Страница 40 из 109
Разве способен в трезвом рассудке и душевном здравии на такое святотатство миропомазанный монарх? Если бы я знал это сегодня утром, то вместо вас - военных и дельцов - загрузил бы мои корабли лучшими психиатрами Рейха! О! Как мне сейчас не хватает здесь моего славного Гинце, Пауль то должен точно знать, что там у них на самом деле случилось.
Так что же вы молчите, мои любимые, обожаемые господа адмиралы!? Притаились, словно жирные караси под корягой? Ну, скажите же мне, что нам теперь делать?
Однако, даже этот пассаж с прямым вопросом в финале, остался гласом вопиющего в пустыне. Все слишком хорошо знали: если попасть Вильгельму под горячую руку, то "на раздаче" можно услышать о себе столько занятного, что человеку с совестью и честью будет трудно смотреть в глаза тем, кто при этом его унижении присутствовал. Причем, как правило, при унижении вовсе не заслуженном. Случай на "Гогенцоллерне", когда на хамскую выходку Экселенца, молодой лейтенант ответил ему оскорблением действием, ничему кайзера не научил. Офицера вынудили застрелиться. Неприятность забылась...
- Ну, какой, скажите мне, может быть парламент в России?! И как нам теперь иметь с ними дело? - Вильгельм вопрошающе пожал плечами, - Ведь русские записные трепачи-интеллигенты - это даже не их знаменитое замшелое допетровское боярство. Теперь эти мерзавцы станут заволынивать в этой своей Думе все и вся! Представляете, какие взятки придется на каждом шагу платить им нашим промышленникам? За каждую закорючку! Вместо помощников кузен наплодит толпу голодных, беспринципных кровососов. И все наши планы пойдут кошке под хвост. Предательство будет караулить нас на каждом шагу!
Генрих, брат мой, ты согласен с этим?
Взоры Тирпица и остальных присутствующих обратились в сторону командующего Кильской базы, чей характерный, гогенцоллерновский профиль четко рисовался в абрисе иллюминатора на фоне темно-серого неба, словно портрет в круглой раме.
Принц Генрих успел глубокомысленно нахмурить августейший лоб и даже набрать в легкие побольше воздуха, как вдруг, с другой стороны стола, раздался прерывающийся, вымученный голос:
- Ваше величество... позвольте...
- Ага! Все-таки наш дорогой Бернгард хочет выступить первым.
- Пожалуйста, позвольте покинуть вас на несколько минут...
- Тьфу! Конечно. Ступай, ступай скорее! - Вильгельм проводил сострадательным взглядом Бюлова, с низкого старта метнувшегося к дверям, - Ну-с, господа адмиралы, поскольку наш главный дипломат предпочел тактично отправиться блевать, может быть пока - по чашечке кофе? Правильно ли будет принимать серьезное решение, обсудив все только в нашем узком флотском кругу?
- Мой Император, прошу прощения, но возможно Вам также стоит выслушать мнение представителей армии и деловых кругов? Тем более, что такая возможность у нас имеется, - осторожно подал голос рассудительный Гольман, чья карьера на действительной службе была уже завершена, и в критические моменты, когда Экселенц "на взводе", можно было не взвешивать каждое слово или помалкивать в тряпочку.
- Всему свое время. Кстати, насчет бизнесменов, Вы попали в самое яблочко, мой дорогой Фридрих. Я семафором запросил у Баллина, знают ли они о русских новостях, и стоит ли нам теперь продолжать поход? На оба вопроса был дан утвердительный ответ. После чего я и собрал вас. А мои любезные генералы... пусть генералы пока подождут, - заявил удивительным образом совершенно успокоившийся Вильгельм, выдержав в своем ответе парочку театральных пауз.
"А несколько минут назад здесь было столько лукавого крика, стенаний и громов-молний. Для канцлера, что ли, все представление им разыгрывается? А не прозвучавшее пока слово принца - домашняя заготовка в либретто этого спектакля?
