Мания приличия

====== Бодрое утро ======

Электронный будильник на серебряной подставке – прозрачное плоское стекло, на котором перещелкивались цифры, подсвечивающиеся при желании ночью – был заведен мною на девять утра, чтобы успеть подготовиться к «кофе» на который приезжает Мино. Мне пришлось повозиться немного с этой штукой, поскольку уже много лет я пользовалась для подъема на учебу только мобильным, где были все полезные функции, когда-то распределявшиеся по трем-четырем дополнительным устройствам: фотоаппарату, калькулятору, плееру. Но глаза мои открылись в семь с копейками. Так и не уснув снова хотя бы на полчасика, я отключила будильник и поднялась.

В доме царили тишина, прохлада и гармония чистоты с уютом. Обычно я начинала день с умывания и завтрака, но в этот раз, в незнакомом месте, решила прежде оглядеться немного. Изведанным путем высунувшись на балкон, я бросила взгляд в комнату, где вчера был Джиён. Сейчас стеклянно-зеркальная поверхность отражала поднимающееся солнце, и что за ней – было не видно. Да я и накануне не поняла, кабинет это или спальня – кровать в поле зрения не попала, возможно, оставшись в той половине комнаты, что пряталась за изгибом стены. Отвернувшись к горизонту, я увидела проплывающие корабли, судна разной величины и катера, снежными айсбергами монотонно двигающиеся вдали. Глаза слепило от блеска искр, бегающих по волнам, солнечных зайчиков и ярчайшего пустого, без облачка, неба. Спасая от рези, я опустила взгляд и увидела маленькую пристань при доме, которую не заметила вчера. К ней была пришвартована яхта, по боку которой шла надпись «Дракон». Первая английская буква гардой эфеса защищалась от устрашающего звериного лика дракона, которым служила верхняя часть второй буквы «р». Вот уж правда, обитель дьявола, если тут такие рисунки, ведь в христианской иконографии драконы традиционно обозначали именно нечистую силу. А вот в Китае это было благороднейшим и лучшим мифическим животным. Пойми все эти предрассудки и суеверия правильно!

Куда пойти ещё я пока не знала, поэтому после медленного променада по коридорам второго этажа, тут и там завешенного снимками модных фотографов или ручными работами современных художников, а в одном месте отделанными фотообоями с видом какого-то парка, соснового бора с восточными домишками, я вернулась к себе, привела себя в порядок и побрела вниз, на поиски кухни. Впрочем, она не пряталась, и являла собой полноценную, большую часть первого этажа, глянцево сияющую серо-белым гарнитуром и хромированными деталями. Отсутствие женщины, как нигде, дало о себе знать на кулинарных подмостках. Нет, ни в коем случае запущенностью или отсутствием чего-то нужного – вся возможная бытовая техника присутствовала, но даже кухня борделя выглядела теплее и отрадней, сообщая какой-то неуловимой тонкостью о том, что на ней кушают, болтают, смеются, меняются сплетнями. Живут, одним словом. А эта кухня была немножко мертвой, или, точнее, одинокой и грустной. С одной стороны, возле обеденного стола, из неё тоже, как и из большинства помещений виллы, открывался вид на воду. Окно протянулось во всю длину, забравшись и на соседнюю стену, но закончившись перед холодильником. Вдыхая свежий морской воздух, осторожно сквозящий в приоткрытые форточки и подчистую выветривающий запахи еды, я заглянула в него в поисках того, что могла бы приготовить. Но кроме яиц, китайской капусты и винограда никаких знакомых продуктов я не нашла. Какая-то морская живность, какие-то местные фрукты, частично то же самое, что я видела в борделе, и что пыталась научиться превращать в «блюда», но не успела, тем более без подсказок знающих и разбирающихся в этом