Страница 13 из 89
— Вот теперь ты говоришь как моя сестра. Уэй-шу нравится дразнить мною моего дядю, — объяснил Парахан. — Сейчас мой отец жив. Одна весть от императора — и мой дядя умрёт. Пока мой дядя посылает золото, опиум и самоцветы императору, он в безопасности. Когда мой отец умрёт, если дядя не продолжит выплачивать дань императору, он знает, что император отправит меня домой, с армией. Так что я — весьма выгодная для императора игрушка.
— Меня бы это разозлило, — уведомила Парахана Эвви.
— Ты свободна, — ответил он. — Ты можешь позволить себе злиться. К тому же, у ног императора я слышу много интересного. Мой отец всегда жаловался, что я всё время в школе валял дурака. Он был бы очень доволен, если бы знал, сколькому я сейчас учусь.
Выбранный им путь провёл их через бамбуковую рощу на берега журчащего ручья. Они пересекли его по высокому, выгнутому мосту, покрытому резьбой и украшениями, как и все янджингские мосты, и пошли дальше по тропе, в рощу древних дубов. Они остановились у подножья древнего дерева с чёрной корой, чьи ветви были настолько тяжёлыми, что некоторые из них опускались до самой земли, прежде чем снова начать расти вверх.
— О, так-то лучше! — сказала Эвви.
Упав на колени, она приложила ладони к двум кускам красного и жёлтого песчаника, сжатыми в обнажённых корнях дерева.
— И вообще, что местные садовники имеют против камней?
— Не вини их.
Парахан вытянулся на мшистой земле, где не было камней и корней. Охранники присели на корточки в двух футах от них. Один вытащил коробку с костями, и они начали играть.
— Дело не в садовниках, а в имперской воле. Если только сад не подразумевается как маленькая картина какого-то места, с мостами, ручьём, маленькими деревьями, камнями и так далее, император хочет, чтобы каждый сад был абсолютно чистым. Ничто не должно отвлекать от цветов. Ни сорняки, ни насекомые, ни камни. Плохо придётся садовнику, который не уберёт всё, кроме надлежащего растения.
— Сады без камней мне не могут нравиться, — пробормотала Эвви, обнаруживая разницу между местным песчаником и песчаником из Гьонг-ши. — Это как лишать человека рёбер.
— А что ты можешь делать с камнями, позволь спросить? — спросил Парахан. — Ты можешь изменить траекторию полёта пущенного катапультой камня?
Эвви поморщилась. Некоторые из людей, дававших им кров во время их путешествия на запад, задавали такие вопросы. Что странно, она была не против, когда такие вопросы исходили от Парахана. Он просто смотрел в небо и поддерживал беседу.
— Нет. Камни из катапульт слишком большие. Я могу лишь помочь им долететь до цели быстрее. Смотри. Я могу вот так.
Она протянулась в песчаник у себя под ладонями, и влила свет в тысячи песчинок кварца, апатита и гагата, которые в него входили. Услышав, как Парахан втянул в себя воздух, она осознала, что закрыла глаза. Ей не нужно было зрение, чтобы сказать, что песчаники под её пальцами ярко сияли. Охранники лопотали что-то друг другу на языке имперского двора. Игнорируя их, она открыла глаза, и широко улыбнулась Парахану:
— Я могу делать то же самое с жаром, но в песчанике или известняке жар долго не удержится. Мне нужен чистый хрусталь или драгоценный камень, чтобы очень долго удерживать свет или тепло. Лампы у меня очень хорошо получаются. Мы сэкономили кучу денег в пути, потому что не приходилось покупать факелы или масло для ламп.
Парахан опустился на колени и, стараясь не споткнуться о свои цепи, подполз ближе, пока не смог протянуть ладонь над светящимся камнем.
— Он жжётся?
— О, нет, — сказала ему Эвви. — Розторн грозилась отправить меня спать без ужина, если бы я не научилась делать холодный свет и горячий жар каждый раз.
Парахан осклабился, касаясь камней:
— Совсем не тёплые. Она тебе только грозилась?
— Я слишком мало ела, до того, как они с Браяром взяли меня к себе. Я не думаю, что ей нравится отбирать у меня еду, даже в воспитательных целях.
