Наследники Слизерина

Сославшись на усталость, девушка пожелала друзьям спокойной ночи и отправилась в свою спальню.

Она уселась на кровать, поджав под себя ноги, и стала внимательно разглядывать ожог. Боль только усиливалась, и, судя по характеру раны, должна была продлиться, как минимум, еще несколько дней, но для Беллы это было не главное. Куда больше ее мучил вопрос, оценил ли Темный Лорд ее храбрость и то, что именно она применила Аваду Кедавру? Понял ли он, что для нее Черная метка — это не просто тщеславие или чувство долга, а что Белла больше всего на свете жаждет бороться за права волшебников. Масштаб личности Волан-де-Морта поражал ее. Он не просто выступал за те идеалы, которые она разделяла, но был достаточно силен и дерзок, чтобы довести свои планы до воплощения. Белла намеревалась заслужить его уважение и попасть в круг самых приближенных сторонников и доверенных лиц, только так она могла осуществить свои планы и продолжить дело знаменитой Араминты Мелифлуа, а, возможно, даже превзойти ее. Ведь, в конце концов, бабушка добивалась принятия антимагловских законов, а внучка совершила то, что поставило ее саму выше закона. Она уничтожила врага, не спрашивая разрешения общества и глупых министерских чиновников. И это только начало ее пути.

Воодушевленная этой мыслью девушка выключила свет и улеглась на подушку. Левая рука горела, точно была охвачена огнем. Белла понимала, что это мучительное чувство будет терзать ее всю ночь, но не стала прикладывать лед или просить у миссис Лестрейндж целебное снадобье. Детство кончилось. Неизвестно, какие испытания теперь ждут ее впереди, и пора было учиться принимать боль как должное.

