Страница 43 из 58
– Мой дорогой устод!.. – Якуб сжал в своих сильных руках тонкие красивые руки учителя. – Прости меня, благородный учитель. Я знаю, ты хочешь сказать о дочери Хасана, о красавице Рейхан. Она была так добра и внимательна к тебе! Она постоянно спрашивала меня, чем занимается великий учитель, который завладел ее сердцем. Но она просила не выдавать этой тайны. Она стыдилась своих чувств, она видела, как ты занят науками, и боялась отвлечь тебя хоть на минуту. Но ты, бывая в доме Хасана, должно быть, видел, с каким необычайным вниманием она прислушивалась к каждому твоему слову. Как-то она сказала мне, что приход Абу-Райхана – самая большая радость в ее жизни…
Якуб почувствовал, как дрожат руки учителя, и не знал, продолжать ли ему. С лицом, еще более печальным, чем всегда, не отнимая своих рук и стоя рядом с Якубом, он тихо промолвил:
– Расскажи все, что знаешь о ней…
И Якуб, озаренный радостью встречи с Гюльсорой и сейчас, как никогда прежде, понявший все, чему он был когда-то свидетелем, старался вспомнить все то самое главное, что составляло тайну, которую он не смел выдать никому, потому что обещал умной и благородной Рейхан сохранить ее.
– Она говорила мне, – вспоминал Якуб, – как много книг пришлось ей прочесть, чтобы понять и вникнуть в свою любимую книгу «Следы, оставшиеся от прошедших поколений». Мне кажется, что она могла на память прочесть многие страницы этой книги. А розы, которые она своими руками срывала в своем саду и посылала тебе… Неужели ты этого не понял, учитель!.. Она была верна тебе все годы, пока мы жили в Гургандже.
– Они были прекрасны, эти розы… Я был слеп, мой друг. Только сейчас, вспоминая те дни и те встречи, я могу по-новому их понять и оценить. Но теперь уже поздно. Как странно, что я ни разу не подумал о том, почему такая образованная, умная и красивая девушка не сыграла свадьбу в течение всех тех лет, пока я был в Гургандже. Ты открыл мне глаза, Якуб. Как я виноват перед ней! Совсем недавно до меня дошло, что она замужем! Муж ее из знатных придворных, живут они в Кяте, у нее растет маленькая дочь. Спасибо тебе, Якуб! Пускай хоть поздно, но я узнал об этом. Как же мне выразить свою признательность ей?
Ал-Бируни в задумчивости шагал по комнате, низко опустив голову и не скрывая своей глубокой растерянности. Вдруг он остановился, и добрая, ясная улыбка, словно солнечным лучом, осветила его тонкое лицо.
– Я придумал, Якуб! Право же, неплохо придумал! Я посвящу ей книгу начал астрономии. Я помню, она не раз задавала мне вопросы, связанные с небесными светилами. Астрономия интересовала ее. Может быть, эта книга, посвященная ей, напомнит ей Гургандж и скажет о том, что я помню ее.
– Как это хорошо, мой благородный устод! Это как нельзя лучше! Она все поймет. И эта книга доставит ей большую радость. Я сговорюсь с тем писцом, который так красиво переписал тебе книгу Рудаки. Он перепишет твой труд искуснейшим образом. И это будет драгоценный подарок для прекрасной Рейхан, дочери твоего друга Хасана.
– А теперь собирайся в Бухару, Якуб. Не надо терять времени. Устраивай свою свадьбу, мой друг, и будь счастлив!
«ЩЕДРОСТЬ – ДОСТОИНСТВО ПРАВЕДНИКА»
«Щедрость – достоинство праведника». Эти слова, написанные золотыми буквами, красивой арабской вязью по краям синего блюда, так и сверкали на солнце. Джафар еще раз окунул кисточку в золотую краску, подправил заглавные буквы и отошел, чтобы полюбоваться своей работой. Под навесом, в тени густых акаций, стояло несколько фаянсовых сосудов, расписанных юношей. На красном блюде можно было прочесть: «Терпение – ключ радости, спокойствия и благоденствия». А рядом с ним стояла чаша с надписью: «Начало учения горько на вкус, а конец его слаще меда». Джафар остался доволен своей работой. Эти надписи были не только поучительны, но и очень красивы. Они украшали пестрые фаянсовые сосуды, которые так искусно умел делать Джафар. В печи для обжига оставались еще миски. Юноша пошел за ними и в отгороженном дворике столкнулся с Абдуллой, который только что прибыл из Бухары. После сердечных приветствий старик подал Джафару мешочек с деньгами и сказал, что выполняет поручение молодого хозяина. На этот раз денег было намного больше обычного, и Джафар в недоумении спросил, зачем так много. Ведь теперь он, Джафар, уже и сам способен заработать на лепешку и на хлопковое масло для светильника. Юноша подсчитал деньги и, возвращая их Абдулле, сказал, что не считает возможным принять от Якуба такой дар.
