Дети выживших

— Ты быстро вернулся, сотник, — раздался голос, от которого у Шумаара перехватило бы дыхание, — конечно, если бы он дышал.

— Я торопился, — коротко ответил Шумаар.

Теперь он был рядом — так близко, что мог бы потрогать Нгара. И он потрогал. Плечо полководца бессмертных казалось ледяным.

— Сюда не следует торопиться, — отозвался Нгар.

Он приподнялся, оглядевшись.

— Видишь, мы пришли первыми. Других ещё нет. Но их надо ждать с минуты на минуту.

— А кто это — другие? — спросил Шумаар.

— Другие… Я не знаю, кто. Когда они придут, — я их узнаю. Может быть.

Туман клубился вокруг него; с тихим шипением струйки тумана выбивались из-под валуна, и белое растворялось в желтоватом и в чёрном.

— Что это? — спросил Шумаар, поднимая руку и показывая вперёд.

Нгар поднял голову.

Оттуда пахнуло жаром, и по туману внезапно побежали лиловые волны.

— Это — там, — сказал Нгар. — Мы у Рва.

— Нам потребуются кони, — сказал Нгар. — Посмотри: ты не видишь коней?

Шумаар огляделся. Туман клубился, змеился над землёй, молочные султаны били из-под камней, и в этом всеобщем движении, в этом хаосе, трудно было что-то увидеть.

— Нет, я не вижу, — сказал Шумаар.

— Значит, придётся ждать, — Нгар снова опустил голову.

Шумаар стоял возле него, по-прежнему пытаясь высмотреть в тумане силуэты коней.

— Ров так далеко, что нужны кони? — наконец спросил он.

— Ров так далеко, что нужны кони, — эхом ответил Нгар, — И Ров так близко, что можно упасть в него прямо с седла, когда мчишься в атаку…

Он подумал и добавил:

— Там. Среди живых.

Туман внезапно заклубился, вздулся, и словно нехотя выпустил из себя черный силуэт.

Силуэт приблизился, и его тень приближалась вместе с ним, одновременно вырастая до исполинских размеров.

Когда он подошёл, Нгар сказал, не поднимая головы:

— Ты заблудился, Даггар?

— Да, — отозвался Даггар. — Я пошёл не в ту сторону. Оказалось — просто сделал круг.

Он взглянул на Шумаара:

— И ты здесь, великан?..

— Ты шёл, не сворачивая, неправильно выбрав направление, и всё-таки пришёл, куда надо? — спросил Нгар и покачал головой. — Знаешь, что это означает? Что Ров круглый. Как кольцо. Он окружает нас.

— Нет, Ров прямой, как полёт стрелы, — сказал кто-то ещё, появляясь сбоку. Это был старый хуссараб в мокрой насквозь одежде. — Ров прямой, потому что тьма, идущая по степи в линию, падает в него одновременно.

Он огляделся и с удивлением спросил:

— Разве туман горит?

— Это не туман, — ответил Нгар. — Это горит то, что во Рву.

Он помолчал и спросил:

— Кто ты? Я не знаю тебя.

— Я Шаат-туур, темник Богды-каана.

Нгар кивнул.

— Ты не встречал здесь коней? — спросил он.

— Нет… Но мой конь со мной.

Из тумана появилась лошадиная морда. Конь ткнул Шаат-туура мокрыми губами в затылок, в трясущуюся седую косицу.

В тумане появились новые смутные тени. Люди и кони.

Пока они шли, — а шли они медленно, словно брели на ощупь, — кто-то сказал:

— А может быть, Ров — не круг и не линия? Ведь он всё время с нами, с самого рождения. Он движется с каждым нашим шагом, как будто нехотя отступая. Но каждый следующий шаг может стать шагом в пропасть.

— Это похоже на правду, — согласился Нгар. — Но тогда это означает, что Ров не вне, а внутри нас.

— И Те, кто сидит у Рва — тоже.

Это сказал появившийся из тумана Крисс. Он постоял, глядя себе под ноги, а потом вдруг стал быстро удаляться — быстро-быстро, словно какая-то неведомая, неземная сила вытаскивала его из тумана.

— Ров — внутри меня. Сидящие у Рва — внутри меня, — задумчиво сказал Нгар. — Что же это значит?

