Страница 67 из 105
- А моё? Моё мнение тебе интересно? – Он прижал меня к себе и, расстегивая блузку обратно, заткнул рот поцелуем.
Банкетный зал ресторана на верхнем этаже, с открытой террасой, был снят для вечеринки в честь помолвки, украшен соответственно случаю, но без всякой дешевой символики вроде сердец и переизбытка розовых цветов. Солидные люди и торжества проводят солидно. Каллы и орхидеи в вазах заполняли пространство по периметру, гортензии и хризантемы стояли на столах, сочетаясь с витыми свечами в китайских подсвечниках, тоже вылепленными в цветочных формах, с хрупкими глянцевыми лепестками, бутонами и листиками из бледного фарфора различных оттенков. Если так миллионеры празднуют помолвки, то какие же у них свадьбы? Сынри сказал, что людей будет немного, но мне казалось, что их чуть меньше сотни. Я отказалась от светло-голубого платья свободного покроя, напоминающего изображения Жозефины – супруги Наполеона. Слухи распространяются быстро, и наверняка все гости будут знать, что я бывшая обитательница публичного дома, так к чему этот наряд, воспевающий невинность? Мне больше приглянулось коктейльное платье, синее, приталенное, с открытой спиной и рукавами в три четверти. Сынри преподнес к нему сапфиры в белом золоте, и когда я застегнула колье и браслет, то была готова поверить, что всё это не фарс, и я чья-то невеста. И самым весомым аргументом тому было кольцо, которое Сынри надел мне на палец сам. – Ну вот, теперь всё на месте, – улыбнулся он, смотря, как сверкают камни у меня на безымянном. – Хоть женись и обзаводись спиногрызами… – Моё спокойное настроение тотчас улетучилось, и я отвела руку, опустив глаза. – У тебя появится вскоре один, но ты не подумал о том, чтобы о нем позаботиться. – Казалось, он не сразу понял, о чем идёт речь. Но потом покривился. – Опять ты о ней! – Если она пропала с твоих глаз, это не значит, что перестала существовать. Я ничего не успела узнать о родителях Вики, но не думаю, что ей легко будет вырастить ребенка в одиночестве. – Может, она сделала аборт, как только добралась до дома? – Мне хотелось зарядить ему пощечину, но я научилась сдерживаться немного, и только окаменела лицом. – Она была влюблена в тебя. Пусть глупо и по-девичьи, но влюблена. Она готова была бороться за этого ребенка. – Я не хочу говорить о ней, Даша, как и о тех сотнях, которых имел до неё и после. Они приносили удовольствие, радость, наслаждение, но когда становились проблемами – теряли своё назначение. – Теперь и я не хочу говорить об этом, – произнесла я. – С тобой. Пока ты не запихнёшь свой эгоизм куда подальше. В таком состоянии духа мы и прибыли на помолвку, повздорив перед самым отъездом. Но по прибытии Сынри взял меня за руку, крепко её сжав, и велел улыбаться. Мужчины и женщины всех мастей здоровались с нами, и мой жених представлял меня им. Большая часть присутствующих состояла из корейцев и китайцев. Ханна не явилась, хотя продолжала находиться в Сингапуре и даже договорилась по телефону пообедать завтра с братом. Но сталкиваться со мной её не прельщало. Я как крепостная наложница графа в прошлые века, не того уровня, чтобы находиться среди всех этих людей, высшего сословия, и почему? Потому что до сих пор считалась невольницей, бывшей путаной. Никто из окружающих не знает обо мне и половины всего, но все смотрят так, словно я злобная карьеристка, которая сумела очаровать и прибрать к рукам охочего до секса олигарха, словно это я добивалась всего этого, тянулась к богатству и помолвке, грезила жизнью в высшем свете, иностранная деревенщина, дорвавшаяся до золотника. Но я и теперь готова стянуть кольцо с пальца и сунуть его Сынри, если мне предложат хоть один приемлемый вариант, как изменить что-либо, чтобы я стала свободна, и при этом никому не было причинено вреда. Среди всей этой толпы я наткнулась на взгляд, который смотрел на меня не так, как остальные. Я сжала руку Сынри сильнее сама, шепнув так, чтобы не шевелились