Memento Mori

Сапожников Борис

Memento Mori

Пролог

Флоренция, наверное, лучший из городов Италии. Жемчужина Тосканы, не ставшая столицей провинции лишь потому, что имеет слишком уж много привилегий перед имперской властью. Пускай он был и столь же многолюден, как Лукка, откуда мы прибыли, Флоренция не вызывала у меня того отторжения, что прочие города с населением больше пары тысяч человек. А их я за последнее время повидал не мало.

Не могла испортить впечатления о городе и царившая не первые сутки чудовищная жара. Ни близость полноводной реки Арно, ни ветер с не такого и далёкого моря, не могли перебороть её. Люди старались днём не покидать домов, а кто вынужден был делать это, жались тени и передвигались по улицам быстрыми перебежками от одной тени к другой. Это нам было даже на руку – поведение моего отряда не так бросалось в глаза. Да и изнывающие в своих кирасах стражи старались не покидать караулок и отправлялись патрулировать улицы только после захода солнца. Так что всё отлично складывалось, буквально одно к одному.

И мне это категорически не нравилось. Было у меня какое-то недоброе предчувствие. Слишком всё удачно складывалось. Слишком легко. Как будто нас кто-то подталкивал в спину. Манипулировал из тени, оставаясь невидимым. И меня это просто до зубовного скрежета бесило. Я должен видеть картинку целиком, понимать, что происходит вокруг меня, но сейчас нечто постоянно скрывалось от моего внимания, ускользало из поля зрения. Будто та самая пресловутая тень на воде. И это выводило из себя, лишало всякого духовного равновесия. А ведь если верить словам нашей полубезумной ведьмочки – сейчас оно нужно мне больше всего.

Я сделал несколько глубоких вдохов, попытавшись успокоить нервы. Получилось не слишком, но я хотя бы попытался. Раз не удалось успокоиться, я решил сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас, не отвлекаясь больше на размышления. Тем более что они не приносили ничего, кроме ухудшения настроения.

Первым делом я оглядел широкую улицу Стронци, ведущую к палаццо, носящему то же имя. Именно там квартировал воевода Мирча Дракулести. Один из самых одиозных венгерских бояр, и консул короля Владислава в Южной Италии. Но это далеко не самое важное, что стоило знать об этом человеке. Хотя и человеке ли? Нет. Дракулести человеком не был – он был тираном, чудовищным порождением чумы, и предпочитал называть себя Господином. Вот почему для его уничтожения мне поручили собрать отряд из самых отъявленных головорезов, каких я только сумел отыскать. Вот почему позволили вытащить всех их из закрытых темниц инквизиции, откуда прежде очень редко кто выходил живым. Сказать по чести, у всех нас было очень немного шансов пережить это дело. Но вот эту мысль я тут же выкинул из головы. О подобных глупостях и думать не стоит.

Знаменитая на всю Флоренцию чёрная карета воеводы Дракулести, очень похожая на роскошный катафалк, пока не появлялась. Венгр не изменял своей привычке возвращаться в особняк ближе к полудню. Обычно в это время он возвращался со своих ночных кутежей, чтобы провести большую часть дня за крепкими стенами палаццо. О кутежах, которые он устраивал, тоже ходили слухи по городу, и кое-какие заставляли обращать на себя внимание флорентийской инквизиции. Однако благодаря деньгам самого Дракулести и связям участвовавших в кутежах молодых людей из лучших семей города, даже суровые Псы Господни вынуждены были отводить взгляд.

Быть может, именно поэтому инквизиторы Флоренции разрешили действовать мне и моему отряду в их городе. Несмотря на автономию города не только в мирском плане, но и церковных вопросах. К примеру, здешний Святой Официй подчинялся непосредственно Авиньону, минуя верховного инквизитора Тосканы, моего старого знакомца прелата Лафрамбуаза.

Раз карета не спешила появляться, и даже перестука подкованных копыт по мостовой не было слышно, а в тишине самых жарких часов такие громкие звуки разносятся далеко, я решил оглядеть свой отряд. Конечно, со своей позиции увидеть я мог не всех, однако и так знал, что каждый боец занял своё место и ждёт.