– Но, прежде чем отказаться, Джафар, ты лучше спроси, для чего это, – заметил с укоризной Абдулла.
– А для чего?
– Для хорошего дела. Ведь Якуб говорил о том, что намерен жениться на Гюльсоре. Вот для этого и нужны деньги. Я думаю, Джафар, что ты не откажешься доставить сестру Якубу и сделаешь это в самое ближайшее время, потому что нетерпение моего хозяина неописуемо. Надо тебе сказать, что в тот день, когда я был послан сюда, Якуб поспешил в Бухару, чтобы поговорить с отцом и матерью. Почтенный Мухаммад ал-Хасияд ничего не знает о вас, а ему, пожалуй, уже пора узнать об этом.
Абдулла говорил об этом с явным удовлетворением. Ему приятно было вспомнить о том, что все эти годы он умел хранить тайну своего молодого хозяина и хорошо помог ему в добром деле. Да и трудно было представить себе, что бы сделал Якуб, если бы у него не оказалось такого разумного помощника, каким был старый Абдулла.
– Мухаммад ал-Хасияд ничего не знает о нас? – удивился Джафар. – Расскажи мне обо всем, Абдулла, расскажи здесь, пока нет отца, – я не хочу, чтобы отец стал свидетелем этого разговора. Я называю отцом Ибрагима; ты сам знаешь, что ближе его у нас нет никого на свете.
– Я тебя понимаю, – согласился Абдулла, – я бы тоже посчитал Ибрагима отцом. Я думаю, только среди бескорыстных карматов могут встретиться такие хорошие люди.
Абдулла обстоятельно рассказал Джафару всю историю со дня встречи на невольничьем рынке Багдада.
– «Щедрость – достоинство праведника», – сказал старик, показывая на блюдо с этой надписью. – Эти слова полностью относятся к Якубу. Хотел бы я знать, какой праведник заказал тебе такое блюдо.
– Боюсь, что аллах не примет его на небо, – ответил Джафар. – Это владетель обширных земель долины Зеравшана. Он очень богат. Но скареднее его нет человека в Самарканде. Он тысячу раз прочтет эту надпись, но от этого он не станет щедрым. Как говорит пословица: «Осел – все тот же осел, хотя бы на нем переменили седло».
– Я давно уже приметил, – сказал Абдулла, – что богатство и скаредность всегда дружны. Я редко встречал богатого человека, который не был бы обременен этой скверной болезнью. Правда, я должен признать, что мой хозяин Мухаммад ал-Хасияд вовсе не скаредный человек. Он бывает и очень щедрым, но это все же связано у него с расчетом. Он всегда глядит далеко вперед, потому что разумный расчет дает ему барыши. Я смотрю на Якуба и думаю, что никогда бы ему не осуществить своего замысла, не стать бы ему человеком науки, если бы его отец Мухаммад не подсчитал, что ученость и образованность сына принесут ему впоследствии прибыль. Он и мне говорил не раз, что не дождется того дня, когда Якуб вернется в дом и когда наконец эти знания принесут пользу.
Сказанное Абдуллой заставило Джафара призадуматься. Откуда же Якуб берет деньги, чтобы помогать им столько лет? Якуб щедрый человек, но надо что-то иметь, чтобы быть щедрым, а если он на попечении отца, значит, он отдает деньги своего отца, который об этом ничего не знает. Как же можно брать такие деньги? Даже теперь, когда Якуб решил жениться на Гюльсоре, ему, Джафару, непристойно пользоваться добротой Якуба. На этот раз он ни за что не возьмет денег у Абдуллы.