====== Глава 22. Три сестры ======

С каждым днем в прессе появлялись все новые и новые подробности смерти Маландры Аллен и Роберта Нерда. Строились журналистские версии о том, кто мог быть безжалостным убийцей, и что значит зловещее послание в небе. Различные эксперты высказывали свои авторитетные мнения, мракоборцы со всей тщательностью вели расследование, но ничего конкретного не заявляли. Поговаривали о том, что это, если не преступление века, то, по крайней мере, десятилетия. Давно уже в магическом мире не совершалось таких наглых и вероломных убийств, да еще и явно на идеологической почве. Пока чистокровная часть волшебного сообщества кулуарно обменивалась злорадными репликами вроде «давно пора!», нечистокровная и более либеральная часть общества была вне себя от гнева и призывала заочно приговорить убийцу к высшей мере наказания, а все министерские силы бросить на ужесточение законодательства и запрета «кровной» пропаганды, чтобы не допустить повторения случившегося. Уолтер Аллен больше не публиковался, не давал никаких интервью, не делал заявлений, хотя журналисты и пытались всячески до него достучаться. Вскоре до общества стали доходить слухи, что он пребывает в больнице святого Мунго, в том ее отделении, где лечат повреждения рассудка, и к нему никого не пускают, поскольку посетители, особенно представители прессы, при его болезни крайне нежелательны и могут усугубить и без того непростое состояние. Что до новоиспеченных преступников, то первые пару недель каникул они провели точно на иголках. Стараниями Ежедневного пророка у них создавалось впечатление, что вся общественность стоит на ушах, и в Британии не осталось ни одного волшебника, который бы не желал лично расправиться с убийцей «бедной» девочки. Каждый день за завтраком друзья читали очередную страшилку о том, как надлежит поступить с преступником. Вариантов наказания предлагалось множество. Самым жутким из них был, так называемый, «поцелуй дементора», то есть «высасывание» из живого человека души. Ввиду несусветной жестокости этой меры, она не применялась уже лет пятьдесят, но теперь очень многие министерские чиновники, в том числе, члены Визенгамота, всерьез обсуждали возможность возвращения к ней ввиду беспрецедентности совершенного деяния. При одной только мысли об этом у любого бы волосы зашевелились на голове от ужаса. Потому что никакая смерть, что там смерть, тысяча смертей не сравнится с этим кошмаром! Человеческий ум даже не в силах вообразить такое жуткое прекращение существования, да и прекращение ли?.. Впрочем, Руквуд по своим каналам в Министерстве выяснил, что мракоборцы в данный момент серьезно подозревают некоего жителя Хогсмида. Этот крайне асоциальный тип и раньше отличался радикальными взглядами, а как-то раз, во время очередной пьянки со своими дружками, громко на весь кабак заявил, что давить надо этих маглов, как клопов, а Аллена с дочкой в первую очередь! Кроме того, мистер Лестрейндж заверил друзей, что если их все же вычислят и привлекут к ответственности, Темный Лорд ни за что не позволит им погибнуть или оказаться в тюрьме, поскольку дорожит своими людьми и при желании может даже организовать побег из Азкабана. Это заверение вконец успокоило преступников, и они стали все меньше и меньше пугаться при выходе очередного газетного выпуска, а потом и вовсе начали посмеиваться над безудержной фантазией журналистов и глупостью мракоборцев. Беллатриса собиралась заглянуть домой сразу же после встречи с Темным Лордом, но, в итоге, не отправилась туда ни через день, ни через два, ни даже через неделю. Лишь в начале второго месяца каникул произошло то, что заставило ее трансгрессировать немедленно, не взяв с собой никаких вещей и даже никого не предупредив. Дело в том, что она получила короткую записку от матери, наспех нацарапанную на неровном клочке пергамента, содержание которой было следующим: «Твоя сестра сбежала. Она прислала нам письмо, где утверждает, что вышла замуж за какого-то безродного Тонкса. Мы не знаем, что делать. Немедленно возвращайся». Порог родного дома Беллатриса пересекла на подкашивающихся ногах и будучи бледной, как простыня. — Это все ты виновата! — истерично заламывая руки, закричала мама, выбегая в коридор. У Беллы ледяной импульс прошел по всему телу. — Тебя вечно нет дома! Сидишь у своих Лестрейнджей, как будто тебе дела до нас нет! — При чем тут я! — закричала Белла, автоматически начав защищаться. — Да ей всегда было на меня плевать! Она меня никогда не слушала! Во всем виноваты эти чертовы книги! Почему ты разрешала ей их читать?!! Губы матери задрожали. Она разрыдалась и кинулась дочери на шею. Белла еле-еле довела ее до кухни, с руганью и угрозами вышвырнула оттуда ошалевших домовиков, и стала сама готовить чай. «Ей бы чего-нибудь покрепче…» — подумала она, косясь на громко всхлипывающую Друэллу, но все же решила, что предлагать родной матери алкоголь было бы не совсем этично. Напоив маму чаем с какими-то успокоительными травами, Белла потребовала, чтобы ей рассказали о подробностях произошедшего и показали письмо. Когда точно Андромеда покинула родительский дом, было неизвестно. Вероятно, это произошло накануне вечером. Девушка трансгрессировала прямо из своей комнаты, и того, что ее всю ночь не было дома, попросту никто не заметил. Особняк был огромен, спальни родителей и сестер находились на приличном расстоянии друг от друга. Да и кому бы пришло в голову контролировать взрослого совершеннолетнего человека? Старшая дочь всегда пользовалась полным доверием. Письмо Андромеды, все измятое, потрепанное и залитое материнскими слезами, имело следующее содержание: «Дорогие мама, папа, Трисси и Цисси! С сегодняшнего дня я официально являюсь миссис Эдвард Тонкс. Мой муж – самый лучший мужчина на свете, но я знаю, что его происхождение никогда не позволит вам его принять, поэтому мне пришлось выйти замуж без вашего ведома и согласия. Надеюсь, однажды вы сможете меня понять. С любовью, Меда» Беллу затрясло от негодования. Как Андромеда могла совершить такую глупость?! Ну неужели она не могла посоветоваться с сестрой, прежде чем принять такое серьезное решение? Долго ли прислать письмо? К чему такая спешка, вообще?!!

Белла молча смяла пергамент в кулаке, не найдя в себе сил как-то это прокомментировать.

