Мания приличия

====== Больница ======

Ничего не осталось от мелодий, звякающих бокалов, смеха и разговоров, запаха духов, приятного полумрака. В коротком молчаливом переезде из отеля до клиники мы с Джиёном перенеслись из праздника в будни, проблемы и трудности, и единственное на что я надеялась, что всё не обернется трагедией. Я только стала отвыкать от стрессов, чтобы снова к ним так внезапно вернуться. Лампы дневного света неприятно светили на этажах, будто сканируя меня рентгеном, пахло стерильностью и лекарствами, пробивающимися сквозь освежители воздуха, и весь медперсонал был в безукоризненных бирюзовых или белых одеждах. Чем не ангелы, чем не рай? Если там все такие же вежливые, чистые и заботливые, то, пожалуй, рай ничем не лучше, чем психушка. За полгода в Сингапуре мне ещё не пришлось заболеть и нуждаться во враче, но всё окружающее подсказывало мне, что медицина здесь куда лучше, чем в моей глубинке на родине. Но как бы ни было превосходно устроено отделение, оно никогда не вызовет теплых чувств, мне кажется. Больница, она и в Сингапуре больница. Вид, в котором я сидела на стуле в коридоре, красочно оповещал о том, что произошло нечто экстренное, иначе как ещё можно было оказаться в клинике в вечернем платье и на шпильках, при полном макияже? На плановый осмотр так не собираются. Джиён дождался ответственного доктора (долго ему ждать не позволили, все знали, кто приехал, и кто поступил в реанимацию) и встал поговорить с ним в двух шагах от меня. – Что он принял? – слышала я вопрос Дракона. – Псилоцибин, амфетамин, метилендиоксиметамфетамин, – посмотрел мужчина в белом халате на листки, результаты анализов, наверное. – Пока трудно сказать, сразу ли он это всё принял, или постепенно, лаборатория ещё не все ответы дала. Точное время принятия никакой анализ не даёт. Концентрация в организме очень большая… – Больше ничего? Кокаин? Героин? – Нет, диацетилморфина нет, а кокаин в совсем малом количестве, уже в выводящейся степени, и остатки барбитуратов, возможно, принимались в течение недели, так что сегодня употреблялись только вышеназванные психоактивные вещества. – Врач не решился похлопать Джиёна по плечу, поэтому просто сказал: – Мы делаем всё возможное, помощь прибыла быстро, поэтому есть все шансы на успех. – Делайте, – отрезал Джиён и вернулся на свой стул, напротив моего. Третий лишний ушел. – Эти наркотики… он без них уже не может, да? – тихо поинтересовалась я. Дракон поднял на меня глаза исподлобья, вертя на пальце кольцо брелка с ключами. – Может. Это не то, что вызывает физическую зависимость, только психологическую. – Всё ведь будет в порядке? Я верю, что он выкарабкается. – А с чего это ты за него переживаешь? – Джиён пребывал в ужасном настроении, чувствовалось. Не в том, когда его забавляет изображать что-то, утаивать, создавать напряжение, а в том, какое мог себе позволить повелитель государства, нетерпеливом, эгоистичном и требовательном, когда он действительно напрягает одним своим взглядом, несущим угрозу похуже водородной бомбы. – Мне его жаль… – Из-за истории, которую я тебе рассказал о смерти его жены? – Джиён с сарказмом покривил губы. – А если я её выдумал и наврал, что тогда? Тогда пусть он сдохнет, гнида такая? – Только не запутаться, только не утонуть во лжи и обмане! Даша, придерживайся изначальной версии, видь в людях лучшее, и тогда никто не собьёт тебя с пути. – Я видела у него обручальное кольцо. Ты не врал. – Представь, что его жена сидит дома, с ребенком, а он предпочитает наркотики и жрёт их горстями, безответственно и не думая о близких. И ведёт себя так, что за всё это время ты даже не заподозрила о её существовании. – Червь сомнения начал копошиться. Но нет. – Она бы тогда была здесь. – Да за несколько лет такой жизни ей уже плевать на него. – А тебе не плевать. Ты беспокоишься о нем, и сочиняешь сейчас от бессилия всякие басни, – прекратила я его озлобленную ядовитость. Джиён немного успокоился, застыв и не бряцая больше железом в руке. Как обычно, он не выпалил