губы: – Джиён тоже здесь? – Разумеется, – отвлекшись от разговора с собеседником, повернулся ко мне любовник, вернее, жених. – Разве мог я не пригласить этого купидона, благодаря которому мы познакомились? – Сердца Дракон пронзает отлично, только не всегда заставляет любить. Чаще просто страдать. Его загородил кто-то из гостей, и когда они расступились вновь, то Джиёна уже не было там, где он стоял до этого. Мне сделалось не по себе. Находиться в одном помещении с этим человеком так трудно, что я задыхаюсь, не понимая, от чего именно – страха, неуверенности, неожиданности? Я зачем-то поискала его в толпе, вытянув шею. Что он ещё мог мне сделать? Убивать он меня не собирался. Похитить однажды уже похитил. Хотя я не отказалась бы быть похищенной вновь, только для того, чтобы меня вернули в Россию. Повидаться с мамой, папой, братьями, сестрами… и остаться жить в нашей деревеньке? Я посмотрела на свою руку с маникюром, держащую бокал шампанского. На очень дорогое кольцо. Многие ли девушки променяют ту жизнь, которую я сейчас имею, на узкую кроватку в общей с сестрой спальне, расчистку снега лопатой во дворе зимой, валенки и галоши, непроходимую грязь и походы с ведром на колонку, когда придётся. А уборка и готовка? Оканчивающая университет, получив диплом я могла бы поехать в город, найти там работу, снимать комнату, пытаться добиться чего-то… Это теперь я представляла и такую перспективу тоже. В России я знала только одно: после университета выйду замуж за жениха, останусь при родителях, буду рожать им внуков и помогать по хозяйству. Я вновь представила своего русского жениха в роли Сынри, имеющего меня по ночам, и меня едва не стошнило. Он собирался отрастить бороду, как у моего отца, получить сан, забирать назад свои длинные волосы и читать для прихожан проповеди. Проповеди! Что они дадут пастве? Что они дали мне? Спасли, защитили, избавили от мук, помогли избежать ошибок или объяснили мне, почему всё так происходит и дали мир душе? Пока священники читают проповеди, такие как Джиён вертят людьми, как хотят, ломают жизни, поднимают из праха, бросают в ямы и заливают бетоном. И желание вернуться в деревеньку и остаться в ней, чтобы не видеть дальше её границ – это трусость и слабость. Кому нужны проповеди? Таким, как Джиён, чтобы они осознали свою греховность? Стоило только вообразить моего русского жениха, спорящего с Драконом, как мне стало его жалко. Он будет цитировать Евангелие (ни одной собственной мысли!), вздымать персты и грозить Божьей карой, а Джиён будет покуривать, улыбаться и кивать, после чего скажет что-нибудь вроде «если ты такой святой, то мужские причиндалы тебе ни к чему» и велит своим людям ему всё отрезать. И мне даже не будет печально… потому что я здесь, я едва не умерла несколько раз, меня обесчестили, оскорбляли, унижали и морально пытали, а что смог сделать мой жених, на стороне которого должен быть Бог? В каком месте он мужчина, если из нижнего борделя меня выволок Тэян – убийца, сутенер и насильник, а косвенно спас от жуткого клиента Мино – продажный карьерист? Я вдруг стала ощущать, как внутри меня разливается странное счастье – счастье, что я избежала брака с тем своим нареченным, с тем, кто не мог помочь, спасти, заступиться, в ком мужественности не было и на грамм. Даже рядом с Сынри я чувствую себя увереннее, имеющей защитника. Да, я бы навестила свою семью, но остаться жить там?.. А как бы я поступила, если бы пропал тот, кого я люблю? Неужели не нашла бы его? Я понимаю, что если бы сама не оказалась в подобной ситуации, то понятия не имела бы о мафии, её возможностях и том, как и куда пропадают люди, но пропади мой жених – сидела бы я на месте? А если и он не сидит? Мне вдруг сделалось стыдно, что я разлюбила его. А если он до сих пор пытается найти меня? А если напал на след, но нарвался на Джиёна, и тот его уничтожил? Если я напрасно обвиняю его в бездействии, и он ноги сбил в кровь, чтобы найти меня? Хотелось бы