Страница 20 из 21
— Почему, — начиная злиться, прокричал Буров, — почему «нет»?
— Митя, надо постараться сохранить «Иглу», — Алексей ближе пододвинулся к пилоту, словно от этого он мог лучше его слышать. — Мой двигатель должен выдержать бешеную перегрузку. Надо загнать его, понял? Измотать до тех пор, пока не сгорит последняя капля топлива, и тогда сесть… Я должен, наконец, проверить двигатели.
— Ладно, я ее посажу. Иди в аварийную…
Алексей снова покачал головой:
— Нет.
— Я посажу твою ракету по всем правилам, слышишь? Тебе нельзя здесь оставаться.
— Это мой двигатель, и я его хочу сам испытать до конца. Он должен выдержать. Но двоим тут нечего делать, — инженер коснулся плеча друга и легонько подтолкнул его к люку аварийной кабины. — Ну иди… Иди, Митя…
— Оставь! — резко сказал пилот.
Алексей крикнул:
— Я приказываю!
Пилот вдруг съежился и как-то жалобно взглянул на командира корабля.
— Не могу, — покачал головой Буров, — что я им скажу там, на Земле? Иди сам, или оставайся здесь, но я не могу…
Инженер хотел что-то крикнуть, но вдруг махнул рукой и повернулся к пульту управления.
— Отлогий поворот вправо! — скомандовал он.
Буров с готовностью торопливо крикнул:
— Есть! — и принялся выполнять приказание.
Ракета почти незаметно стала описывать огромный круг.
Борьба людей со взбунтовавшимся пламенем началась.
Грохот огненной струи, казалось, заполнил все их существо — так он был необуздан. Пламя ревело с неистощимой силой, словно стремясь убить волю к сопротивлению, надежду на то, что когда-то должно же кончиться топливо. Стенки ракеты по соседству с хвостовой камерой нагревались все сильнее, так что даже в дальнем конце кабины чувствовалось их опаляющее дыхание.
Скорость полета невозможно было уже определить: она давно превысила диапазон приборов. Ракета неслась в пространстве, изрыгая длинную струю огня, словно разъяренное мифическое существо. И все-таки два человека продолжали упорную борьбу. Они не думали о том, как им удастся совершить посадку при огромной скорости полета; они забыли об угрожающей опасности. Каждый из них неотступно думал об одном: когда истощится горючее.
…И в конце концов оно иссякло. Пламя, покоренное волей человека, погасло, и тогда наступила странная шумная тишина: казалось, будто где-то далеко обрушиваются на, скалы тяжелые потоки воды.
Измученные, полузадохнувшиеся люди, вытирая струившийся по лицу пот, еле держась на ногах, поздравляли друг друга: двигатели выдержали.
Используя остатки топлива ракеты, они привели ее приблизительно в тот район пустыни, где был расположен полигон. Потом они включили парашюты спуска. Они не могли видеть, что парашюты были сильно повреждены огнем, и только через некоторое время поняли, что спуск происходит ненормально быстро.
Глава 15
НЕПОКОРЕННОЕ ПЛАМЯ
Алексей помнил мельчайшие подробности борьбы с непокорным и все-таки смирившимся пламенем. Его сознание работало отчетливо во все время полета вплоть до момента посадки.
