Страница 19 из 21
— Скорее докапывайся, что случилось, — кричал тот.
— Митя, я еще ничего не могу понять… Мне надо пройти взглянуть на приборы управления…
Пилот принялся помогать надевать скафандр.
Тоном командира инженер приказал:
— Восстанови связь… Пока ничего не сообщай об аварии.
— Есть! — раздался в наушниках короткий ответ.
И, надевая скафандр, он слышал, как Дмитрий говорил в ларингофон, обращаясь к «Земле»:
— Чертовски красивое небо, прямо дух захватывает… Если я временами буду молчать, не волнуйтесь, дайте спокойно полюбоваться вселенной…
Готовясь итти к люку, уже одетый в скафандр, Алексей заметил на себе полный тревоги взгляд друга, хотя в словах которые тот произносил для «Земли», по-прежнему звучало, казалось, веселое и безмятежное спокойствие. Пожалуй, только сейчас инженер начал понимать, сколько выдержки и упрямой, непреклонной воли было в этом, подчас казавшемся неуравновешенном, человеке. С внезапным порывом он качнулся тяжелым стальным, застекленным спереди шлемом к другу и неуклюжими, покрытыми резиной и асбестом рукавицами скафандра пожал его руку.
…Шаг за шагом он исследовал каждую деталь ракеты — приборы, детали механизмов, стенки, даже заклепки.
Он медленно прошел через охлаждающий трюм, имевший сообщение с внешним миром, так сказать «радиатор» двигателей. Наклонив застекленный шлем к замку дверцы, ведущей в носовую часть, он долго возился, отпирая ее. Попав в новый отсек и захлопнув за собой стальную дверцу, инженер огляделся. В этом помещении размещались дополнительные приборы, связывавшие ракету с Землей и регистрировавшие проявления внешнего мира — спектр солнца, космические лучи, загадочные межзвездные радиоволны, магнитное поле Земли… Сколько раз на земле он бывал в этом узком, стального цвета помещении, забитом снизу доверху коробками приборов и словно оплетенном жгутами проводов. И все же теперь, во время полета, оно выглядело каким-то незнакомым, должно быть от того, что стенки приборов и провода вибрировали, в отсек доносился режущий слух рев двигателей. Все здесь жило незнакомой лихорадочной жизнью. Это был механический мозг ракеты. Во время испытательных полетов без людей как раз здесь превращались в радиоимпульсы показания всех приборов. Сюда же принимались радиораспоряжения с Земли и, преобразовываясь в электросигналы, приводили в движение механизмы управления.
Инженер принялся действовать: внешне медлительно. Казалось, ему никогда не разобраться в этом переплетении проводов, в механических и электрических приборах, таившихся под металлическими кожухами. Но человек упрямо исследовал одну деталь за другой. Некоторые приборы он выключал — потухали лампы, замирали миниатюрные зубчатые передачи — выпадал целый участок механического мозга. И тогда инженер изучающе всматривался в действующие аппараты, прислушивался к гулу за переборкой. Какие изменения это принесло? И снова искал, отключал, слушал.
Механический мозг был бессилен — можно было отключить одно его звено за другим, и это никак не сказывалось на работе двигателей. Детали «мозга» и весь он в целом работали исправно, и все же он потерял власть над двигателями.
Именно сейчас с ужасающей ясностью обнаруживалось, что все эти тончайшие приборы и механизмы только внешне могли создавать иллюзию самоуправляемости ракеты, но они никогда не имели над ней власти. И хотя эта простая мысль давным давно уже была высказана Смирнову, инженера охватила вспышка ослепляющего гнева. Он ударил кулаком, затянутым в резину, по кожуху ближайшего прибора. Боль вернула ему спокойствие. Он слишком доверялся механизмам, и вот результат — приборы оказались менее совершенны, чем могли быть, если бы, конструируя, он ближе наблюдал их действие.
И он вновь начал свои поиски. На этот раз он не пропустил ни одной детали. Уже когда он подходил к концу исследований, внимание его было привлечено шкалой регистратора космических лучей — этих элементарных частиц материи, летевших в мировом пространстве неизвестно откуда с огромными скоростями. Регистраторы не успели еще перевести в пилотскую кабину, и они были помещены на старом месте.