всём. Кастрюлька с чем-то спала на средней полке, с чем-то готовым, наверное. Но это же хозяйское – вдруг нельзя трогать? Решив довольствоваться яичницей и чаем, я нашла коробки с заваркой и, быстро оформив себе самую элементарную пищу, уселась за стол, прихватив со стеллажа в гостиной найденную книгу на корейском. Это заняло чуть больше получаса, и готовка, и трапеза, и чтение. Интересно, что делает Джиён? Ещё спит? Велел его не искать и не беспокоить, я понятливая, я лезть и тревожить не стану, зачем его злить? Книга была скучноватой. Отложив её, я снова пошла навернуть пару кругов по особняку. Неизведанные и новые места ещё оставались и там, где было открыто – я ходила смело. Запертые двери я сильно не дергала, боясь, что за ними окажется тот, у кого я в гостях, и скажет, что я ему помешала. В бесцельных блужданиях я дотянула до девяти, когда причесалась ещё раз, поправила перед зеркалом одежду, и вновь вернулась на кухню, подлив кипятка в чашку и усевшись по новой читать хоть и нудное, но единственное доступное произведение. Минут через десять из глубины дома раздалась шаркающая поступь кого-то в сланцах. Кого – гадать не приходилось, но прежде чем я увидела его, по полу, летя на меня, протопали два шустрых шарпея. Помня о том, насколько они тут драгоценные, я невольно приподняла ноги, позволяя им бегать в своё удовольствие, но они пронеслись к мискам, у которых и остановились, обернувшись на хозяина. Джиён ступил на порог, в цветастых шортах и пестром халате поверх, нараспашку. Позевывая и оттягивая назад руки, сцепляя там, за спиной, разминая их со сна, он выглядел лохматым и чуть помятым. Кое-где виднелись края татуировок, и я исподлобья воззрилась на них. – Они не кусаются, – улыбнулся он, заметив мои сгруппировавшиеся конечности. Даже книгу невольно прижала к груди, наблюдая сверху вниз за перемещением животных. Я поняла, что это о них. – Знаю… но… просто вы… ты, – запуталась я от того, о чем думала перед сном, что он тянет на «вы», но не возвращаться же назад, когда уже прошел вперед? – Так дорожишь ими, что мне не хочется быть виноватой в какой-нибудь случайности, связанной с ними. – Ты любишь собак? – достав из холодильника поменьше свежий и недешевый корм, он присел, чтобы наполнить тарелки своих питомцев. – Д-да, вообще-то. Я в России жила в деревне. То есть не в квартире, а в своем доме. У нас была большая собака. – Тогда проблем нет. Играй с ними, гладь, – Джиён поднялся, развернувшись у раковины, под которую выбросил опустевшую упаковку. – Они умные, обидеть себя не дадут. Я всего лишь переживаю об их рационе. – Ладно, – одумавшись, я захлопнула книгу и встала. – Я должна приготовить тебе завтрак? – Я ничего особенно не ем сразу, как проснусь. Кофе и сигарета, – снова заглянув в холодильник, он достал оттуда персик и принялся кусать и жевать. – Ну и немного фруктов. Умеешь варить настоящий кофе? – Настоящий? Смотря что ты под этим подразумеваешь, – растерялась я. Если честно, то всю жизнь пила растворимый или в кафе какой-нибудь, а там я не знаю, как его делают. В кофеварочных машинах? – Я подразумеваю под этим рецепт, который мне нравится. Для меня это – настоящий, а уж что там думают бариста по этому поводу, меня не касается, – Джиён снял с открытой полки турку и поставил её на плиту, на самую маленькую конфорку. – В уже кипяченную воду кладешь не в пыль намолотый кофе, – он налил из графина и, достав уже готовое сырьё, комментировал. – Ещё осталось, но если кончится, помелешь до такой же кондиции, – он показал мне содержимое, чтобы я запомнила. – Я сыплю три ложки и, плавно помешивая, жду небольшого загустения, когда жидкость превратится в небольшую