ничего, не подумав, а тщательно взвесил свой ответ: – Сынхён безумно интересный человек, рядом с ним мне весело, рядом с ним я могу забыть о своих делах, чувствовать себя комфортно и спокойно. Беспокоюсь ли я о нём сейчас? Я беспокоюсь о себе, потому что мне без него будет херово, мне без него будет гадко, мразно, тоскливо до фиолетовости печенки. Что меня пугает в этот час? Его смерть? Нет, мне не нравится та часть моей жизни, из которой он пропадёт. Ты никогда не думала об этом? Что в смерти людей, к которым мы привязаны, нас пугает не их будущее, а своё собственное. – Да, часто так и есть, – согласилась я. Поправив браслет с сапфирами на запястье, я повела бледными на фоне местных жителей плечами. – Но когда близкому человеку больно, мы хотим взять эту боль на себя, чтобы ему было легче. Неужели с тобой ни разу такого не было? – Ни разу, – честно сказал Джиён. Очередная попытка найти в нем что-то неожиданное провалилась. – Ясно, – отвела я взор, и краем глаза увидела улыбку, вызванную моим разочарованием. – Почему ты поехала со мной сюда? Могла бы остаться в «Марине», закрутить с Мино. – Ты так уверен, что я способна изменить? – А что, до сих пор нет? Сынри изменил тебе. – Слышал, что если ударили по одной щеке, то надо подставить вторую? – Ты ради красного словца говоришь, или на самом деле отказываешься принимать уроки жизни? – Он откинулся поудобнее, поглядывая туда, откуда должен был когда-нибудь прийти врач. – Сначала дадут по второй щеке, потом в челюсть, потом под дых, завалят, запинают и убьют. Ты по-прежнему не обрела жизнелюбие и рассчитываешь жертвенностью найти кратчайший путь на небеса? – Ну, если смотреть на мир твоими глазами, то на этом свете делать вообще нечего. – А как же получать удовольствие? – И как же получать удовольствие? – наклонилась вперед я, вспомнила, что у меня глубокое декольте, и опять выпрямилась, чтобы не светить ничем. За узким и темным прищуром Джиёна перестало быть видно, куда именно он смотрит, но на устах его всё ещё плутало лукавство. – Для каждого оно в чем-то своём, мы уже говорили с тобой об этом, но ты гналась за призрачным счастьем, похоже, и по сию минуту не поняв, в чем же оно заключается. – А ты понял? – А я не сказал, что верю в его существование. – Сынхён, думаю, мог бы многое нам рассказать о счастье. – Мы смотрели в линолеум с квадратным шахматным узором между нашими ногами. – Ты ведь знал его тогда, до её смерти, счастливым. Скажешь, что такого не было? – Не умри она, – не стал больше увиливать мужчина, – он и сам бы не понял, был он счастлив или нет. – Что имеем – не храним, потерявши – плачем. Так говорят мои бабушки. – Джиён вдруг глухо засмеялся, приложив пальцы к губам, чтобы не расходиться в этом веселье. Его перстни показались мне непосильно тяжелыми для его уставших от волнения пальцев. – Убийства, реанимация, наркотики, бордели, грязные деньги и торговля органами… только ты можешь среди этого всего вспомнить про бабушек и у меня такое ощущение, что я забыл вымыть руки перед обедом и меня сейчас отругают. В моём окружении даже о родителях годами не вспоминают. – У Сынхёна они живы? – Да, но живут в Сеуле, – вздохнул Джиён. – Со времени вдовства он редко их навещает. – Я бы на их месте перебралась к нему. Поддерживать. – Из-за угла скользнул тот самый доктор, сразу же развернувшийся к Дракону. Тот не поднялся, только остановил на лице медика стеклянные, властные глаза, собирающиеся казнить, если услышанное им не понравится. – Худшее позади, состояние постепенно нормализуется. Артериальное давление было на пределе, удалось его вернуть к норме, остановку сердца предотвратили. Это самое опасное в таких случаях, но не дошло, к счастью, до этого. – Хорошо, – спокойно, как-то со свистом в горле произнес Джиён, заторможено кивнув головой. – Скажите, а… снотворные, которых у него обнаружилось в крови очень много – это рецептурное? У него есть рекомендации врача или необходимость в их принятии? – уточнил доктор, поглядывая в карту пациента и водя по строчкам