Запасной вариант

– Пойми, Алекс, – он мог бы поклясться, что еще никогда Крох не говорил таким умоляющим голосом со своими сотрудниками. – Ты знаешь, как я тебя ценю, буквально через месяц я собирался назначить тебя руководителем европейского филиала фирмы. Но сейчас ты должен сделать все, что скажет тебе Патиашвпли. Это очень важно, понимаешь?! Я тебя сейчас не как подчиненного – как друга прошу…

– Хорошо – сказал Алекс в трубку. – уговорил. Считай, что я уже в Домодедово…

Глава 3

Старый, видавший виды "мерс"', официально числящийся за московским отделением компании "Давид Крох инвестиции ЛТД" мчался по свободной, хорошо укатанной трассе. Коля, вот уже почти год работавший шофером в московском филиале фирме Кроха, сосредоточенно смотрел на дорогу и молчал, что означало у него крайнюю степень неодобрения действий начальства.

И Алекс понимал, что Коля имел на это право. Кому понравится, если тебя поднимают с постели в полпервого ночи и говорят, что сейчас ты должен срочно приехать из своего Чертаново в Кунцево, а затем из Кунцева тащиться в Домодедово?! Но с другой стороны, тот, кто платит деньги, тот заказывает музыку, а Колю деньгами вроде бы не обижали…

Минут через пятнадцать после того, как они отъехали от дома Отара Гоцеридзе, Коля вытянул зубами из пачки сигарету, откусил и выплюнул фильтр и с наслаждением затянулся своим любимым "кемэлом"'.

Это был верный признак того, что Коля отошел, перестал мечтать о проведении извращенного полового акта с ним и с Крохом одновременно, хотя ворчать будет еще долго.

– Вот ты мне скажи, Саша (он упорно называл его Сашей с первого дня их знакомства, словно слово "Алекс" ему выговорить было неимоверно сложно), – начал Коля, – какого черта ты вытащил меня из постели, да вдобавок ко всему в пятницу?! Что тебе, такси было взять сложно? И потом, ты же сам говорил, что евреи с пятницу на субботу не работают[5]. Так что же ты свои еврейские законы нарушаешь?!..

Алекс молчал. Он вообще замыкался в себе, стоило ему хоть немного выпить, а выпито у Гоцеридзе за час с небольшим было немало. В этом смысле Коля был его полной противоположностью – похоже, он тоже успел перед сном перехватить грамм двести, и теперь его тянуло на разговор.

– Нет, ты скажи, – упорно продолжал нудить Коля. – Я когда услышал, что вы в субботу не работаете, подумал: до чего же вы все-таки умный народ! Понимаете, что в субботу нужно хорошо отдохнуть и подготовиться к тому, чтобы начать пить в воскресенье. А я, может, в это воскресенье собирался отметить день рождения принцессы Дианы. Как раз по телеку передали, что у нее скоро день рождения. Ан нет, никаких тебе еврейских традиций эти евреи, оказывается, не соблюдают, а то, что у них совести нет, так про это всему миру давно известно…

– Коля, а ты обрезание уже сделал? – спросил вдруг Алекс.

– Это еще зачем?! – кажется, от удивления Коля чуть не нажал на тормоза.

– Да просто я сейчас подумал, что из тебя неплохой раввин получился бы. Уж очень здорово ты про еврейские традиции рассказываешь, аж совесть начинает мучить…

На этом перепалка закончилась, и Алекс погрузился в свои мысли. Он думал о том, что зря сразу после окончания экономического факультета Тель-авивского университета пошел работать к Кроху, уцепившемуся за его знание русского языка. В Израиль он приехал, когда ему было тринадцать, дома родители говорили на русском, так что язык ему и в самом деле удалось сохранить вполне приличный, но работа в России, где почти каждый день приходилось ходить по лезвию ножа, где постоянно нужно было обходить закон только потому, что делать в этой стране бизнес в соответствии с ее законами было так же бессмысленно, как кормить тигра бананами, где ему то и дело приходилось встречаться с теми, кто был ему глубоко неприятен, уже давно осточертела ему, и он все чаще подумывал о том, чтобы попросить у Кроха расчет. Но в то же время он прекрасно знал, что расчет получить будет непросто – Крох не любил, когда от него уходили люди, посвященные в дела фирмы. Да и кто, скажите, это любит?..