узнать хоть о чем-то, что происходило после моей пропажи. – О чем задумалась? – представив меня всем своим знакомым, Сынри уделил внимание и мне, отведя за столик, накрытый множеством лакомств. – О том, что сейчас творится в моей семье. Я ведь была, так сказать, помолвлена до тебя… с человеком, с которым дальше скромных поцелуев у нас ничего не заходило. Забыл ли он меня? – Сынри тронул мои волосы, собираясь откинуть их назад, но передумал, и просто погладил локон до самых кончиков. – Ты его сильно любила? – Нет. Но это я поняла только здесь. Останься я там, никогда бы не заметила, что чувства бывают и сильнее. – Чувства вообще всегда разные. Нельзя сравнивать одни отношения с другими. Каждые отношения – это взаимодействие, обе стороны делают вклад, кто-то больше, кто-то меньше. Но если один из двоих тварь или подонок, то что он может привнести? Измены, обман, скандалы, злобу, капризы, кучу дерьма? Отношения и любовь не одно и то же. Любовь – это один из видов вклада. Некоторые отношения строятся и без неё. – Ты про наши? – удивившись рассудительности Сынри в подобной области, всё же пошутила я. – Прекрати делать вид, что ты меня не любишь, – просиял он, шутя. Я не сдержала улыбки. Кто-то из гостей подошёл к нему с разговором, и я не успела парировать, что и он, в таком случае, влюблен в меня по уши. По-моему, когда отношения и любовь не одно и то же, то эти отношения называются дружескими или партнерскими, и не имеют ничего общего с отношениями мужчины и женщины. Поднявшись, чтобы не скучать под деловую беседу, я пошла на террасу, с которой открывался прелестный вид на Сингапур, начавший зажигать огни в фиолетовых сумерках. Пахло тропическими цветами, выхоленными мужчинами и знакомым запахом самого города. Я стала узнавать его, какой-то особенный, юго-восточный, где деньги, богатство и продажность въелись в асфальт, дома, мосты и саму воду, и это всё пряталось под энтузиазмом туристов и деловитостью местных жителей. – Невеста без места? – Я вздрогнула от знакомого голоса и обернулась, увидев, как Джиён, зажигая сигарету, приближается и встаёт рядом. – Никак за нелюбимого замуж собралась? Больно грустный вид. – Веселый человек и счастливый человек – разные люди, – натянуто улыбнулась я, вспомнив один из его ответов мне, когда я сказала как-то, что он не похож на счастливого. Джиён удивленно повел бровью. – Ты хочешь заверить меня, что счастлива? – Стараюсь быть, вопреки твоим усилиям. – Мне нужен Сынри, а не твои страдания. Как движется дело? – оперся он о балюстраду и задымил рядом. Скинуть бы его через неё, чтобы улетел и расшибся внизу! – Кто сказал, что я за него взялась? Я не хочу работать на тебя. Я – не твой человек. – Ты либо со мной, либо против меня. Ты против меня? – Джиён посмотрел на меня изучающе, и по мне пошёл холодок. Быть против Дракона и заявить ему об этом? Для этого нужно быть безрассудной. – Я хотела бы сохранить нейтралитет. – Нейтральная серая масса хороша для разведения всяких смесей: цемента, бетона, говна с грязью, – Джиён пожал плечами. – Ты априори к ней принадлежать не можешь. И весь мой жизненный опыт говорит о том, что воздерживающихся не бывает. Пусть молча, но каждый принимает чью-то сторону. На чьей ты, Даша? – А сам как думаешь? – Ты учишься уходить от ответов. Сынри с тобой не только в постели практикуется, но и в риторике? – Праздное любопытство тебе чуждо. Чем же вызван твой вопрос – завистью или желанием создать новую коварную интригу с кровавой развязкой? – Даша, не отвечать на вопросы вообще – не искусство, а невоспитанность. – Я начну отвечать на твои вопросы, когда научусь отвечать так, чтобы это не приносило мне вреда, а тебе пользы. – Значит, ты всё-таки против меня, – протянул он, а я замолчала. Я не умею с ним достойно разговаривать, я не знаю, как вести с ним беседу так, чтобы в результате не оказаться дурой. – Но почему? Я тебя и пальцем не тронул… – Ты сделал всё, чтобы сломать меня. – Не всё, раз