ручкой, чтобы отметить что-нибудь важное. – Он пьёт циклобарбитал, как вы думаете, легально ему такое пропишут? – дернул подбородком Джиён. – Простите, конечно. Я просто для справки… – К нему можно войти? – Теперь Дракон поднялся. – Он ещё спит… сейчас его перевозят в палату, но если вы желаете… – Я желаю. – Джиён двинулся вперед и я, зачем-то встав тоже, последовала за ним. Кто мне был Сынхён? Никто. Сообщник и приятель главаря мафии, такой же бандит, такая же жестокая и гнусная личность. Но идя за Драконом, я никак не могла понять, кто же из этих двоих меня тут больше держит? Или я вообще сбежала с вечеринки потому, что не хотела выглядеть брошенной в эту ночь дурой? Сынри отчалит к путанам, а я сиди дома и плачь? Я так и не смогла взять инициативу с Мино в свои руки, а от него не дождусь её. Стало быть, я поспешила сюда ради самой себя? Но почему тогда я испытала радость и облегчение, узнав, что с Сынхёном всё обошлось? Врач вынужден был нас проводить, и мы вошли как раз в тот момент, когда Сынхёна укладывали на больничную койку, осторожно поправляя инфузионную систему. Медсестра задвинула штатив к изголовью, чтобы никто о него не споткнулся. Лежащий с сомкнутыми веками мужчина чуть заметно дышал, был бледен и беззвучен. Джиён поставил руки в бока, никому ничего не говоря, но демонстрируя, что ждёт, когда все уберутся подальше. Я взглянула на него – мне тоже выйти? Но и я не получила никаких распоряжений, а потому решила остаться. Персонал поправил одеяло на пациенте и, попросив звать его, если что-то понадобится, растаял за дверью. Дракон взял стул от окна и придвинул его к постели «больного», усевшись. Я поискала ещё один, и нашла у столика в противоположном конце. Поднеся его поближе, но не так близко, как Джиён, я тоже присела. – Тебя Сынри не потеряет? – шёпотом спросил Дракон, изучая восковое лицо друга. – Нет, – без подробностей заверила я так же тихо. – А тебя Кико? – Она улетела в Штаты. – Мы говорили негромко, будто за стенкой ходил враг, а мы от него прятались. – Я рада, что всё обошлось. – Если бы знать, что это в последний раз… – Такое уже бывало? – Однажды, пару лет назад. – Джиён поставил локти на колени и уперся подбородком в свои сомкнутые замком руки. – Тогда он мало в этом понимал, поэтому, естественно, не рассчитал, но сейчас… – Ты думаешь, он специально это сделал? – На душе сделалось очень нехорошо. Если Сынхён пытался покончить с собой, до какой же стадии отчаяния он дошёл? Я вспомнила себя, пытавшуюся то застрелиться, то ещё с собой что-нибудь сотворить. Что ж, теперь я узнала, каково находиться рядом с потенциальным суицидником – это мягко говоря неприятно. Но перед Сынхёном не стояла угроза пыток, насилия, боли, унижения, его жизнь текла однообразно уже три года, и всё-таки никак не могла стать для него выносимой. Он терпел пытки от пробуждения и до засыпания, если не употреблял никаких препаратов, которые вызывали поддельную эйфорию, галлюцинации, ощущение приподнятого настроения. Кусая губы, я придвинулась ещё немного со стулом. Как же мне жаль его… как же я хочу чем-то помочь ему, но чем? – Можно я подержу его за руку? – спросила я у Джиёна. – Он не моя собственность, к чему моё разрешение? Подумай сама, понравилось ли бы ему это? – Я вспомнила всяческие уловки Сынхёна, чтобы его никто не касался и не трогал, как он решается на контакты, только будучи пьяным или под кайфом. Вспомнила и не стала его трогать, спрятав ладони между своих коленок. – Как ты думаешь, он сейчас чувствует что-нибудь? – Понятия не имею. – Джиён остановил взор на том месте, где игла, спрятанная под пластырем, входила в вену на изгибе руки Сынхёна. – Под действием некоторых наркотиков чувствительность здорово притупляется, а от других обостряется, но они, я так понимаю, нейтрализованы врачами. – Взгляд вскарабкался по трубке, проводящей из капельницы лекарство. – Может, сходить за кофе? Принести чего-нибудь? – предложила я, подумав, что, возможно, Дракон хочет побыть наедине с товарищем, пусть даже