Memento Mori

- Всего четыреста четырнадцать, - отрезал вор. – Я их все давно пересчитал.

Фантеска глянула на меня, ища поддержки, но я лишь покачал головой, признавая правоту вора. Уж в чём в чём, а в искусстве прятаться ему равных не было.

Одолеть четыреста четырнадцать ступеней оказалось очень непросто. Уже к середине пути нам пришлось вместе тащить на себе обессилевшую Фантеску. Да и я держался на одной только силе воли – не мог же я ударить лицом в грязь перед Абеле. Даже не знаю, отчего взялись такие мысли, но именно они помогли мне продержаться до конца пути.

Наградой нам стала просторная мансарда на одном из верхних ярусов колокольни. Наверное, прежде тут обитал звонарь, а теперь устроил себе логово Абеле.

- Я договорился со звонарём, что он на время позабудет об этой мансарде, - сообщил мне вор, когда мы устроили Фантеску на единственном лежаке. – Он теперь каждый вечер пьёт за моё здоровье – пары флоринов ему хватит ещё надолго. Самое большое неудобство – это звон на первую службу. В каком бы состоянии не поднялся звонарь сюда, он всегда начинает бить ровно в половине девятого утра, выспаться не удаётся.

- И что же, за это время он ни разу к тебе не заглянул? – не поверил я вору.

- Совал нос, конечно, - отмахнулся тот, - но я здесь ничего не храню, только отсыпаюсь иногда. Да и то, как уже сказал, не очень-то тут поспишь. Зато вид на весь город по утрам просто изумительный.

- Не знал, что ты такой тонкий ценитель прекрасного, - заметил я.

- Я всегда любил поглядеть на мир свысока, - ответил он в том же тоне. – Чувствуешь себя почти Господом Богом.

- Замашки у тебя, - покачал головой я.

Глянув на Фантеску, я увидел, что ведьма завернулась в одеяло и теперь спокойно спала, будто ребёнок или человек с кристально чистой совестью.

- Рассказывай, - велел я Абеле, присаживаясь не без опаски на единственный стул.

Тот заскрипел под моим весом, но выдержал. Вор же уселся прямо на лишённое рамы и стекла окно, спиной к городу, на который глядел только что.

- Да нечего особо рассказывать, - сказал он. – Взяли нас быстро и прямо даже как-то красиво. Очень слаженно работали – я едва через окно удрать успел, а Скрипача с Гизбертом повязали. Они и пальцем пошевелить не успели.

- И кто это был, как думаешь?

- А что тут долго думать, - пожал плечами вор, которому его шаткое положение вовсе не доставляло неудобств, - крепкие усачи в кафтанах – те же, кто Гитану вязал, а с ними наёмники какие-то, скорее всего, из местных.

Как я и предполагал, князь Корвино теперь хотел держать ситуацию под контролем, а это значит, что его люди всё время будут работать вместе с наёмниками инквизитора.

- А что Гизберт? – спросил я. – Много ли на его совести смертей?

- Он свой меч схватить не успел даже, как на него сразу три сети накинули, а после уже спеленали, что твоего младенца.

Скверно, конечно, но с другой стороны – возьмись Гизберт за оружие, я даже боюсь представить, свидетелем какого кровавого побоища стал бы Абеле. А уж о последствиях его лучше и вовсе не задумываться лишний раз.

Я быстро пересказал вору в общих чертах наши с Фантеской приключения на вилле, снимаемой князем Корвино. Абеле лишь кивнул, когда я сообщил, что Гитана умерла. Он, похоже, никаких чувств по этому поводу не испытывал.

- Господин рассвирепеет, когда узнает о её смерти, - сказал он. – Гитану он считал практически произведением искусства.

- Это какого же? – удивился я.

- Своего, конечно, - ответил вор. – Он ведь считал себя мастером под стать Микеланджело или Рафаэлю – или ещё кто там есть знаменитый из художников. Только он работал, по его словам, с телами живых людей – ему так интересней было. Он удержал на этом свете Баума, сделав его послушным и почти безмозглым орудием своей воли. Гитану же обратил в стрыгу, да к тому же ещё и при жизни. Ну, ты сам с ней дело имел, что я тебе рассказываю.

- Только мы с тобой из команды остались, - неожиданно даже для самого себя произнёс я.