не сломал, – хмыкнул он. О да, если бы это было его целью – он бы её добился. – Когда ты оказалась среди похищенных, я тебя знать не знал, а потом вытащил из борделя под свою крышу, вёл себя учтиво, если мне не изменяет память, не бил, не морил голодом… предлагал сотрудничество, не подразумевающее дефлорацию. Это ты её выбрала, захотев ещё и какую-то девицу спасти. – А нижний бордель? – Ты сама это всё выбрала, – ещё раз, почти по слогам, произнес Джиён. – Я предупреждал о борделе. – Это была вынужденная мера… – Даша, глядя мне в глаза скажи, что у тебя не было выбора, и что ты не могла отказаться от ночи с Сынри за которой всё последовало. – Я посмотрела ему в глаза, но сказать не смогла и слова. Да, я выбрала спасение Вики, ценой всего, что было дорого мне. – Вот видишь. Я же говорил, что свою судьбу делаем мы сами. Ты делала выбор, и я тебе его реализовывал. Даже лишил тебя девственности не я, а Сынри, однако зла ты на меня… может, ты потому и злишься, что я сам этого не сделал? – У меня дернулась рука. Ударить, ударить по этому невыносимому лицу! Дракон заметил мой затаившийся жест. – Если прозвучит пощечина, будет скандал. Ты хочешь привлечь к нам внимание? – Я расслабила руку, опустив вниз. – Я хочу вернуться в Россию и забыть обо всем, как о кошмарном сне. – Он сделал последнюю затяжку с язвительной ухмылочкой и, потушив окурок, придержал его в руке. – Не хочешь. – С чего ты взял? – Ты научилась красиво ходить на каблуках. Такими походками не стремятся в коровник. – Глупости. Ты растерял свою великую логику? – В меньшей степени, чем ты свою веру. – Я едва не скрипнула зубами. К слову о каблуках, пока я на них, то выше Джиёна, и это меня даже как-то подбадривает, а его ничуть не смущает. – Я не воспылала любовью к Сингапуру, этой ипостаси Содома и Гоморры. И не хочу остаться здесь жить. – Никто не говорил, что ты полюбила Сингапур, но мне кажется, что ты наконец-то стала любить жизнь. Разве в этом есть что-то зазорное? – Жизнь? О какой жизни идёт речь? О том существовании, которое я влачу? – Я подразумевала душевные страдания, но когда прочла послание в улыбке на губах Джиёна, то замолчала. Представляю, как это выглядело со стороны: стоит нафуфыренная девица, не работает, забот не знает, одета в драгоценности, ухоженная и при женихе-миллионере, и жалуется на то, как невыносимо ей, бедняжке. В какой момент я утеряла адекватность и здравомыслие? Если отодвинуть мои моральные стремления, то я живу, как в раю. – Тебе не понять, что меня терзает. – Неужели? – Джиён продолжал на меня смотреть так, что я сама себе не верила. – Это ты сама плохо понимаешь, что же именно тебя не устраивает. Нелюбимый мужчина? Заменим его на любимого, и ты найдёшь другой повод – вы не в России! Поместим вас в Россию, и там ты сделаешь вид, что теперь-то всё в порядке, но всё равно будешь изводиться. Почему? Вспомнишь о какой-нибудь Вике номер два, начнёшь укорять себя, что не смогла помочь. Снова и снова будешь взваливать на себя то, что к тебе не имеет никакого отношения, и так и проживёшь жизнь, гоняясь за несбыточным и невыполнимым, вместо того, чтобы хоть раз задаться смелым вопросом, чего хочешь конкретно ты? Как обустроить твою жизнь, а не всех и каждого? – Пытаться сделать мир лучше, вылечить его от скверны людского зла – это нормально. – То есть, Иисус, наивный паренек, не смог, а Даша, конечно же, сможет? – Его уже почти раздирал смех, а я едва удерживалась от вспышки гнева. Давно он меня не доводил этими религиозными темами. – Чего надулась? Я сделал неправильный вывод? Ты считаешь, что тебе по силам то, что не удалось тому, кого ты считаешь сыном Божьим? – Он дал учение, придерживаясь которого все люди могут общими силами измениться. Я всего лишь хочу… – Влезать туда, куда не просят? Не решив своих проблем решать чужие? Навязывать своё мнение и свои убеждения? Почему ты не хочешь заняться исключительно своей персоной? Что это – трусость заглянуть в глубину