незваных и, чего уж скрывать, нежеланных гостей. Это не живые люди, не те, кто сейчас живет в Двенадцатом. Это призраки.