Желтая стрелка, отсчитывавшая энергию космических частиц, была заброшена далеко за белое деление шкалы.
Конец ее застрял где-то за оправой прибора. Гусев удивленно и недоверчиво вглядывался в прибор. Он вспомнил, что примерно вот в таком же положении были стрелки регистраторов космических лучей во время двух аварий с автоматическими ракетами. Тогда необычайное положение стрелок не вызывало недоумения: во время спуска поврежденной ракеты ломались многие приборы. Но сейчас, что могло разрушить регистратор космических лучей?
Инженер откинул кожух, отвинтил стенку прибора и сразу увидел, что передаточный механизм, приводивший стрелку в движение, был весь перекручен, словно чья-то невидимая, злобная рука изломала тонкие алюминиевые скобки и рычажки.
Значит причиной повреждения прибора не мог быть внешний толчок или сотрясение. Какая-то сила, действовавшая внутри прибора, произвела все эти разрушения. И вдруг Гусев ронял, что прибор мог выйти из строя оттого, что им была воспринята какая-то доселе неведомая космическая частица, обладающая огромной энергией. Она прошла через прибор, подобно снаряду. И, может быть, даже не одна частица, а множество — целый ливень их.
Какая-то смутная догадка, скорее инстинктивно, чем сознательно, заставила инженера быстро наклониться к прибору и вынуть барабан с лентой, на которой автоматически записывались показания. Он развернул белую полоску бумаги и просмотрел записи. Вот то, что ему нужно — против изломанной пики (след, оставленный пером стрелки во время поломки прибора) инженер прочел цифры, отмечающие время последнего показания прибора. Авария произошла всего несколько минут назад, совпадая с тем роковым моментом, когда самопроизвольно заработали двигатели.
Словно молния, озаряющая мгновенным светом дремучий лес и вырывающая из тьмы утерянную дорогу, вспыхнула мысль объясняющая все: и неожиданные аварии с автоматическими ракетами, и перекрученные стрелки регистраторов космических лучей, и бунт двигателей, несколько минут назад вышедших из-под власти людей. Вот она эта неожиданная догадка: высоко над землей, у границ атмосферы в космических лучах, видимо, есть какой-то неизвестный компонент, какие-то частицы с огромной энергией. Иногда они встречаются на пути очень высоко взлетевшей ракеты или нагоняют ее. Непрерывные удары таких частиц в вещество топлива двигателей вызывают в нем какую-то еще неизученную реакцию, и топливо начинает постепенно отдавать свою энергию. Устройство, предохранявшее корпус ракеты от возможного действия космических лучей, очевидно оказалось несовершенным.
Может быть, это и есть первичные, «настоящие», космические лучи, которые ищет Ольга? Остается выяснить последнее: как топливо попадает в двигатели, несмотря на выключенные рычаги управления?
Гусев, сунув ленту в карман скафандра, резким движением отпер дверь носового отсека, быстро пробрался к камере двигателей. Ему не пришлось долго оставаться здесь, последняя тайна перестала существовать. Все объяснилось очень просто: вентиль, через который поступали в двигатель два составляющих вещества топлива, был испорчен и пропускал топливо в камеру сгорания.
Пройдя в кабину, Гусев вскоре стоял уже перед Буровым. Сбросив скафандр, он передал на Землю сущность своих выводов, стараясь не выдать критического положения ракеты.
— Иди в аварийную кабину, — крикнул Буров, — в случае чего — я тебя сброшу.
Аварийная кабина, последнее изобретение Гусева, представляла собой герметический скафандр на двух человек, отделяющийся от ракеты и оборудованный автоматический устройством для спуска.
Прошло несколько секунд, заполненных грохотом и ревом. Пилот досадливо задергал шнур ларингофона: слышал ли командир то, что он сейчас прокричал?
— Иди в аварийную! — снова крикнул он.
Алексей медленно покачал головой: нет, он не пойдет.