Сдается мне, что наш Экселенц желает, чтобы "его уговорили", а ответственность за принятое решение хочет изящно переложить на Бюлова, дабы генералитет и Гольштейн слишком шибко не верещали от обиды, - усмехнулся своей внезапной догадке Тирпиц, - Красиво! Его величество опять в своем драматическом амплуа..."
- Но может быть все вовсе не столь уж печально? Ведь мы не раз отмечали, Ваше величество, что нынешний уровень компетенции у российского чиновничества уже не соответствует потребностям современного промышленного развития государства? И то, что царь Николай, похоже, задумал привлечь к местному управлению светлые головы, до этого только раскачивавшие державный корабль, по-моему, вовсе не плохо, - осторожно обозначил свою позицию Зендан-Бирбан, - В конце концов, ему приходится работать с тем человеческим материалом, который имеется в наличии.
- Но не до власти же своих недавних непримиримых противников допускать!?
- Так об этом, как мне представляется, речи не идет вовсе. Никакого ответственного министерства. Парламент предполагается создать только как законосовещательный орган.
- Да? А рассмотрение и утверждение госбюджета?
- Простите, Ваше величество, но разве это можно рассматривать как отрицательный момент? Тем более при склонности власть предержащих в России к бесконтрольному или нецелевому использованию ведомственных финансов? Полагаю, что Император Николай учел факт неготовности своего флота к войне на Востоке, и это при том, что денег-то было потрачено намного больше, чем у японцев, - добавил свои "пять копеек" явно солидарный с мнением начальника кабинета Бюксель.
- Никогда не слышал, что для того, чтобы закрутить гайки, следует сперва отпускать вожжи! - многозначительно прищурился Вильгельм.
- Если ослабшая гайка и резьба изрядно заржавели, то сначала, перед новым затягом, ее действительно нужно слегка отпустить. Ведь очевидно, мой Император, что русское столоначальство уже не вполне отвечает требованиям нового века, - нашелся начальник Генмора, ловко отпарировав августейший выпад.
- Нам, возможно и очевидно. Но как на это посмотрит русский народ, привыкший к сложившейся системе? Желает ли он столь кардинальных перемен?
"Ну, что же, наш выход. Пора Экселенцу подыграть", - усмехнулся про себя Тирпиц, и вслух сухо, с твердой убежденностью в голосе, заявил:
- Декабрьские события об этом свидетельствуют с очевидностью. На мой взгляд, только известная ловкость царя и громкие военные победы отвратили Россию от бунта.
- Даже так, мой любезный Альфред!? Вы и в самом деле полагаете, что все было столь серьезно для Николая, - Вильгельм слегка нахмурился, пристально глядя Тирпицу прямо в глаза, - И гвардия это бы допустила?
- Полагаю, что гвардия, вернее Великие князья и их офицеры, не только допустили бы смуту и кровопролитие в столице. Они их, несомненно, желали, Экселенц. Если даже не более того. И дело тут не только в том, что реформы бьют по дворянству в целом.
Если мы с Вами знаем кое-что относительно здоровья одного из членов понятного семейства, что можно подумать об осведомленности князя Владимира? Мы знаем, как начал царь последнее время прижимать родственников. Знаем о подрывной деятельности обиженного на него господина фон Витте и его друзей из профранцузской партии...
- Значит, Вы думаете, что Ники затеял контригру против своих зарвавшихся старших дядюшек? Из элементарного опасения потерять трон?
- Осмелюсь предположить, что не только это, Ваше величество. Тут, на мой взгляд, просматривается некая более сложная, преследующая несколько целей, многоходовка. Но, конечно, декларировал равенство всех перед законом он неспроста...
- Так... получается, что Вы не усматриваете явных угроз от всего этого шапито нашим планам относительно стратегического сближения с Россией?
- Наоборот. Считаю, что в этих условиях решение Вашего величества о немедленном посещении Петербурга для демонстрации царю Николаю Вашей решительной поддержки - чрезвычайно своевременный, воистину мудрый и важнейший для будущего Германской империи политический шаг.