Игра на двоих

Экран гаснет, гостиная снова погружается во мрак.

— И что теперь? — кто-то озвучивает вопрос, терзающий всех нас с того момента, как обнаружилась пропажа.

— Мы мертвы, — тихо замечает Финник. — Мы свободны. Можем делать все, что захотим.

— Могли бы, будь у нас голограф, — парирует Джексон.

Рубака и Хеймитч согласно кивают. Крессида переглядывается со съемочной группой. Из кладовки доносится робкий стук: Пит проснулся. Я поднимаюсь на ноги и встаю в центре комнаты, привлекая к себе внимание.

— В любом случае, надо что-то делать. Сейчас миротворцы разберут завалы и, не найдя наших тел, поймут, что мы живы. Предлагаю обыскать квартиру на предмет еды и снова собраться здесь. Пока будем есть, решим, что делать дальше.

Возражений не слышно. Большая часть команды расходится на поиски припасов, остальные остаются следить за трансляциями и за Питом. Пентхаус занимает два этажа. «Не потеряться бы», — шутит никогда не теряющий присутствия духа Лео. А мне бы это сейчас не помешало. Потеряться. И чтобы никто не искал. Я поднимаюсь по лестнице, нахожу небольшую кладовку под самой крышей и, забравшись поглубже, пытаюсь связаться с Койн. Помнится, она говорила, что капитолийцы не смогут перехватить сигнал. Пришло время проверить. Один равнодушный гудок, и в наушнике раздается знакомый голос.

— Генриетта?

— Привет, Аль.

— Что у вас произошло?

— Мы успели сбежать до появления миротворцев.

— Хорошо. Значит, в ближайшие несколько часов у вас есть преимущество.

— Не совсем.

— О чем ты?

— Боггс мертв. Подорвался на мине. Он передал управление голографом Китнисс. Ночью она и Гейл прихватили карту и сбежали. Мы не знаем, что делать дальше. Позади все оцеплено миротворцами, впереди — ловушки. Бумажные карты бесполезны.

— Знаю. Вы все это время были на окраине? — зачем-то уточняет Койн.

— До вчерашнего дня. Продвинулись вглубь на пару кварталов, попали в ловушку и спрятались в ближайшем здании. Проверь входящие сообщения, я только что выслала тебе наши координаты.

— Поняла, сейчас посмотрю. Послушай, ты можешь оторваться от группы?

— Каким образом и зачем?

— Я вытащу тебя оттуда, — в голове происходит маленький взрыв, когда до меня доходит, что значат ее слова.

— А остальные?

Женщина молчит так долго, что я начинаю думать, будто связь прервана.

— Ладно, — наконец раздается в наушнике. — Бери Хеймитча. Уходите как можно скорее. Все время держи со мной связь: в Штабе есть карта, я буду твоими глазами. Мы выберем относительно безопасное место встречи, там вас будет ждать наш планолет.

— Что с остальными? — настаиваю я.

— Остальные мне не нужны, — сухо говорит Койн. — Только вы двое. Свой долг отряд четыре-пять-один выполнил. Операторы не выключали камеры, так что у нас есть уникальные кадры, из которых мы смонтируем ролики и по одному запустим в эфир. Больше смысла в существовании отряда я не вижу.

— И ты дашь всем этим людям умереть? Они сражались за революцию, за тебя!

— Так и было задумано. Они сделали все, что от них требовалось, — повторяет Президент.

Оказывается, в Семьдесят Шестых Голодных Играх была и третья сторона. Я глубоко вздыхаю и пытаюсь потянуть время:

— Как нам выбраться?

— Спускайтесь под землю, в Транзит, — судя по шуму, Койн пришла в Штаб и теперь изучает карту Капитолия. — Там тоже есть ловушки, но намного меньше, чем на поверхности.

Кто-то на той стороне зовет ее, и она быстро сворачивает разговор, еще раз попросив меня все время быть на связи.

Вздрагиваю, услышав скрип двери и шаги за спиной. Хеймитч.

— Сколько ты слышал?

— Достаточно, — мужчина садится рядом и как ни в чем не бывало протягивает банку консервов. — Мессала снова всех спас. Нашел еду в вентиляции, за зеркальной панелью в спальне. Знал, где искать.

— Спасибо, — я слегка отгибаю крышку и пользуюсь ею в качестве ложки.