находящимся в бессознании. – Ты же знаешь, я не люблю абы какой кофе, а в автоматах всегда разведенные помои. – Джиён быстро покосился на меня. – Ты для этого живёшь? Чтобы угождать всем, кому только возможно? – Странно было слышать язвительность шепотом, она в таком виде становится какой-то почти дружелюбной. – А что, может мне именно это удовольствие приносит? – Едва не показала ему язык я, удержала больничная обстановка. Джиён поморщил нос, будто ему в глаза било солнце. – Не сомневаюсь, если бы у тебя было семь миллиардов рук, и ты могла бы прислуживать всем и каждому – ты бы обрела счастье. – А вам никогда не казалось… – я едва не подпрыгнула, а Джиён вздрогнул так, что стул под ним двинулся, скрипнув по полу. Выругавшись «черт!», он вместе со мной обернулся к изголовью койки и увидел спокойно смотрящего перед собой, в стену, Сынхёна. Тот словно не заметил нашего переполоха, и продолжал: – … что пространства не существует? У меня такое ощущение, что если я подниму руку, то одинаково могу коснуться стены, окна, того, что за окном, неба… – Тебя не отпустило что ли ещё? – начал шарить по карманам Джиён, встав и заходив туда-сюда возле стула. Вытаскивая пачку сигарет, он выронил визитницу с банковскими картами, коих у него было множество. – Блядь, – ляпнул и наклонился, чтобы поднять её. – Просто голова кружится, не примите за расстройство ума, – сказал Сынхён настолько смиренно, будто знал, где очнется, когда ушёл в небытие под действием таблеток. Глаза были адекватными, и голос не дрожал. А вот мои губы дрожали, образовывая улыбку. – Как ты себя чувствуешь? – я подсела ещё ближе, теперь уже непосредственно к самой постели. – Обескураженно, – пробасил Сынхён. Я восприняла его обычный юмор как признак поправки и, желая что-то сказать, растерялась, наполовину засмеявшись, наполовину заплакав. – Я волновалась за тебя, мы с Джиёном, – кивнула я на того, недовольно затаившегося у окна и выковыривающего сигарету непослушными пальцами. – Как хорошо, что ты пришёл в себя, что ты в порядке. – Сынхён долго разглядывал мои влажные глаза и, наверное, глупое от счастья неизвестного происхождения лицо. Потом посмотрел на друга. – Я хочу её удочерить. Она меня умиляет. – Ага, флаг в руки, балбесина, – наконец-то сопоставил сигарету с зажигалкой Джиён и щелкнул колесиком. – Тут нельзя курить, – заметил Сынхён. – Пошёл ты в жопу! Мне из-за тебя хуже, похоже, чем тебе. Придурок. – Дракон непослушно закурил. – Оконце хоть приоткрой, пожарная сигнализация сработает, больничный бунтарь и революционер одной палаты. – Стиснув губами фильтр, на этот раз Джиён исполнил просьбу и высунулся с первым облаком дыма в окно. – Ну, голубки, я удивлен видеть вас вместе, хотя не так, как мог бы быть удивлен, если бы очнулся на моменте, допустим, вашего совокупления. – Пошёл ты в жопу второй раз! – бросил через плечо Джиён и продолжил курить. – Даша, чем обязан твоему посещению? – Я пожала плечами, развела руками, продолжала улыбаться. Вместо банкетного зала клиника, вместо резвящихся и пришедших развеяться людей медики, а мне почему-то уютнее и спокойнее стало внутри. – Просто случайно оказалась рядом… – Все случайности не случайны. – Джиён засунулся было опять в палату, но Сынхён слабо приподнял палец одной руки и опередил его, пробормотав неожиданно для его манеры быстро: – Сам ты туда пошёл! – Сорванная фраза потеряла смысл, и Дракон отвернулся. – Ты всё ещё с Сынри? – полез беззастенчиво в мою жизнь Сынхён. – Ну… вроде как да. – И как вам? – Что именно? – Ну, быть вместе. Вы что-нибудь друг к другу испытываете? – В другой раз я бы повторила за Джиёном и сказала «пошёл в жопу», но как-то совестно было грубо обращаться с немощным на больничной койке. – Не знаю. Я к нему ничего, а он желание, наверное. Что ещё может испытывать такой человек? – В самом деле, что ещё может испытывать такой человек? – задумчиво повторил Сынхён. – Не любовь же, правда, Джи? Мне думается, что такие как Сынри любить не способны. – Скорее уж такие, как он… – незаконченно