вязкость. Ни в коем случае не довожу до кипения. Не сыплю сахар. Горький и крепкий кофе, обжигающий. И ломтик настоящего шоколада, – он полез в ящики и, поискав, нашел то, о чем говорил, извлек, положил на беленькое блюдце, на которое опустил в центр ста пятидесяти миллилитровую чашечку. – Всё! – Я вроде бы запомнила, но вряд ли смогу добиться идеального результата… – Потренируйся пока, – Джиён отошёл и сел на стул, который до этого занимала я. Достав из кармана халата телефон, он принялся кого-то набирать. – Мино такой крепкий не любит. В целом ему всё равно, как он варился, лишь бы потом туда добавили сливок, – пока ему не брали, продолжал поучать он. Вдруг он резко перешёл на английский и, прекратив замечать меня, заговорил с кем-то. О делах ли или ещё чем, мне было неведомо, но иногда он говорил очень серьёзно, а иногда позволял себе улыбаться и вроде как растягивать гласные, будто иронизируя или шутя. Минут пять он висел на связи с кем-то и я, замечающая поднимающуюся пенку, не решалась спросить его, что с ней делать? Волнение поднималось, но к счастью он как раз попрощался с собеседником. – А если он уже закипает? – Приверни огонь. Так быстро его приготовить нельзя, – я послушалась и вернулась к занятию. Джиён достал из другого кармана пачку сигарет с зажигалкой и, обнаружив недогрызанный персик, отложил их в сторону, доев фрукт. – А сколько его нужно варить? – Минут десять-пятнадцать. Не знаю, я на глаз определяю, – он откинулся, уставившись на возню Гахо и Джоли. – Как решаю, что он готов, так и наливаю. А ты предпочитаешь чай? – Ну да… – А из еды? – я вспомнила о насущном. – Ах да, кстати о ней! Ничего толкового я в твоих запасах не нашла… всё весьма непривычное для меня. Ем-то я что угодно. Знать бы, как готовить… – он щелкнул пальцами, перебив меня. – Съездишь с Мино в супермаркет и купишь то, что умеешь готовить, что тебе по вкусу. А? По-моему, хорошая идея дать вам пообщаться побольше? – ненадолго застыв, я чуть не проглядела кофе и выключила его. Вдумываясь в предложение Джиёна, я налила ему в чашечку гущу и отошла. – Он нормально это воспримет? – А почему нет? Его это не должно затруднить, – попробовав напиток, не меняясь в лице, мужчина облизнул губы и отодвинул чашку. – Перекипело. Сделай заново, – густо покраснев, я забрала кофе, но простояла секунд десять в нерешительности. Выливать что ли вполне годный продукт? – Выливай, не бойся, – помог мне набраться на этот поступок смелости Джиён, но я покачала головой. – Сама выпью. Тебе сварю другой. – Если он не удастся десять раз, ты выпьешь все? У тебя от кофеина сердечко не выскочит? – расплылся он. Пока я не нашлась с ответом, голос с щепоткой юмора излагал: – Забудь о подобной мелочности. У меня так не принято. Даже если ты сломаешь тут что-нибудь, я без проблем заменю это. Я не расстроюсь, даже если ты сожжешь микроволновку и телевизор. Это херня, Даша, – я вздрогнула от своего имени, произнесенного Джиёном, и посмотрела ему в глаза. – К большинству людей ты так же относишься? Они… тоже ничего не стоят? – По правде говоря, это не моё отношение. Это объективная реальность. Большинство людей по природе своей тоже херня. Ты можешь со мной спорить, можешь не соглашаться – а я не заставляю тебя соглашаться – но всё-таки из тысячи едва ли один достоин уважения, любви или хотя бы рукопожатия. – Мы все одинаково твари Божьи, живые создания… – Детка, детка! – поднял он руки, засмеявшись и остановив меня. Вмиг собрав губы обратно, холодно указал на собак, убегающих из кухни куда-то «по своим делам». – Вот живые создания. Накорми их один раз, и они загрызут до смерти того, кто тебя тронет. Даже если их покормит кто-то другой, они