На крыше замер единственный в моём отряде человек, которого не пришлось вытаскивать из тюрьмы. Стрелок по прозвищу Скрипач коротал время в отдалённом гарнизоне Лесных кантонов, откровенно маясь от скуки, пока я не нашёл его и не предложил вступить в мой отряд. Со своим массивным арбалетом, который любовно звал не иначе как Виолиной, он засел на крыше здания через улицу. Там мы сняли на пару суток комнатёнку со слуховым окном, откуда достаточно ловкому человеку не составит труда выбраться на не слишком крутой скат крыши.

Страховал Скрипача второй наш стрелок, вооружённый складным луком. Он притаился в тени соседнего с палаццо дома, скрючившись в три погибели под коньком крыши, укрываясь за массивными горгульями, торчавшими из богато украшенного фасада. Как он будет стрелять из такой невероятной позиции, я просто не представлял, однако был полностью уверен, что чёрная стрела его промаха не даст.

Почти прямо под его ногами замер в проулке парень крепкого телосложения с короткой стрижкой-ёжиком, как у беглых каторжников. Ведь тем, кому недолго осталось камень ломать или каналы рыть, позволяли хотя бы немного отрастить волосы, чтобы покидая каторгу, они хоть в чём-то да походили на обычных людей. А вот тем, кому работать и работать, зачастую до самого конца жизни, волосы стригли регулярно и очень коротко. Прямо как парню из проулка. Весь вид его говорил о том, что с ним лучше не связываться – тут тебе и перебитый нос, и навсегда закрытый веком левый глаз. А самое главное, за спиной парня к стене было прислонено нечто, с первого взгляда напоминающее груду тряпья. Однако более опытный глаз сразу признал бы в ней очертания меча – чертовски большого меча.

Ещё один мой знакомец по недавнему путешествию в Шварцвальд – баск Агирре – сейчас развлекал публику на площади Стронци. Именно он должен подать нам сигнал, что к палаццо едет нужный экипаж. Агирре уже не первый день с успехом изображал дрессировщика, работающего с опасными хищниками. Его повсюду сопровождала стая из пяти матёрых волков, которых даже шипастые ошейники не делали похожими на собак. В этом крылся главный талант баска – он был волчьим братом, наследником древних традиций и тёмных ритуалов, роднивших людей с дикими зверями. Церковь вроде бы давным-давно покончила с этими суевериями, однако слишком много было глухих мест, где до сих пор почитали языческих божеств, окропляя их капища кровью. Чаще – животных, но не только.

В окне того же дома, на крыше которого устроился Скрипач, маячило откровенное платье нашей ведьмы. Да, в моём отряде нашлось место и для ведьмы. Не самой сильной, зато чертовски непредсказуемой, и в этом было её преимущество перед куда более одарёнными сёстрами по ремеслу. Почему она угодила не прямиком на костёр или в петлю, а оказалась заперта в застенок, я не знаю. И расспрашивать об этом выдавшего мне её лично прелата Лафрамбуаза, я, конечно же, не стал. Иногда лучше внять старине Экклезиасту, и ограничиться тем знанием, которое имеешь, а не искать нового вместе с неизбежно сопровождающими его печалями.

Все были готовы. Все ждали лишь одного: когда застучат по мостовой подкованные копыта, и заскрипят колёса нужной нам кареты.

Я выдохнул, облизал пересыхающие вовсе не из-за жары губы. Часы на башне пробили полдень, зловеще ударив двенадцать раз. Все, кому приходилось бывать в проклятых городах скорби, наверное, в этот момент невольно поёжились. Меня уж во всяком случае, продрал по коже мороз – слишком похоже на Ultima forsan. Зловещий полуночный бой часов города скорби, после которого тебя уже ничто не спасёт. И на фоне бьющих часов ещё более зловеще прозвучал волчий вой. Пять глоток одновременно взвыли, хотя на небе светило солнце, а вовсе не луна. Вой этот означал окончание представления Агирре – и именно он служил нам сигналом.

Карета воеводы Мирчи Дракулести въехала на площадь Стронци.