протянул Джиён. – Устал я, – закрыл глаза Сынхён. Когда бы успел? Ничего не делал, и то изнемог. – Заглянете ко мне завтра? – Обязательно, – потушив сигарету об отлив с той стороны окна, вернулся к нему Дракон. – Тебе что-нибудь нужно? Хочешь чего-нибудь? – Кажется, должен был выйти выпуск «ArtReview»*, принеси мне полистать. – Ладно. – Властелин Сингапура подал мне знак подниматься и выходить, и я подчинилась. На пороге он остановился. – Сынхён, не чуди больше, договорились? – Я непреднамеренно. Ты же знаешь, я человек беззлобный. – Хмыкнув, Джиён закивал и прикрыл дверь, оставляя дремлющего товарища. – Его безопасно оставлять одного? – Ещё не отойдя от шепота, пробормотала я. – Думаю, да. За ним в любом случае приглядят, а если упустят – им же хуже будет. – Мужчина плавно побрел вперед, я немного повертелась на месте, после чего пошла в ту же сторону, просто потому, что выход был именно там. Дракон остановился и обернулся ко мне: – Тебя подбросить? – Я застыла, прижав руки к груди. Сумочку с ключами и телефоном я оставила в гостинице, где проходила вечеринка. Чтобы попасть домой, нужно сначала заехать туда. Там ли ещё Сынри? Потерял ли меня? А если там всё ещё Мино? А что делать после того, как я возьму ключи? Не хочу ехать в квартиру Сынри, она не стала для меня гнездышком, в котором обретался покой, в котором можно свернуться калачиком и отдохнуть телом и душой. Я чувствовала себя в апартаментах любовника ещё теснее, чем когда-то в особняке Джиёна. – Так что? – видя, что я крепко задумалась, пощелкал пальцами Дракон, подняв руку. – Я не знаю, куда ехать… – Сынри выгнал тебя из дома? – изумлено поднял бровь Джиён. – Нет, он сам не хотел возвращаться сегодня туда, будет пить и шляться по куртизанкам. А я не хочу быть там, когда он вернётся, потому что не знаю, чего ждать, и не имею моральных сил для разборок и ссор. – Вы поругались? – Я кивнула. Джиён хмыкнул, поведя лицом в сторону, осматривая больничные стены. – Вот она – романтика отношений… ты не думай, что это происходит потому, что вы не любите друг друга. Даже те, кто считают себя влюбленными, постоянно скандалят, спорят, иногда и дерутся. Но, заметь, насколько спокойнее ругаться, когда тебе насрать на человека, правда? Поссорься ты сейчас с любимым, ты бы места себе не находила, а так вроде бы и пофигу. А из-за чего вы поругались? – Неважно. – Я подошла к нему. Его стиль общения со мной немного менялся. Раньше это было откровенное лекционное поведение, распыление знаний с высоты вниз, а теперь нет того постоянного ощущения, что я наивная дурочка, Джиён беседует как уставший и задолбавшийся с тем, кто его более-менее понимает. – Джиён, – решила обратиться я, и, что странно, в отличие от желания провернуть подобное предложение с Мино, я не испытываю смущения и язык не прилипает к нёбу. Я запросто произношу: – Можно я переночую у тебя сегодня? – У меня? – Пальцы в его карманах принялись перебирать содержимое, ища ключи от машины. Дракон отогнал прочь удивление и просиял. – Или со мной? – Ну, если мою прежнюю комнату уже кто-то занял, то можно и с тобой, ты же не собираешься со мной спать, так что, думаю, в твоей кровати мне будет безмятежно и хорошо спаться. Возьмём Гахо и Джоли, чтобы охраняли наше целомудрие. Так себе это представляешь? – Джиён беззвучно похохотал, выслушав меня. – Наше целомудрие, да уж… ты думаешь, что если один раз ворвалась на мои девственные простыночки, то теперь тебе туда выдан пожизненный абонемент? – Так ты не приютишь меня на одну ночь? – напомнила я о главном. Он прищурился. – Сквалыга, – сорвалось у меня на русском языке. Что ему, трудно что ли? – Что? – переспросил было он, но понял, что это было не на корейском. – Ясно, опять переходишь на свой, значит, пошли ругательства и оскорбления, – шумно выдохнув, Джиён вытянул ключи из кармана и кивнул мне на выход. – Черт с тобой, поехали. И только попробуй потом сказать, что это я не оставляю тебя в покое. Комментарий к Больница * американский журнал о современном искусстве