— Наверное, это значит, — сказал Даггар, — что мы победили Ров. А те, что остались за туманом, — ещё нет.

— И ещё это значит, что Ров исчезнет, если исчезнут все, кто носит его в себе, — добавил Нгар. — Но мы попробуем справиться сами.

Он поднялся. К нему подбежала лошадь, — тёмная смутная громадина. Нгар легко вскочил в седло.

— А как же Крисс? — спросил Даггар. — Он только что был здесь. Он стоял вот тут…

— Нам некогда. Мы не можем ждать его.

Дельта Тобарры

По мере того, как Ар-Угай продвигался на север, вылавливая и казня дезертиров, присоединяя к войску тех, кто сдавался, — сила его росла. Теперь уже Ай-биби не осмеливалась командовать; она сидела в своей громадной повозке, окруженная служанками, и лишь временами ворчала, неодобрительно комментируя события.

Служанки, оказываясь вне повозки, шушукались и хихикали, и с восхищением глядели на Ар-Угая.

— Нет, не доведёт он нас до добра, — рассуждала Ай-биби. От постоянного сидения в повозке у нее начались приступы удушья и головокружения, и сама она заметно расплылась, подурнела, и словно сразу постарела на несколько лет. Теперь ей можно было дать её годы.

А Ар-Угай вступал в города и юрты победителем. Если какой-то город не желал впустить его, ссылаясь на то, что он незаконно присвоил себе власть Великого каана, — Ар-Угай брал город быстрым и решительным штурмом, и безжалостно истреблял жителей. Так случилось в Кагебе, Иннуларе и Махабатте.

Айгуль со своими любовниками и прихлебателями, заслышав о приближении Ар-Угая, бежала из Тауатты в Алаш. Оттуда перебралась дальше на север, в Данабатту, а потом — в Махамбетту. С каждым передвижением свита её уменьшалась, и в Махамбетте она осталась с несколькими служанками и с двумя десятками воинов.

Дальше бежать было некуда: севернее на десятки миль простиралась громадная дельта Тобарры, заросшая тростником, с плавучими островами, с предательскими болотами. В дельте жили фламинго, пеликаны, бакланы и чирки. Да еще — изгои, люди без роду и племени.

Но когда отряды Ар-Угая приблизились к Махамбетте, и пронёсся слух, что всесильный темник ищет именно её, Айгуль, — она решилась. С последними друзьями она перебралась через несколько проток, и остановилась на одном из островов.

Но однажды ночью вспыхнул тростник, с шумом поднялись в небо птицы, и Айгуль, бросив небогатый скарб, побежала ещё дальше на север, — к океану.

Её долго искали. Говорили, что в самом конце с ней оставались только служанка и Айрат — простой пастух, которого она назначила тысячником, и который делил с ней её постель.

Их не нашли.

Однажды под вечер Ар-Угай проехал по выжженному островку и в просветах следующих островов увидел тёмно-синюю громаду океана. Он переплыл последнюю протоку, не слезая с коня, выбрался на маленький клочок суши. Здесь уже не было тростника — островок был песчаным, с клочьями жесткой травы.

Ар-Угай подъехал к самому берегу, так, что накативший морской вал осыпал коня брызгами и пеной. Конь коротко заржал: ему не нравилась открывшаяся бесконечность.

Тогда Ар-Угай спешился и сказал Хуттаху:

— Я хочу посмотреть на море. Может быть, это и есть последнее море, к которому мы так долго шли?

Хуттах хотел было возразить, что они шли к южному морю, а это — север, но промолчал. А потом догадался и сам: это у земли есть противоположные концы. А у моря нет конца, оно едино, и волны, омывающие землю с запада, ничем не отличаются от тех, что омывают восточные берега.

Ар-Угай и десяток его спутников разбили два шатра — для командира и для телохранителей. Разожгли костер из плавня, найденного на берегах, поужинали подстреленной болотной дичью.

Ар-Угай ничего не сказал о карауле, но Хуттах позаботился об этом по привычке. Хотя — откуда здесь можно ждать врагов?..

Оставив у костров двух воинов, Хуттах отправился спать.

Ар-Угай тоже лёг в своем шатре. Он долго ворочался и не мог уснуть. Море грозно дышало, шумело, и ему казалось, что оно недовольно, что оно грозит ему.

А потом шипение волн стало его убаюкивать.