Игра на двоих

— Знаю. Но это наш единственный шанс добраться до Центральной Площади. Поллукс хорошо знает нижний лабиринт, он мог бы провести нас к выходу с наименьшими потерями. Стоит рискнуть.

Парень согласно кивает, улыбается и бьет себя кулаком в грудь. Обычно нашим переводчиком работает Кастор, но сейчас его услуги не требуются: все и так понятно. «Я вас не подведу», — говорит его безгласый брат.

— Вопрос в другом, — вклинивается в разговор Джексон. — Зачем все это? Роу, только не говори, что Президент и тебе дала спецзадание! Я не готова умирать ради твоей мести за отнятое детство!

— А ради чего готова?

Все смотрят на меня с недоумением. Я смахиваю с низкого журнального столика обертки от еды, бумажные карты и планы, забираюсь на него с ногами, встаю в полный рост и оглядываю своих союзников.

— Как сказал Финник, мы свободны. Пусть временно, но все же. За нами не гонится армия миротворцев, нас не ждут в Тринадцатом. Мы выполнили свой долг, сняли эти проклятые агитролики, и теперь вольны делать все, что захочется. Мне, например, хочется жить, а вам? Сойка не отступится, пока не получит то, за чем пришла в Капитолий. Она убьет Сноу. Повстанцы захватят город. Не знаю, как и когда, но это произойдет. Нам остается лишь дотянуть до нужного момента. Пережить последние Голодные Игры.

Со всех сторон раздается одобрительный гул. Во взгляде Хеймитча читается гордость.

— Я не знаю, что ждет нас дальше. Не знаю, как отреагирует Койн, когда узнает, что мы живы. Но незнание будущего не освобождает меня от ответственности за мое настоящее.

Все идут за мной и Поллуксом вниз по лестнице, не задавая лишних вопросов.

В подъезде, в темном углу находится дверь с табличкой «Коммунальные услуги», за ней — комната с выходом к трубам, ведущим в Транзит. Мы спускаемся в недра города и собираемся у подножия ржавой лестницы в ожидании, пока глаза привыкнут к полумраку. В затхлом воздухе витает запах химикатов, плесени и канализации. Бледный Поллукс, изо всех сил сражающийся с призраками своего непростого прошлого, указывает карманным фонариком на люк у наших ног.

— Надо же, — смеется Финник, —, а я думал, ниже нам падать некуда.

Мы идем по туннелю, не нарушая строй. Больше всего беспокойства вызывает Пит, притихший после всего, что случилось за последние два дня. Парень на полном серьезе предлагал нам убить его, не желая никого подвергать дополнительной опасности.

— У вас и без меня проблем хватит.

Если честно, я не знаю, что заставило меня взять его с собой. Наверное, тот факт, что Китнисс больше нет с нами, а именно она была его основной целью. Тем не менее, я не могу перестать оглядываться на плетущегося в середине строя Мелларка на каждом повороте. Не замечая моих взглядов, он продолжает играть в «Правду или ложь»: задает вопросы и пытается сам найти правильный ответ. Прислушавшись, понимаю, что парень подвергает сомнению не только то, что случилось с ним до того, как он попал в плен, но и после, в Тринадцатом.

Здесь, под землей, Поллукс оказывается ничуть не менее полезен, чем Голо на поверхности. Ему известен каждый миллиметр подземного пространства: все углы, закоулки, перекрестки, переходы, трубы, ответвления и развилки. Под его руководством мы за короткое время покрываем значительное расстояние — намного большее по сравнению с нашим наземным путешествием. Проходит шесть, семь, восемь часов. Все устали, но останавливаться никто не хочет: мы надеемся уйти как можно дальше, прежде чем Сноу поймет, что его провели и отправит за нами погоню. И все же лейтенант Джексон настаивает на привале. Мы обедаем консервами, прихваченными из нашего последнего убежища, а после, составив график дежурств, проваливаемся в сон. Так же и делаем дальше: семь часов идем, три — отдыхаем. Этого мало, но мы не решаемся задерживаться на одном месте. Вполне возможно, разъяренный Сноу уже пустил по нашему следу миротворцев или, что еще хуже, переродков.