Отец семейства смог вернуться домой только к обеду. Он с мрачным выражением на лице прочел письмо дочери и лишь тяжело вздохнул, видимо, тоже не найдя нужных слов. Трое взрослых членов семьи стали усиленно соображать, что же им делать в сложившейся ситуации. Прежде всего, было решено посоветоваться с Орионом и Вальбургой, которые уже пережили предательство Сириуса и, соответственно, имели опыт решения таких проблем. Супруги прибыли в дом родственников по первому же зову, с трудом скрывая свое удовлетворение тем фактом, что, дескать, не только в их семье есть свой «урод». Выслушав стенания убитых горем родителей и изучив письмо Андромеды со всех сторон, они предложили оставить все как есть, отречься от дочери и жить так, точно ее и не было никогда. Именно таким образом они в свое время поступили с Сириусом. — Неужели ничего нельзя сделать! — отчаянно вопрошала Друэлла, теребя в руках совершенно мокрый от слез платок. — Что тут сделаешь, — пожал Орион плечами. — Если она уже вышла замуж за магловского выродка, то все равно опозорила себя. Попытавшись вернуть ее домой силой, вы только усугубите скандал и еще сильнее опуститесь в глазах общества. Уж лучше попытайтесь замять это дело. — Да разве такое можно замять! — истерично восклицала Друэлла, с укором глядя на деверя. — Ничего, дорогая, — утешала ее Вальбурга, нарочито заботливо поглаживая невестку по спине. — Наши дети не всегда такие, как мы хотим. Что поделать. Это развращенное общество портит их, и нам, порой, не удается это предотвратить… Тем не менее, Сигнус не был намерен сдаваться. Во что бы то ни стало, он решил разыскать дочь и поговорить с ней, попробовать убедить развестись и вернуться домой. Найти ее удалось не сразу. Молодожены, опасаясь преследования, тщательно скрывали свое местонахождение. Тем не менее, дочь все же согласилась увидеться с отцом на нейтральной территории и назначила ему встречу в Косом переулке. О чем был их разговор — неизвестно, но мистер Блэк вернулся домой мрачнее тучи и сухо сообщил потрясенным жене и дочерям, что Андромеда сделала свой выбор окончательно и бесповоротно, и про нее придется забыть. Рассказывать подробности встречи он с несвойственной для себя резкостью отказался. Мать проплакала всю ночь, а на утро почувствовала сильную слабость и явные признаки недомогания. Осмотрев ее, семейный целитель диагностировал нервную болезнь, вызванную сильным стрессом, оставил кучу каких-то непонятных снадобий и прописал покой в купе с постельным режимом. Сигнус два дня не отходил от постели супруги, затем заявил, что, если он немедленно не выйдет на работу, то лишится своей должности. В итоге, уход за Друэллой полностью лег на дочерей, поскольку в такой деликатной ситуации о приглашении постороннего человека в качестве сиделки не могло быть и речи. Понимая, что застряла дома на неопределенный срок, Белла отправилась к Лестрейнджам, чтобы забрать вещи. Старательно скрывая свое горе, она сообщила удивленным друзьям, что ей просто надо немного побыть дома с семьей. Ухаживать за матерью оказалось непросто. Она жутко капризничала, постоянно требовала к себе внимания, нескончаемо причитала о своей несчастной судьбе и вероломном предательстве родной дочери, обвиняла в случившемся всех и вся, говорила, что жизнь ее кончена, и уже никогда она не сможет посмотреть людям в глаза. Через две недели этих жестоких нервных испытаний Беллатриса поняла, что если мама в ближайшее время не возьмет себя в руки и не прекратит эти представления, ей и самой понадобится врачебная помощь. Да и на Цисси, которая ужасно тяжело переживала разрушение своей семьи, уже было жалко смотреть. — Трисси, это правда, что в Хогвартсе теперь все будут смеяться над нами? — как-то поинтересовалась она у старшей сестры дрожащим голосом. — Малышка, — Белла ласково