Страница 23 из 30
Я бросился в гостиную, но не нашел там жены. Тогда я ураганом ворвался в столовую и чуть не закричал от восторга — Эвелин была там. Они с Маргретой закончили завтрак и теперь пили чай с десертом. Дочурка что–то весело болтала, а жена, моя любимая супруга, рассеянно смотрела в окно. Она тоже думала обо мне! Я бросился к ней, обнял ее за плечи и покрыл поцелуями ее шею.
- Я услышал твой мысленный призыв! — воскликнул я в полном восторге. — Я здесь, любовь моя!
Но супруга отстранилась от меня и взгляд ее был полон удивления и даже, как мне показалось, — досады. В последнее время я часто замечал такое выражение в ее глазах. Оно раздражает меня, но сейчас я решил не обращать на него внимания и быстро расстегнул верхние пуговицы ее блузки, торопясь ощутить под ладонью упругость ее божественной груди.
- Йоган! — воскликнула она. — Мы в ссоре… Йоган… Ты с ума сошел!
Я не слушал ее, я сдавил пальцами ее левую грудь, другой рукой поднимая вверх подол платья.
- Маргрета… — тихо произнесла жена. — Не при ней же!..
Ах черт! Я совсем не обратил внимания на присутствие дочери.
- Иди, поиграй, — велел я ей.
Дочь, удивленно и испуганно наблюдавшая за нами, встала.
- Дай ребенку попить чаю, — раздраженно сказала жена, пытаясь оправить поднятый мною подол. Но я уже касался пальцами ее теплых шелковистых трусиков и был готов стерпеть подобный тон, который все же был сейчас неуместен.
- Но я хочу тебя, — возразил я как можно мягче. — Здесь и сейчас!
Я подхватил жену на руки и упал на стул, усаживая ее к себе на колени, покрывая поцелуями ее полуобнаженную грудь.
- Йоган… — сопротивлялась она. — Йоган, подожди… Давай поговорим… Нам нужно поговорить… Йоган!.. Последнее время ты…
Трусики были не очень прочными и я легко разорвал их, чувствуя как все сильнее закипает во мне страсть. Но жена вдруг резко оттолкнула меня, вырвалась и отскочила, поставив перед собой стул. В глазах ее мелькал, кажется, гнев, и блестели слезы. Такой она нравилась мне еще больше и мое желание возросло до просто бешеной страсти…
Но тут я увидел стул, которым она отгородилась от меня, и резко обернулся. Я отчетливо увидел два гнутых витых рога за своей спиной, такие же, как не шлеме Великого Каббалиста. Но едва я увидел их, как они тут же исчезли, превратившись в спинку венского стула красного дерева…
Вот! Вот!! Вот!!! Я поймал его! Я увидел! Вот!
Сейчас он меньше всего ожидал, что я повернусь и — попался.
Я вскочил, чувствуя, как по груди и животу разливается холодок ужаса.
- Есть! — воскликнул я. — Ты видела, видела?!
Жена непонимающе смотрела на меня, а дочь испуганно оглядывала стул.
- Он здесь! — кричал я. — Здесь!
- Кто? — спросила жена.
- Этуран Туканский, — пояснил я, — повелитель оранжевых троллей, Великий Каббалист, магистр ордена Бреатурийских всадников, Отражение Черной Луны.
Жена быстро отступила на шаг, словно боялась, что я сейчас брошусь на нее, и взяла на руки дочь, которая вдруг заплакала. А я протянул к магистру руку, ладонью вперед, как требует ритуал, и произнес по–тукански заклятие:
- Элла бо наммин, элла бо сунна, элла бо тлинги, махи Этуран!
Но было поздно, поздно! Он опять успел ускользнуть от меня! В сердцах я схватил со стола соусник и запустил им в стул.
Жена с дочерью на руках выскочила из столовой.
- Я видел тебя, видел! — кричал я магистру. — И я все равно одолею тебя! Я не позволю тебе проникнуть в этот мир, чертов колдун! Элла бо наммин, элла бо сунна… Ты хитер, магистр, ты очень хитер, но, как видишь, я тоже кое–что могу. И я одолею тебя! Я отправлю тебя в Желтые Земли, в бездну Магдатукана. Там атуланги закуют тебя в кандалы и бросят твой огненный трон в море, а мне — поставят памятник из чистого наггата.