Он пришел в себя или, вернее, стал в состоянии двигаться, когда ракета уже лежала на земле. Как ему казалось, он быстро вскочил, хотя в действительности поднялся очень медленно, цепляясь за горячую стенку кабины. В полузабытьи он зачем-то обошел кабину, потом открыл люк наружу и подтащил к струе свежего воздуха тело своего товарища. Он все еще не мог отдать себе ясного отчета в происходящем. Он ходил, действовал, смотрел, слышал, но все это словно скользило мимо его сознания. В таком же полубессознательном состоянии он перевязал кровоточащие раны друга. Сделав все это с педантичной, хотя и неосознанной, точностью, он долго смотрел на взмокшую от крови повязку на руке друга, и только тогда ему пришла в голову мысль, что следовало бы осмотреть и свое тело, чтобы не потерять слишком много крови, если у него есть открытые раны. Он поднял руку, пристально вглядываясь в нее и удивляясь, что он так свободно двигает руками, ногами и головой и на его теле нет никаких ранений, в то время как друг его лежит неподвижно, не издавая ни звука. Тогда он наклонился к груди товарища и долго слушал, досадливо морщась, потому что ему было очень трудно уловить биение сердца на фоне глухо шумевшего в отдалении водопада. Он выпрямился и опять приложил ухо к груди человека. Так он проделал несколько раз, пока порыв ветра, ворвавшийся в открытый люк, не зашелестел клочком бумаги на полу. Алексей выпрямился, сосредоточенно, болезненно морщась, посмотрел на обрывок бумаги и вдруг вновь услышал легкий шелест. Слушая этот слабый шорох, он как-то внезапно понял, что приглушенный отдаленный шум падающей воды — это просто тишина, и что он не слышит биения сердца неподвижно лежащего человека не потому, что мешает какой-то посторонний звук, а потому что сердце не производит никакого движения — оно остановилось.
Поняв это, он тяжело поднялся, постоял над телом друга, покачиваясь из стороны в сторону, и стал неуклюже выбираться из люка: надо было позвать кого-то на помощь, потому что, может быть, он перестал слышать.
Он не удивился, когда, высунувшись из люка, увидел бегущих к ракете по глинистой земле пустыни людей.
…Прошло несколько дней, прежде чем Алексей оправился.
Все эти дни он провел дома, подолгу спал, медленно прогуливался в саду под руку с Ольгой.
Как-то утром Ольге позвонил председатель комиссии па приемке «Иглы» и сказал, что ракета, по указанию конструктора, доставлена на полигон с места ее посадки в пустыне.
Он просил не тревожить инженера этим сообщением, если тот чувствует себя плохо.
— Это должно встряхнуть его, — ответила Ольга. — Спасибо, что позвонили.
— Осторожнее, Ольга Николаевна, — сказал в телефонную трубку хриповатый бас председателя комиссии, — в нем, кажется, просыпается жизнь, и как бы нам не погасить ее напоминанием о несчастье.
— Ее нельзя погасить, — с горячей убежденностью возразила Ольга, — невозможно. В нем какое-то неугасимое пламя.
— В таком случае, действуйте, — засмеялся председатель комиссии.
Когда она передала Алексею содержание телефонного разговора, он, наморщив лоб, спросил:
— Разве я давал такое указание? Не помню… Впрочем, хорошо, что они это сделали…
— Но ты сам распорядился… Еще тогда, когда тебя нашли около «Иглы». Это было в моем присутствии, я слышала.
Алексей отрицательно покачал головой.
— Совсем не помню. Так или иначе ракета мне необходима. Надо подумать, как защитить топливо от космических лучей. С этого мы и начнем опять… — И он потянулся, расправляя мускулы, словно после долгого сна. — Оленька, мы скоро начнем… Наконец-то я опять становлюсь человеком.
И помедлив, он деловито сказал:
— Мне нужно сейчас в мастерские. Я вернусь к обеду,
В мастерских его встретили с плохо скрываемой предупредительностью и теплотой. Видимо, люди не хотели напоминать ему о несчастье, но против воли в каждом их слове чувствовалось заботливое, дружеское внимание. Рабочие, техники, инженеры подходили к нему, здоровались, спрашивали. когда будут следующие заказы по сборке ракет, старались остаться около него. Когда он зашел в свою застекленную контору, люди вместе с ним направились туда же, и как-то незаметно вдруг оказалось, что в комнатушке негде упасть яблоку
Он положил на стол кипу чертежей и тут же стал прикидывать, что и в какие сроки смогут они сами сделать, не дожидаясь получения основных частей ракет с заводов. В конторке сразу стало оживленно, деловито. Рабочие, получившие заказы, обсуждали вместе с мастерами, как их лучше и быстрее выполнить, обращались к конструктору за советом. И никто не уходил из конторки. Потом Гусев пошел по цехам. Он останавливался у станков, заговаривал с каждым рабочим. Он неторопливо расспрашивал, как работает станок, нет ли у рабочего каких-либо технических предложений, как пойдет изготовление последних заказов.