— Кстати, насчёт еды…
Парахан поднял свой похожий на клюв нос, принюхавшись.
— Я чую жареное печенье с имбирём!
Он посмотрел на светящиеся камни:
— Мы не можем их взять. У садовников будут неприятности, если что-то пропадёт.
Эвви нахмурилась:
— Камни в лесу должны быть свободны идти куда пожелают, если уж они оторвались от почвы. Хотя я, конечно, этих двух красавцев не буду вытаскивать. Они и так счастливы быть с этим со своим деревом.
— Камни в лесу, который не принадлежит императору — возможно, — пробормотал Парахан.
Он встал, и помог подняться Эвви, в свете постепенно гаснущих камней.
— Пойдём посмотрим, что мы сможем украсть у поваров.
Охранники тоже встали:
— Вы не можете украсть завтрак императора! — сказал темнокожий охранник на тийон.
— Мы не будем красть, — с совершенно невинным видом сказала им Эвви. — Мы позаимствуем… с краю. Из того, что дают не-имперцам.
Рука об руку, Парахан и Эвви потопали дальше по тропе.
Розторн сердилась в течение всего их визита в Зимний Дворец, и гадала, было ли это карой от её богов. Во-первых, когда император сказал, что они посетят его сады, он имел ввиду то, что он, Розторн и Браяр, а также стадо магов и придворных — все они будут наблюдать за тем, как садовники обращаются с растениями. Если она хоть пальцем касалась чего-то, садовники топтались рядом так, будто боялись, что она может сломать растение. Во-вторых, их с Браяром снова заставили одеться в шелка, потому что они находились в присутствии императора. Ей следовало понять, что им не позволят запачкаться, когда служанки тем утром разложили перед ними шёлковую одежду.
В-третьих, она была очень не рада магам, следовавшим за ними по пятам. Маги заглушали голоса ветра в листьях и цветах сада, постоянно щёлкая своими бусами. Она слышала, что восточные маги предпочитали бусины с вложенными в них заклинаниями, нанизанные на нить, чтобы их можно было носить на шее или на запястье. Во время их пути по Перевалу Ледяного Льва, она видела, как местные маги вертели короткими нитками заклинательных бусин. Но у придворных магов их были целые верёвки. Судя по всему, Розторн и Браяр в саду считались более опасными, чем Розторн и Браяр в тронной зале.
«Как будто я не могла использовать в качестве оружия те растения в кадках», — подумала Розторн, когда бриз принёс в её уши очередную серию глухих щелчков. Она развернулась к магам лицом:
— Я ничего не слышу от растений из-за этого непрекращающегося шума, — уведомила их она.
Вокруг неё драгоценные императорские розы, с большими затратами привезённые из далёкого Шарэна и выращенные с большей заботой, чем большинство детей, задрожали и потянулись к ней через каменные бордюры. Уэй-шу наблюдал за ними с каменным лицом.
Браяр поднял ладони, направив их по обе стороны тропинки. Розы перестали двигаться и замерли, подрагивая.
Розторн не сводила глаз с магов:
— Что вы делаете с этими штуками? — потребовала она. — Я не творю магию. А если бы творила, то вы не смогли бы меня отвлечь шумелками.
— Это не шумелки, — сказала самая молодая из магов. — Наша магия начертана в метках на каждой бусине. Чем более велик маг, тем больше начертаний — больше заклинаний — на бусине. И больше бусин.
Розторн прищурилась, глядя на обвивавшие пальцы женщины бусы. Маленькие белые бусины, составлявшие большую часть бус у неё на запястьях и на шее, как и у остальных её коллег, были выгравированы мельчавшими идеограммами. Между этими бусинами были другие, из какого-то коричневого стекла, с выгравированными янджингскими символами, несколько бусин из белого фарфора с небесно-голубыми символами и рисунками, и несколько бусин из сердолика с гравировкой на поверхности.
— Как я уже говорила, я не использую магию. Не могли бы вы оказать мне услугу, и вести себя потише? — спросила она так терпеливо, как только умела. — Растения рассказывают мне, как им живётся — когда я могу их слышать.