не уйдут жить на новое место. Не укусят тебя, потому что кто-то дал кусок вкуснее. А если ты сдохнешь, то они придут на могилу и сдохнут там же от тоски по тебе. А что люди? После десятилетия дружбы тебя кидают, после одного неверного слова тебя посылают, после того, как ты устал и не оттрахал хорошо свою бабу она находит любовника и изменяет. Что, скажешь, такого не существует? – Но ведь не все такие… – Так, а я о чем? – Джиён потянулся за сигаретами. – Ох, ну и темки с тобой приходится поднимать с утра… Даша, ведь я о том и говорю, что человек человеку рознь. Зачем я буду ценить какую-то сволочь? Зачем я буду заботиться о говне, в котором мы скоро утонем? Ты оглядись! Даже я говно, Даша, где ты хороших найти хочешь? – Ты культивируешь в себе плохое, мне кажется. С чего ты взял, что ты говно? – А это не так? – улыбнувшись, вертел в пальцах зажигалку, никак не прикуривая, мужчина. Его прищур издевался не то надо мной, не то над всем этим миром. – Скорее всего нет, ведь если бы ты вел себя по-другому… – Но я не веду себя по-другому. Я такой, какой я есть, каким родился, – на весь дом прозвучал не резкий, мелодичный перезвон, словно кто-то взял пару октав. Не сразу поняв, что это, лишь с лаем шарпеев, пронесшихся к прихожей, я догадалась, что это звонок. Мы с Джиёном посмотрели на круглые часы над рабочим столом. – Десять ноль одна. Я же говорил, что Мино замечательный парень, правда? – он поднялся. – Доваривай кофе. Ему со сливками, напоминаю. Принесешь на террасу, когда будет готово, – притормозив на выходе, он взялся за косяк и обернулся. – Заметь, это не я первым сравнил людей с вещами. Я всего лишь попросил вылить кофе, – его сожалеющая улыбка едва не заставила меня разъяриться. Что это, он внушает мне, что я сама отношусь к окружающим плохо? Поставив две чашки на поднос, подавив дрожь в руках, я двинулась к террасе и замерла, когда она открылась взору впереди, за раздвижными прозрачными дверьми. На плетенных креслах за изящным кругленьким столиком сидели эти двое, и Джиён, наконец, курил. Всё бы было ничего, но я не видела Мино с тех пор, как он помог мне, и почему-то переживала, не выдаст ли он меня, или не выдам ли я его чем-нибудь? Глупости. И всё-таки неловко войти туда, где сидят два мужчины, разговаривают о чем-то своём. Я вовсе не стеснялась образа прислуги, это уж куда лучше роли проститутки, да и вообще вести хозяйство – достойное занятие. Подопнув себя, я приблизилась к двери и стала отодвигать её, чтобы пройти и поставить на стол напитки. Интересно, кофе удался на этот раз? Джиён и Мино развернулись вполоборота при звуке моего появления. Замолчав, они подождали, пока я составлю чашки на стол. Закончив с этим, я посмотрела на Мино, глаза которого недоумевающе как-то на меня уставились. Разве Джиён ещё не сообщил ему обо мне? Откуда это сдержанное изумление? – Да, видишь, следы от битвы за честь ещё не до конца прошли, – сказал главарь сингапурской мафии, и я поняла в чем дело. На моём лице ещё задержались остатки побоев, которые и обнаружил Мино. А обо всей остальной истории, разумеется, Джиён доложил, пока меня не было. – Поэтому я и решил, глядя на всё это безобразие, что лучше на время возьму её к себе поработать… – Из сочувствия? – с тихим «спасибо» парень принял свой кофе, кивнув мне. – Не похоже на тебя. – Ну, если быть честным, – именно с таким выражением благочинного и добросовестного монаха, промолвил Джиён. – То уволилась моя горничная, и Даша пришла мне на ум из-за того, что знает корейский. Я хочу в своём доме говорить на своём языке, мне так комфортно. К тому же, из-за своих радикальных доблестных поступков, она вызвала во мне уверенность, что