Страница 23 из 24
Вернее, работает на сцене.
Машина прижалась к бордюру, я сказал:
– Беги, мой деловой поросенок.
– А ты?
– У меня сегодня в левом крыле больше работы. Но на твой концерт приду.
Она улыбнулась и в самом деле пробежалась до подъезда. Вообще-то следить за цветомузыкой не мое дело, но ради Лариски ладно. Не зря же она так старалась в постели.
Глава 9
Фотокамера в моем мобильнике не самая слабая, такие вполне устраивают абсолютное большинство. Меня, конечно, не устраивает, но камерой мобильника я не пользуюсь. Практически единственный снимок – это фото Габриэллы, я успел заснять ее, когда сидели в кафе.
В мою студию заглядывали то шеф, то его заместители, каждый обращал внимание на ее портрет, он у меня на самом большом экране.
– Красивая девушка... Это хто?
– Суперзвезда, – говорил я всякий раз. – Но для самой-самой элиты.
Корнеев рассматривал ее дольше всех, хмурился, рассматривал со всех ракурсов.
– Нет, – заявил он, – не пойдет.
– Куда?
– На рекламу не пойдет.
– Думаешь?
– Точно, – заверил он. – У меня чутье.
Я покачал головой:
– Чутье – это не довод. Хочешь кого-то убедить, давай что-то повесомее.
Он продолжал рассматривать ее портрет с недоверием и даже подозрительностью.
– Не пойдет, – повторил он. – Слишком... да, слишком...
– Что?
– Изысканна, – он вздохнул. – А мы рекламируем массовый продукт.
Я загадочно улыбнулся:
– Да?
Он насторожился:
– Ты что? Отхватил заказ от алмазной фирмы? Или от торговцев жемчугом?
– Ага, – сказал я, – признаешь, что именно такие лучше всего смотрятся в драгоценностях?
Он фыркнул:
– Наоборот. Драгоценности смотрятся лучше всего на таких женщинах.
– Спасибо, – сказал я с удовлетворением. – Вот и работаю, как видишь...
Он хмыкнул и ушел, а я перетаскивал фото из программы в программу, работал с масками, светотенями, контрастом и прочими фичами, пиксели вылезают наружу, но после тщательной обработки снимок получился больше похожим на дорогую картину, а пиксели исчезли.
Место на стене выберу в прихожей, чтобы Габриэлла смотрела на меня сразу же, как переступаю порог. Да и чтоб провожала, когда иду на работу... В сердце сладкий щем, теперь смутно понимаю все эти мерехлюндии насчет душевного томления и муки сладкой. Но в те века они были уместны, а сейчас я выгляжу каким-то уродом.
И если еще могу признаться, что ничего особенного не нахожу в сексе с женами приятелей, то в таком вот... в мерехлюндиях и душевном томлении – никогда и никому.
Тягостное ощущение, что все это не кончится добром, как не кончилось такое же в Древнем Риме, с каждым днем все отчетливее, тягостнее. Я буквально чувствую страшную грозовую тучу, что сгущается над миром. Ту самую, что в библейские времена выжгла, как клоповник, Содом и Гоморру, на заре христианства уничтожила сверхмогучую Римскую империю... за то же самое: за разврат, содомию и половые утехи, возведенные в культ, а теперь собирается над ничего не подозревающим человейником и готовится обрушить на него испепеляющий гнев.
Мне страшно, как собаке или крысе, что чует приближение грозы. Мы вообще-то чуем даже грядущие землетрясения, цунами и просыпающиеся вулканы, чего не чует остальной мир, благодаря чему некоторые из нас успевают спастись, в то время как весь мир гибнет.
Но откуда грянет гроза? В какой форме? В виде огненного дождя, что испепелил два города, или в виде нового религиозного учения, что уничтожил сильнейшую империю с тысячами городов? Или чем-то абсолютно новым?
Конечно, будет что-то новое... Но что?
Может быть, гроза за то, что, как и отдельное существо, все человечество сейчас катастрофически сползает в утехи? А утехи становятся все проще, примитивнее и спектр их ширится? Вот уже и гомосексуализм легализован, лесбийство, скотоложство, вот-вот отменят статьи за детскую педерастию...
Но, как и отдельная особь, человечество периодически спохватывается, обожравшись половых утех, и бросается в другую крайность. Начинаются поиски Бога, вспыхивают кровавые войны за более точное толкование строк Библии, мир со стыдом объявляет, что это его дьявол попутал с его половыми утехами, и спешно чистится от его влияния, тысячами сжигая ведьм и устраивая крестовые походы за веру, а пламенные аскеты демонстрируют отказ от любых утех и полное презрение к плоти...
Я хожу последнее время не то чтобы пришибленный, но время от времени поглядываю на небо. И хотя на этот раз точно будет не огненный дождь, даже не новое христианство, однако что-то страшное грядет... Намного более страшное, чем огненный дождь или христианство. В первом случае сожгло два города, во втором – Римскую империю, но сейчас уже вся планета в похотливых лапищах дьявола!
Потому в этот раз что-то будет намного страшнее.
Господь долго терпит, всплыла мысль, но больно бьет. На этот раз гибелью одной империи не отделаемся.
Сегодня дома комп что-то долго загружался, проверил и перепроверил антивирем, заподозрил червей, но ко мне решил не обращаться, сам разобрался и что-то вылечил, что-то удалил вовсе. Я вошел в Сеть, пока поисковики подбирали нужные материалы и сортировали по группам, по аське и скайпу пришло несколько предложений потрахаться. У одной имя показалось забавным: Муравьенок, я щелкнул курсором, на экране появилась девичья мордочка с озабоченно нахмуренными бровями. Она увидела меня, мордашка тут же расплылась в улыбке, рот до ушей, глаза засверкали.
– Привет, – сказала она, – я тут между лекциями!
– Ага, – ответил я понимающе, – сколько у тебя времени?
– Да хорошо бы в десять минут, – ответила она весело, глаза сияют, веселая и беззаботная рожица. – О’кей?.. Мне надо, а то я что-то бледная...
– Постараемся, – заверил я. – Да, это для цвета лица просто необходимо!
Она начала раздеваться, я тут же сказал, что класс, клево, классные сиськи, ух ты, какой нежный животик, она, в свою очередь, одобрила мой пресс, уже голенькая отодвинулась от экрана, чтобы я видел, как достает навороченный вибратор, длинный шнур с разъемом воткнула в USB.
– А ты? – спросила она.