себя и увидеть, что там совсем иные желания, нежели духовные? Или амбиции, самолюбие требующее признания, чтобы все чувствовали себя благодарными тебе? Вика была тебе чужим человеком, к которому ты прониклась сочувствием, но помогала ты ей с той целью, что иначе бы пришлось оказаться королевой Сингапура, жить в роскоши, и снять венец мученицы, а он такой почетный! Нимб не жмёт? – К нам подошёл Сынхён, заметив нас поодаль ото всех. Как обычно, он почтительно склонил голову, здороваясь со мной. – Что вы тут злоумышляете? – Ничего особенного. Даша замужество, а я кражу невесты. – Я округлила глаза, а Джиён засмеялся. – Успокойся, я шучу. Просто ты уже столько времени стоишь в обществе другого мужчины, а Сынри даже не чешется. Непорядок. – Тогда, пожалуй, я к нему вернусь сама, – оскалилась я, делая шаг в сторону. Сынхён посторонился, чтобы избежать соприкосновения, и я почти столкнулась с Кико, которая тоже нас обнаружила и шла к нам же. На её лице впервые проскользнуло что-то вроде ревности по отношению ко мне. Что я такого сделала? Постояла минут пятнадцать с Джиёном? Или он и ей сообщил, что хочет меня? Жмёт ли мне нимб! Да нет у меня желания быть героиней, я просто не могла оставить человека в беде! Почему Дракону сложно усвоить, что есть те, кому не безразличны другие? Я не чураюсь роскоши. Если она честно приобретенная, законная, почему нет? Господи, я злюсь на него, потому что не он меня лишил невинности! Ничего более курьёзного он не мог придумать. Да если бы это был он!.. Если бы это был он… если бы я согласилась на его предложение в конце королевской недели, когда он даже и секса не просил, предлагал быть вместе, разделяя только общение, мысли, время… если бы я выбрала своё благополучие, а не Вики? А если Сынри прав, и она, вернувшись на родину, вынуждена была сделать аборт, угнетаемая родителями? Или любовь к Сынри прошла, и ребенок стал не нужен. Здесь бы она сделала аборт, и ещё много лет могла прожить в борделе Тэяна, в шелках, безделье, сытой и довольной, а там, в России, кто знает, родила ребенка, денег нет, ссоры с родителями, придётся бросить учебу и идти работать, считать копейки… Не хуже ли ей я сделала? Выходит, что моя жертва была напрасной? У меня глаза защипало от слёз. Если Вика пошла на аборт или попала в нужду, а мой жених давно забыл обо мне и не утруждал себя поисками, то всё, что делала здесь я – было глупостью, никому не нужной, бескорыстной, безумной глупостью! Для чего и кого я жертвовала собой? Не хочу знать правду, я не хочу знать о том, что осталось в России, потому что если я узнаю, и всё будет так, как я опасаюсь, то я пропала. Тогда бессмысленны были все мои поступки. Сдержав слёзы до женского туалета, я вошла в него и, упершись руками о раковину, склонила голову, тихо заплакав. Джиён всегда выводит меня из себя, действует мне на нервы. Четверть часа – и я ненавижу его, себя, людей, весь мир и Бога. Что за особая магия в его манере общения? – С вами всё хорошо? – Я не заметила, что тут был кто-то ещё, надеялась найти одиночество, но когда подняла лицо, то увидела красивую молодую женщину рядом, с уложенными густыми черными волосами, в благородного серого цвета длинном платье, не решившуюся положить руку мне на плечо. – О, вы расстроены… – Она, наверное, думала, что я выпила лишнего. Я попыталась вспомнить, как её звали – Сынри представлял мне её среди прочих гостей – но не смогла. Спешно вытирая щеки, я попыталась улыбнуться. – Ничего особенного, просто нервы. – Плакать на собственной помолвке как-то нехорошо, – заботливо покачала головой она. – Ну, многие невесты и на свадьбе рыдают, – попыталась оправдаться я. – Разве что от счастья, – она улыбнулась и взяла меня за руку. – У вас что-то случилось? – У меня? – Лицо у неё было доброе и умное, располагающее к тому, чтобы выговориться, но как могла я поведать всё, что со мной произошло, когда все гости – знакомые Сынри? Я вытерла свободной рукой задержавшуюся слезу. – Я