- Да что думать об этом, - отмахнулся Абеле. – Пустое. Лучше скажи мне, Рейнар, что будем дальше делать? Разбежимся в разные стороны?

- Хочешь – уходи, - кивнул ему я, - но я должен завершить начатое. Дракулести должен умереть.

- Громко сказано, - покачал головой вор.

Он сменил позу, сев на окно так, что левая нога свешивалась в пустоту. И снова его это ничуть не смущало.

- Вот только как это сделать, когда на хвосте теперь повисла инквизиция да ещё с венгерским князем в придачу?

- В Шварцвальде хуже было, - отмахнулся я. – К тому же, я успел забрать все деньги, выделенные мне на операцию Лафрамбуазом, из банка ещё перед покушением на Дракулести. Так что хотя бы с наличностью проблем не будет.

- Это пока она есть, - резонно возразил вор. – А когда выйдет вся?

Я не был уверен, что доживу до этого дня – вовсе не потому, что денег было так уж много.

- Тогда и буду думать, - ответил я. – Так что, выделить тебе долю – и ты канешь во тьму?

- Это по части Гитаны было, - сказал Абеле. – А мне покоя не будет, пока Господин жив. Вдруг если он тебя прикончит, то снова меня в рабство возьмёт. Твоя-то сила пропадёт. Не хочу я так рисковать.

- Тогда давай спать, - заявил я. – Я устал, как каторжник, мысли в голове путаются.

- Но план-то у тебя есть? – решил настоять Абеле.

- В общих чертах, - зевнул я, не в силах уже бороться с одолевающей сонливостью.

Сегодняшний день выдался чертовски длинным и очень тяжёлым.

- Для начала надо найти капитана, который довезёт нас до Кандии, а там видно будет.

- А какую роль ты отвёл в своём плане для неё? – кивнул на спящую Фантеску вор.

- Боюсь, она ей совсем не понравится, - ответил я, но пояснять не стал.

С помощью вора я расстелил прямо на полу ещё один лежак. Абеле кинул мне пыльное, но в общем довольно чистое одеяло, даже плесенью от него не пахло. Где улёгся вор, не знаю, может так и просидел на окне до утра.

Мне же завтра предстоит весьма серьёзный и неприятный разговор с Фантеской.

Капитан Рамирес был вовсе не рад видеть нас с Абеле. Наверное, он совсем не ожидал встретить нас в порту вольного города Пизы. Марина-ди-Пиза был, можно сказать, небольшим городком, хотя вроде бы формально входил в Пизу. Но от стен её его отделяло около восьми миль, кроме того здесь даже был свой подеста, хотя и подчиняющийся градоначальнику Пизы.

Пиза была образчиком разгула и контролируемой семьёй де ла Герардеска анархии – её частенько звали городом жуликов и воров. Хотя бы из-за скверной репутации правителей города – членов той же семьи. В недавнем прошлом – удачливых наёмников, захвативших мёртвый город, который не стал городом скорби в ту кошмарную ночь, перевернувшую весь мир с ног на голову. Они правили в Пизе, железной рукой наводя закон, вот только закон этот очень отличался от принятых в остальном мире. Он более всего напоминал право сильного – на чьей стороне больше золота или стали, тот и прав.

Марина-ди-Пиза же был хорошо укреплённой гаванью, откуда и началось в своё время освобождение города от населявших его чумных отродий. Порядки здесь были построже, чем в Пизе, и кабаков с тавернами было намного меньше. Для состоятельных господ, вроде капитанов кораблей или даже командиров удачливых пиратских флотилий, вверх по Арно ходили речные дилижансы, возившие пассажиров со всеми удобствами, недоступными сухопутным. Простые же матросы и капитаны победнее удовлетворялись дешёвыми кабаками – последних было не так уж много в небольшом городке, не выходящем за пределы крепких стен и укреплений, а потому набивались люди внутрь прямо как селёдки в бочку. И это было не такое уж преувеличение.

Рамиреса мы нашли в одном из таких кабачков. Достаточно приличном по меркам Марина-ди-Пизы, но в общем-то грязном и заплёванном, как и все здесь. Даже удивительно было наткнуться на него именно здесь. Рамирес явно переживал не лучшие времена. Роскошный красный наряд был покрыт пятнами от вина и жира, а большая часть пуговиц-жемчужин пропала. Когда мы сели за его стол, он как раз срезал парочку, чтобы заплатить за ещё одну порцию дешёвого креплёного вина.