В Домодедово они приехали за полчаса до прибытия самолета из Владикавказа, однако Алекс решительно вышел из манящей своей теплотой машины, бросил быстрый взгляд на прохаживающихся вдоль здания аэропорта в касках и бронежилетах омоновцев и присоединился к толпе встречающих.

В сущности, он зря взорвался: на самом деле ничего необычного в просьбе босса встретить гостя не было. Крох давно уже крутил дела с Грузией, его тамошние компаньоны и клиенты приезжали в Москву довольно часто, но черт возьми, они приезжали из Тбилиси, а не из Владикавказа. То, что незнакомый ему Патиашили решил сделать такой крюк, отнюдь не говорило в его пользу. И потом, еще никогда Крох не говорил с ним таким голосом, каким он говорил сегодня вечером. Он никогда ни о чем не просил и уж тем более не умолял – он только приказывал. И то, что он, Алекс, заставил Кроха умолять себя, было плохо. Может быть, даже очень плохо. Крох такие вещи не прощает.

Пока он переваривал в голове эти путавшиеся, еще полухмельные мысли, объявили о прибытии рейса Владикавказ-Москва, и Алекс протиснулся в первый ряд встречающих, чтобы не пропустить гостя.

Впрочем, он не пропустил бы его в любом случае: в своем сером, явно сшитом на заказ пальто, с подчеркнуто презрительным выражением на аккуратно выбритом, чуть одутловатом лице тот слишком явно выделялся из всей этой разноязыкой толпы.

– Господин Патиашвили, – окликнул его Алекс, и грузин вздрогнул, начал суетливо оглядываться по сторонам, что ему совершенно не шло.

– Господин Патиашвили, – Алекс подошел к нему и протянул руку. – Алекс Лурье. Давид попросил, чтобы я вас встретил…

Имя "Давид" мгновенно вернуло самообладание этому господину, и на его лице снова появилось подчеркнуто-презрительное выражение, которое, впрочем, через мгновение сменила широкая улыбка.

– Алекс Лурье? Спасибо, что встретил, дорогой. Впрочем, Давид сказал мне, что ты должен меня встретить…

Он не подчеркнул слово "должен", но произнес его, безусловно, не случайно – чтобы показать, что ему прекрасно известно, какие именно указания получил Алекс от своего босса.

Они уже сидели в машине и ждали, пока Коля разогреет мотор, когда сквозь стекло на Алекса глянуло прикрытое каской лицо, затем кто-то потянул за ручку дверцы и не терпящим возражения голосом сказал:

– А ну-ка, братва, вылазь…

Слово "братва" не оставляло сомнений в том, что ребята из ОМОНа приняли их за блатных, в лучшем случае – за рэкетиров и сейчас собирались либо вдоволь повеселиться, либо состричь с них немного "зеленых".

''Ну вот, – с тоской подумал Алекс, – сейчас тебя в который раз опять поставят раком в этой проклятой Москве…" И, уже вылезая из "мерса", он почувствовал, как кавказский гость что-то опустил ему в карман.

– Так, суки, корпус на капот, морды вниз, руки за головы, – командовал рослый белобрысый сержант, пока двое других омоновцев держали их троих под прицелами автоматов.

– Серега, обыщи машину. А вы, братва, быстренько вытащили документы из пальтишек и снова ручки за голову…

Коля и грузин торопливо выбросили на капот красные книжечки с гербом безвременно усопшего Советского Союза, а Алекс, стараясь выглядеть как можно более спокойным, положил рядом с ними свой синий израильский загранпаспорт.

– А это еще что за фигня? – сержант взял его паспорт, повертел в руках, затем с изумлением уставился на заковыристые ивритские буквы. Наконец он обнаружил страницу с английским текстом и начал делать отчаянные попытки прочесть название страны, смешно шевеля при этом губами.

Алекс знал, что теперь бояться ему нечего, и потому выпрямился и стряхнул с пальто прилипший тополиный лист. Вслед за ним распрямились и Коля с Патиашвили.

– Значит, иностранец, – с плохо скрываемым сожалением, все еще держа его паспорт в руках, проговорил сержант. – Ну, извините, что так получилось, сами понимаете – служба… Чистим Москву от всякой шелухи, понимашь.

5

евреи вечером с пятницу на субботу и до вечера субботы не работают