просто запуталась… знаете, иногда внутри возникает ощущение, что ничего не понимаешь. И себя тоже. – Знаю. В чувствах трудно разобраться. Как можно умом понять ощущения? Никак. – Вы верующая? – Я? – Она несколько растерялась, смутившись. – Несомненно, высшую силу и нечто сверхъестественное я не отрицаю, и верю в их существование. Над людьми есть что-то вроде разума, или энергии… но в семье у нас чаще читают Шекспира, а не молитвы. А почему вы спросили? – Я очень верила в Бога – я христианка, – зачем-то уточнила я. Вряд ли обо мне бы подумали, что кришнаит или кто-то вроде. – Но… моя жизнь почему-то стала ужасной в какой-то момент, и я перестала понимать, почему так произошло. Почему тот, в кого я верила, оставил меня? – В жизни каждого человека бывают очень тяжелые моменты, – посерьёзнела она. – Из-за чего так происходит и за что нам даются испытания? Никто не знает, и никто ответа нам никогда не даст. Но даже за самыми долгими испытаниями приходит облегчение и счастье. И это зависит не от веры, напротив, чаще хорошее случается, когда его не ждёшь, – она вновь улыбнулась. – Рассуждения о том, чего не понимаешь, сами по себе приносят страдания. Выкиньте это всё из головы. Если судьбе были угодны трудности для вас, то и радости она припасла, и выдаст тогда, когда посчитает нужным. Что касается веры… – женщина вздохнула, совсем по-девчоночьи скорчив рожицу. – Уж извините за бестактность или святотатство, но если подставляет тот, кому вы верили, то с ним больше не стоит связываться. Найдите кого-то более надежного, доверьтесь ему, и посмотрите, в какое русло войдёт ваша жизнь. – Думаете, нужно сменить религию? – Религию? – она потрепала меня за руку и отпустила её. – Спуститесь с небес на землю. И ищите смысл на ней. Мы вышли из женской уборной, напротив которой стояло канапе, а на нём сидела девочка лет пяти. Увидев мою собеседницу, она соскочила с сидения. – Мама, ты чего так долго?! – девчушка в нарядном розовом платьице в цветочках, и розочках в ровно подстриженных волосиках, схватила её за пальцы и потянула в зал. – Пошли к папе… Я остановилась, посмотрев им вслед. Искать смысл на земле, а не на небесах… Может, она права? Мы все смертные, и кто бы нас ни создал, рождаемся мы именно здесь, на земле, здесь проживаем все свои дни, и никогда не попадаем в другие миры до самой смерти. Есть душа или её нет – она живёт в теле, а тело получает простые удовольствия и радости, и хочет не так уж много. Кто и почему издавна завел правила, что всё физическое – греховно? Может, всё гораздо проще. Я вышла в зал, и ко мне сразу же подошёл Сынри. – Куда ты запропастилась? За нас хотели поднять тост. Пожелать бесконечной любви. – А начальной пожелать не хотели? – покосилась я на него. – Какая же ты язва! – Тебе не нравится? – изобразила я изумление. Он посмотрел на меня так, будто применял метод дедукции, но ничего не сказал. – Кстати, у меня к тебе будет маленькая просьба… – Неужели? Даша «Мне-ничего-от-тебя-не-нужно» надумала попросить что-то? – Если тебя не затруднит. – Говори уже. – Ты не мог бы узнать в подробностях, как поживает моя семья, мой бывший жених, и Вика? Я хочу знать, как ведут себя эти люди, и изменилось ли что-то в их жизни. – Это всё? Тебе нужна только информация о них? – Да. Ты сможешь? – Понадобится недели две. Это не сложно, но муторно в плане подачи заявок и нахождения нужных людей. Но если тебе любопытно, то почему бы нет? Я сделаю это. – Тронув его за рукав, я несмело пригладила его. – Спасибо. – Пока не за что, – Сынри притянул меня за талию, коснувшись губами уха. – У тебя глаза красные. Пожалуйста, если тебя что-то расстраивает и огорчает – об этом можно сказать мне, а не прятаться по углам, скрывая истинные чувства. – Ты говорил, что не хочешь видеть слёз и плача… – То было сказано любовнице на одну ночь. А это я говорю своей невесте, – поцеловав меня в щеку, он вручил мне бокал шампанского и указал на центр, где гости ждали тоста.