будет чистоплотна и не напакостит, – в недрах его халата затрещал телефон и он, поднявшись, вышел в дом, оставив нас с Мино тет-а-тет. Я смутилась пуще прежнего. – Так… в тот раз всё обошлось? – поинтересовался первым молодой человек. – Да, спасибо огромное! Это очень помогло, – живо откликнулась я. – Как тебя отблагодарить? – Не стоит, – отогнул он два пальца, указательный и средний, как будто собирался отмахнуться всей ладонью, но по привычной чопорности снизошел до полужеста. Итак, как я должна была его в чем-нибудь убедить, если даже разговор с ним не знала, как поддержать? Не могу же я ни с того, ни с сего ляпнуть о женщинах, любви и счастье? – А ты каждый день к Джиёну приезжаешь? – Нет, раз-два в неделю, – он посмотрел на своего босса, расхаживающего за стеклом туда-сюда с трубкой у уха. – Только не проси меня помочь тебе с побегом или ещё что-нибудь под носом у него. Я никогда не соглашусь. – Да я даже не думала!.. – заверила я, чуть не проговорившись, что имею возможность получить свободу без побега. Но это напрямую зависело от Мино, поэтому пришлось промолчать. – Неужели? Ты перехотела вернуться на родину? – Нет, не перехотела, – опустила я взгляд к подносу и прижала его к себе. Белоснежный воротничок белоснежной рубашки поколыхался от легкого ветерка, привлекая моё внимание. Расстегнута единственная верхняя пуговица. Ткань рубашки тонкая, не трогая видно, что приятная на ощупь, никакой синтетики. Под ней нет майки, и если он выпятит грудь, то она станет немного просвечивать. Почему такие красивые парни – преступники? Зачем Мино вообще такой красивый? Его густые черные волосы были уложены по-мужски, но не как у какого-нибудь клерка. Просто аккуратно и элегантно. Из-под правого манжета виднелись наручные часы. Хватит его разглядывать, Даша! – А ты продолжаешь бывать там… у Тэяна? – Не часто, – он со мной не хочет болтать или всегда малословен? – Ты не мог бы мне иногда рассказывать, как там Вика – вторая русская, моя подруга. Я переживаю за неё. – Хорошо, если что-то узнаю и не забуду, то я сообщу, – Джиён вернулся к нам и, слету всунув дотлевающую сигарету в рот и прижав её зубами, вытянул из халата откуда-то взявшуюся толстую пачку долларов. – Слушайте, мне нужно ехать, Мино, окажешь услугу? У меня пустой холодильник, а у Даши тут ни одной сменной тряпки, – начав отсчитывать, но забив на это, он сунул всю кучу в руку парня, освободив свою и сделав нормальную затяжку сигаретой, последнюю, после чего бросил бычок в пепельницу. – Езжай с ней по магазинам, пусть купит всё, что нужно, а ты приглядывай, лады? – Мино поднялся, собираясь что-то противопоставить, спросить, возразить или просто уточнить, но Джиён не слушал: – Хавчик, шмотки, обувь, трусы, прокладки, всё, что ей там нужно. Лишь бы сбежать не намылилась. Всё, я убежал одеваться! – густо покрасневшая от его слов, я хотела отказаться от всего, но аргумент о прокладках был выше меня. Вряд ли я их найду в этой холостяцкой хижине. Джиён бросил взгляд на кофе, принесенный ему, отпил глоток и, причмокнув, заключил: – Недоварен. – И растаял в доме. – М-да, – только и выдал Мино. Я взяла вслед за Джиёном кофе и тоже попробовала. Но ведь точно такой же, как предыдущий! Что ж он за эстет такой! Отложив эту проблему, я повернулась к выделенному мне сопровождающему. – Ты никогда раньше не ходил с девушками по магазинам? – и тут же вспомнила, что он жил со своей суженой долгое время, так что, наверное, опыт имелся, и парень озвучил мои догадки: – Напротив, надеялся, что эти пытки никогда больше не повторятся, – вздохнув с подавленным стоном обреченного, он указал рукой на выход. – Ну да ладно, давай проедемся, если Джиён велит.