Я плюнул в магистра и ушел в свой кабинет. Меня всего трясло и я никак не мог успокоиться. Около получаса я обессиленно провалялся в кресле и успел за это время выкурить две сигары.
Едва я немного успокоился и собрался задремать, как услышал за дверью шаги и голоса. Один голос был голосом моей жены, других я опознать не мог.
- Он здесь, — тихо произнесла жена за дверью.
- Да, я здесь, — сказал я слабым голосом. — Кто там, Эвелин?
Дверь открылась и в кабинет вошли двое мужчин в белом. Едва они появились в кабинете, как я сразу почувствовал озноб, пробежавший от затылка до поясницы, как струйка холодной воды. Это были они, да, да! Это были они! Я понял это по их напряженным взглядам. Бреатурийцы!.. Они приближались ко мне, а я был безоружен.
- Добрый день, местер Хедсвальд, — сказал один спокойно и тихо. — Что случилось?
- Эттале, та бреатури! — крикнул я. — Эттале каме сунна!
Они приближались, понимающе переглядываясь. Я не мог пошевелиться, я чувствовал скованность и слабость во всем теле.
- Успокойтесь, местер Хедсвальд, — сказал второй. — Мы ваши друзья, мы поможем вам.
За дверью появился третий, тоже — в белом. В руках он держал странный серый балахон. Наверное, именно такие балахоны надевают на пленников Кертаниона, прежде чем отдать их полохам, которые удобно устроятся на шее жертвы и будут высасывать из нее все соки, медленно, долго, бесконечно долго.
- Вы пришли за мной, — сказал я обреченно, понимая, что Великий Каббалист опередил меня, что я проиграл, что все кончено. — Пришли…
Они подошли совсем близко.
Я поглубже вдохнул и крикнул в последний момент:
- Но вы не получите меня!
И бросился на них.
Борьба была недолгой, я был слаб, а их — трое. В одну минуту они повалили меня на пол и ловко запеленали в серый балахон так, что я не мог и пальцем пошевельнуть, а только яростно болтал ногами, которые оставались свободными.
- Давно это с ним? — спросил один из всадников у жены.
- Не могу сказать, когда это началось, — ответила она. — Но заметно стало около года назад… И все хуже, хуже…
- Коварная Эвелинга, покровительница туканов! — крикнул я ей. — Так это ты, ты предала меня в руки мучителей мюскеррагьюров!
За спиной богини я увидел Маргрету, испуганно глядящую то на меня, то на Эвелингу, то на бреатурийцев.
Всадники поставили меня на ноги, вывели из кабинета.
- Мама, — услышал я голос дочери, — а папа вернется?
- Вернется, девочка моя, — ответила богиня. — Он скоро вернется.
- Я боюсь, — сказала Маргрета.
- Ничего, моя маленькая, не бойся, — успокаивала ее коварная Эвелинга.
- Я боюсь того рогатого дяди…
Наступила минутная гробовая тишина.
- Какого… какого дяди? — произнесла покровительница туканов.
- Того, что прятался за спиной у папы, когда ты сидела у него на коленках.
- Маргрета! — воскликнул я. — Маргрета, ты видела его?!
- Не говори глупостей, моя милая! — зашипела богиня.
- Да, — настаивала дочь. — У него были кривые рога, и желтые глаза, и красный плащ, и палка в руке…
- Магистр! — провозгласил я. — Да, это был он — Отражение Черной Луны!
Один из всадников злобно дернул меня и толкнул к двери. Я успел услышать как Эвелинга шлепнула дочь и что–то сказала ей повелительно. А дочь заплакала, повторяя: «Он злой, злой! Он хочет убить папу!»
Бреатурийцы вытолкали меня за дверь и потащили к лифту. Впихнув меня в кабину, они довольно рассмеялись.
- Всегда с ними так, — сказал один по–тукански.
- Ничего, — ответил второй, — теперь дело пойдет на лад.
- Девчонка тоже видела, — задумчиво вставил третий.
- Дойдет очередь и до нее в свое время, — усмехнулся второй.
Маргрета?! Моя дочка?! Нет!
Я закричал, как можно выше подпрыгнул, больно ударившись при этом о потолок кабины, и что было сил рухнул на пол лифта в надежде, что канаты не выдержат и мы сорвемся вниз, в пропасть, в бездну Огалла. И я увидел, как в руке одного из всадников мелькнул короткий, серебристый, не длиннее двух пальцев, туканский кинжал.