обняла ее за плечи, — если хоть одна тварь посмеет показывать на тебя пальцем, я оторву ей голову и буду играть ею в квиддич вместо бладжера. Она произнесла это таким елейным голосом и, вместе с тем, столь решительно, что Цисси невольно рассмеялась. Тем временем, Белла и сама уже была на грани. В отношении матери нужно было срочно что-то решать, поскольку сестры совершенно точно не могли провести у ее постели всю оставшуюся жизнь. — Тебе нужно прогуляться, увидеться с друзьями! — упрямо настаивала она. — Что ты! — беспомощно закатив глаза, отвечала мама. — Я больше никогда не смогу появиться на людях! Что я им скажу? — У тебя есть еще две дочери, если вдруг ты забыла! — не выдержала Белла, поскольку родительница уже совершенно измотала ее своим нытьем. — Что ты имеешь в виду? — мать оскорблено поджала губы и поставила изящную чашку тонкого фарфора, из которой она только что пила травяной чай, обратно на блюдце. — То, что так ты можешь и нас лишить будущего! — Что?! — ахнула вконец обиженная мама. — Как ты смеешь говорить мне такое! Разве я могу лишить вас будущего?! — Если ты больше никогда не покажешься на людях и не посмотришь своим друзьям в глаза, то, что прикажешь делать нам? Тоже никогда больше не выходить из дома? — Но что я могу сделать?! — мама всплеснула руками, переходя на крик. — Попытаться сохранить лицо! Не вести себя, как проигравшая! Посмотри на тетю! Она продолжает жить, как ни в чем не бывало! И уже никто почти о ней не сплетничает! — Я, что, виновата, что не такая как Вальбурга! — взвилась мама. — Я не могу столько вынести! — А я могу?!! — закричала Беллатриса не своим голосом. — Знаешь что! Она приблизилась к матери на расстояние трех футов, и выражение ее лица было пугающим. — Если ты не возьмешь себя в руки, я тоже сбегу! И Цисси заберу с собой! Мы больше не останемся в этом сумасшедшем доме! — В сумасшедшем доме? — задохнулась мама. — Это я-то сумасшедшая?! — Ну не я же! — огрызнулась Белла, впервые в жизни потеряв всякое родительское уважение. — Да куда ты убежишь?! — издевательски поинтересовалась мама. — К Лестрейнджам? Они приличные люди, ни за что не станут тебя укрывать! — А вот тоже найду себе какого-нибудь магла и выйду за него замуж! — глаза Беллатрисы безумно засверкали. — Раз уж мы все равно больше никогда не сможем посмотреть людям в глаза, то, что я теряю?! — Немедленно прекрати! — испуганно воскликнула мать, одним резвым движением вскакивая в постели. — Еще не все потеряно! — Правда? — издевательски переспросила Белла. — А по твоим собственным словам, хуже позора быть не может, и наш род уже обречен! Так не все ли равно, что будет со мной теперь?! — Не смей так говорить! — в ужасе проговорила мама. — Я запрещаю тебе даже произносить такие вещи! Только на вас с Цисси я и надеюсь! Вы будете достойными потомками Блэков! — Как мы будем достойными потомками Блэков, если ты даже не хочешь выйти в свет и оправдаться?! Какая уважающая себя чистокровная семья возьмет нас замуж?! У мамы глаза забегали, а губы задергались в попытке возразить, но нужные слова не находились. — Ничего такого не будет! — наконец выговорила она. — Никто не посмеет воротить нос от Блэков! Что бы ни случилось, едва ли в Британии найдется еще один волшебный род равный нам по статусу! Далее она громко и гордо фыркнула, схватила со стула свой халат, быстро накинула его поверх ночной рубашки и твердым решительным шагом покинула спальню. С той самой секунды постельный режим был отменен. На следующий же день миссис Блэк надела свою лучшую мантию, самые дорогие украшения и с видом величайшего достоинства отправилась к одной из своих ближайших подруг, отличавшейся особенной любовью к сплетням и пересудам, предварительно уведомив ее довольно нахальной запиской. «Дорогая, мы так давно не виделись! Загляну после обеда.