Не выдержав в прямом смысле слова сногсшибательных ароматов подземелья, мы надеваем маски. Под ногами хлюпают лужи. Защитные костюмы не спасают от промозглого холода. Проход очень узкий, и нам приходится идти друг за другом. Сзади меня — Хеймитч, впереди — Лео. Я смотрю парню в спину и мысли как-то сами собой текут в неправильном направлении. Знаю, он не любит, когда его жалеют, да и я как-то не расположена сочувствовать человеку капитолийского происхождения. И все же я до последнего надеялась, что Койн смягчится и позволит ему остаться в Штабе. После всего, что этот парень перенес, помогая Хеймитчу, отправить его на фронт было самым нечестным поступком по отношению к нему.

— Ты как? — спрашиваю очень тихо, на ходу тронув его за рукав костюма.

Лео слегка поворачивает голову. Даже во мраке подземелья, даже сквозь маску я вижу, как сияют его глаза.

— Я в порядке, — улыбается он.

Я смотрю на него и вспоминаю наши общие тренировки. На первый взгляд слабый и изнеженный, капитолиец оказался неплохо подготовлен к огромным физическим нагрузкам и выживанию в полевых условиях. Пусть у него не все получалось с первого раза, но он не отступал, пока не преодолевал себя и не становился одним из лучших в команде. Парень замечал мой удивленный взгляд и, смеясь, говорил, что я вечно недооцениваю его.

— Шпионы тоже кое-что умеют, — пояснял он с загадочной улыбкой на губах.

Никто не вырастал в моих глазах так быстро, как это сделал Лео. К привлекательной внешности и острому уму добавились сила, выносливость, упорство и еще целый список достоинств. Не человек, а подарок. Повезло, что он на нашей стороне. Пока мы были в Тринадцатом, я не переставала задаваться вопросом, есть ли у него хотя бы один недостаток? Здесь, в Капитолии, я наконец получаю ответ на свой вопрос. Он тоже неидеален. Ко всему, что происходит в его жизни и в окружающем мире, капитолиец относится как к детской игре, как к увлекательному приключению. Слишком легко, слишком несерьезно, слишком поверхностно. А потому парень не придает должного значения укусу крысы, на поверку оказавшейся ядовитым мутантом. Его удается спасти, но после этого случая мы понимаем, что нужно держаться настороже.

Настоящие проблемы начинаются примерно через сутки после того, как мы спускаемся в шахту. Ловушек здесь нет, зато есть переродки. Канализация так и кишит обитателями всех форм и размеров. И если на окраине они мелкие, не слишком агрессивные и напоминают скорее обычных животных и насекомых, то по мере приближения к центру стаи становятся полчищами, а звери превращаются в чудовищ, которых не прогонишь, бросив в их сторону камень или просто пнув ботинком. Каждый вид занимает определенную зону, как сектор часов на Квартальной Бойне, и не рискует соваться на чужую территорию. Чтобы не подвергать опасности жизни местных работников и, соответственно, работу всей подземной системы, переродков запрограммировали выползать из своих нор только по ночам. Однако для нас это вовсе не означает возможность переждать налет в каком-нибудь укромном уголке: мутанты с их обостренным обонянием чувствуют посторонний запах и ими движет непреодолимое желание растерзать забредших на их территорию чужаков. Джексон велит съемочной группе бросить камеры, а нам — отдать им наши дополнительные автоматы, оставив себе только основное оружие. Все четверо выглядят растерянными и напуганными, но у нас нет времени на страх. Кто-то предлагает подняться наверх, в Транзит, но Поллукс мотает головой: там ловушки, у нас нет Голо, а сам он знает первый подземный уровень не так хорошо, как второй. И нам не остается ничего, кроме как спать днем, а по ночам бегать за нашим проводником по хитросплетениям лабиринта, отбиваясь от переродков. Стрелять в темноте особенно страшно: как знать, вдруг у тебя на мушке не враг, а друг, по неосторожности попавший на линию твоего огня?