На несколько минут в комнатке повисает тишина.

— Что будешь делать? — будничным тоном интересуется ментор, как только мы заканчиваем есть.

До меня внезапно доходит: он не знает, что Койн готова спасти нас обоих. Мужчина думает, речь идет только обо мне.

— Поправка, — качаю головой, — что мы будем делать. Она согласна вытащить нас с тобой, но до отряда четыре-пять-один ей дела нет.

— Объясни мне, за что она тебя так любит?

— За то же, за что и ты. Я живая. А еще я напоминаю ей ее дочь.

— Она сама тебе об этом сказала?

— Да.

Ментор пинком зашвыривает пустые банки в угол.

— Прости, детка.

— За что?

— Ты не должна была быть здесь. Меньше всего я хотел, чтобы ты участвовала в этой войне. Мы с тобой должны были остаться там, в Штабе, в безопасности, и наблюдать со стороны, как все эти глупые людишки убивают друг друга, строя для нас новый мир. Я не спрашиваю, зачем ты пошла за мной в Капитолий. Просто прошу прощения. Ты на фронте, почти на передовой… Это в мой план не входило.

Я сажусь напротив Хеймитча, обнимаю его за шею и, сблизив наши лица, заставляю посмотреть мне в глаза.

— Не за что извиняться. Мы все строили планы, и все просчитались. Я ни о чем жалею. Все равно, где и как умирать. Сегодня или через десятки лет. Лишь бы с тобой.

— То есть ты хочешь…?

— Я не знаю, Хейм. Что бы ты сделал?

— Я бы взял тебя за шкирку и унес как можно дальше, обратно в Тринадцатый. Если ты еще не поняла, детка, я ничем не лучше твоей любимой Койн. На остальных мне плевать, но тебя я спасу любой ценой. А так… выбор за тобой. Как ты скажешь, так и будет.

Я поднимаюсь на ноги и молча выхожу из кладовки. Стою, облокотившись на перила крутой лестницы, и смотрю на отряд четыре-пять-один сверху вниз. Они оживленно беседуют и смеются чьей-то шутке, не подозревая, что я вот-вот вынесу им смертельный приговор. По очереди смотрю на каждого, и, как назло, в голову лезет только хорошее. Лео спасает Хеймитча из лап Сноу. Джоанна помогает мне на Арене. Финник, Рубака, Крессида, Мессала… Сердце болит, словно его пронзила стрела Китнисс. Оборачиваюсь к Хеймитчу.

— Прости меня, ментор. С этим, — киваю в сторону сидящих за столом людей, — я жить не смогу.

Срываю с шеи провод с наушником, расстегиваю браслет, бросаю коммуникаф на пол и разбиваю его ботинком. Так Койн не сможет отследить мое местоположение и насильно забрать домой. Вопреки обыкновению, сегодня я не хочу, чтобы меня спасали. Хеймитч только грустно улыбается, наблюдая за мной.

— Детка, я припомню тебе этот день, когда ты в следующий раз назовешь себя чудовищем, — обещает он.

После длительного мозгового штурма мы решаем, что в Капитолии, помимо Президентского Дворца, безопасно лишь высоко в воздухе и глубоко под землей. Планолета у нас нет, но зато есть Поллукс, знающий подземелье как свои пять пальцев. Я воскрешаю в памяти все, что удалось увидеть на основной карте в Штабе. Когда собрания заканчивались, я задерживалась в Штабе и рассматривала голограмму часами. Что-то в ней казалось мне странным, и только теперь я понимаю, что было не так. Город состоит из трех уровней — наземный и два подземных, один под другим. Первый называется Транзит и представляет собой переплетение широких туннелей, использующихся для доставки товаров по всей столице, в частности, в военное время. Там ловушек ничуть не меньше, чем на поверхности, но ночью почти все деактивированы, чтобы не подвергать риску поезда и грузовики, развозящие жителям еду и припасы. Карта показывала оба уровня. Странным было то, что на втором, так называемом канализационном, капсулы отсутствовали.

— А если это и есть ловушка? — скептически поднимает брови Джоанна. — Сноу, конечно, стар, но пока еще не впал в маразм. Он не настолько глуп, чтобы принять все возможные меры предосторожности на поверхности и забыть о канализации.