Страница 38 из 43
Этот участок и решил приобрести Ариэль Шарон. Однако, учитывая его огромные размеры, представители австралийского миллионера запросили за землю поистине астрономическую, по тем временам просто немыслимую сумму – 600 тысяч долларов. Даже если бы Арик очень выгодно продал дом в Тель-Авиве и присовокупил бы к этим деньгам свое выходное генеральское пособие, он не наскребал и трети необходимых денег. Шарон попробовал обратиться в банки, но те наотрез отказались выдавать столь крупную сумму генералу, находящемуся накануне отставки с весьма туманными перспективами на будущее…
Неожиданно на помощь Арику пришел тогдашний мэр Рамат-Гана Авраам Криници, с которым Шарона до того связывало чисто шапочное знакомство. Случайно узнав о его проблеме, Криници рассказал о ней миллионеру Мешуламу Риклису, и тот пожелал встретиться с Шароном.
Во время этой встречи Риклис заявил, что готов дать Арику беспроцентную ссуду в 200 тысяч долларов на самых легких условиях выплаты, если тот пообещает ему, что, выйдя в отставку, он не уйдет с головой в хозяйственные заботы, а продолжит служить Израилю – в качестве политика. О том, в каком именно политическом лагере Риклис предпочитает видеть Шарона, при этом подразумевалось само собой: израильских социалистов этот человек, мягко говоря, недолюбливал.
Но 200 тысяч долларов составляли только треть необходимой суммы. В поисках остальных денег Шарон, отчаявшись получить ссуду в израильских банках, обратился в тель-авивский филиал "Чикагского банка". Директор этого филиала Самуил Закс официально был подданным США, но при этом жил в Израиле, любил эту страну и глубоко уважал Ариэля Шарона за его боевые заслуги. Закс согласился выдать недостающие деньги в виде ссуды, правда, оговорив, что ферма, которую создаст на этой земле Арик, будет оформлена не как его частное владение, а как компания с ограниченной ответственностью.
В начале лета 1973 года все необходимые бумаги были оформлены, и семья Шаронов переехала в новый дом, представлявший собой запущенное, разваливающееся строение из четырех комнат. Арик немедленно стал приводить эту развалюху в порядок и в июне уже принимал в ней двух дорогих гостей – Мешулама Риклиса и Самуила Закса, без которых он никогда бы не стал землевладельцем, хозяином трех смоковниц, которые на иврите называются "шикма", во множественном числе – "шикмим". Эти деревья и дали название ферме Ариэля Шарона – "Шикмим".
Забегая вперед, следует сказать, что к началу ХХ! века ферма "Шикмим" была самым крупным частным сельскохозяйственным владением Израиля, на котором располагались три роскошные виллы, многочисленные коровники, загоны для овец, конюшня, цитрусовые сады и плантации, где выращивались дыни, арбузы и различные овощи. По самым приблизительным оценкам, стоимость фермы Ариэля Шарона в 2005 году составляла 10–12 миллионов долларов.
Решив "квартирный вопрос", Арик подал прошение об отставке, что было воспринято Моше Даяном и Давидом Элазаром не без некоторого удивления – они уже решили, что Шарон будет тянуть с заявлением до конца 1973 года. Но когда Арик узнал, что на его место прочат бывшего командира танкового полка Шмуэля Гонена по прозвищу Городиш, он возмутился и заявил, что категорически против этого назначения.
– Городиш – прекрасный парень, очень храбрый солдат, – объяснил Арик. – Но бригада, точнее, даже не бригада, а полк – это его потолок. Он не сможет командовать округом и, тем более, если начнется война, не сможет командовать фронтом.
15 июля 1973 года в штабе Южного округа состоялась официальная церемония прощания его личного состава с генералом Шароном.
В тот же вечер была назначена церемония прощания Шарона с командованием округом. На этот вечер по традиции были приглашены все высокопоставленные офицеры, с которыми довелось служить Шарону, мэры городов, входящих в состав его округа, вожди дружественных бедуинских племен и – уже исключительно по инициативе Шарона – несколько журналистов. Играла музыка, официанты разносили шампанское, на столах были разложены всевозможные бутерброды… И, само собой, после множества тостов в честь уходящего в отставку начальника округа слово было предоставлено "виновнику торжества".
То, что произошло дальше, мог сделать только Ариэль Шарон, и он это сделал.
– Как вы, наверное, догадываетесь, друзья, – начал Шарон, – я ухожу из армии не по своей воле. Нет, я полон сил, у меня, слава Богу, еще работает голова, и я вполне мог бы продолжить служить стране и народу…
После этого вступления журналисты, которые уже решили, что ничего, кроме заметки в двадцать строк с заголовком "Генерал Шарон попрошался с товарищами по службе" они после этого вечера не напишут, насторожились и потянулись к своим блокнотам.
Заметив это, Арик удовлетворенно улыбнулся и продолжил:
– Да, многие хотели, чтобы я остался в армии, и просили меня об этом. Но нынешний начальник генштаба и руководство нашей системой обороны вытолкнули меня из ее рядов. Таким образом они отомстили мне за то, что я всегда говорил то, что думал; за то, что я не боялся критиковать их, когда считал, что они не правы и что принимаемые ими решения могут обернуться тяжкими последствиями для страны… Сегодня я с удовлетворением констатирую, что никогда не принадлежал ни к какой военной или политической клике внутри армии. И это значит, что мои руки чисты. И не только чисты, но и свободны. Думаю, будет только естественно, если я после ухода из армии продолжу служить родине, вносить свой вклад в ее безопасность и обороноспособность, но уже на другом поприще…
На следующий день все газеты поместили на первых полосах эту речь Шарона. И в этот же день Шарон получил от начальника генштаба Давида Элазара приглашение на прощальный банкет в его честь – это тоже было одно из ритуальных мероприятий, которыми всегда сопровождалась отставка того или иного генерала. Шарон, не раз бывавший на подобных банкетах и ненавидевший царившую там атмосферу фальши и лжи, в ответ направил Элазару короткую записку.
"Не вижу никакого смысла принимать участия в банкете в мою честь, – написал он. – Желаю вам на нем хорошо выпить и закусить. Что же касается часов, которые вы дарите всем выходящим в отставку генералам, то можете прислать их по почте".
Теперь из всего длинного ряда прощальных церемоний оставалась только одна – в самом генштабе. Она была назначена на тот же день – 16 июля.
Председательствовавший на ней Моше Даян поблагодарил Ариэля Шарона за верную службу отчизне, пожелал ему дальнейших успехов на жизненном пути, и Арик решил больше скандалов не устраивать, а проявить сдержанность.
– У меня есть только одна, последняя просьба, – сказал Шарон, когда Даян закончил говорить. – Я прошу не списывать меня до конца из армии, а оставить в запасе – чтобы в случае, если я вдруг понадоблюсь стране, я мог бы вернуться в строй и занять свое место на поле боя…
– Ну что ж, – сказал министр обороны Моше Даян, обводя всех присусвтующих своим единственным глазом, – думаю, эту просьбу генерала Шарона мы можем удовлетворить, а?!
Даян выполнил свое обещание, несмотря на резкие возражения Дадо: согласно подписанному им приказу, в случае возникновения чрезвычайной ситуации Шарон должен был стать командиром 143 резервной танковой бригады.
Как верно заметил Владимир Фроммер в своей книге "Кому нужны герои", этот приказ является, возможно, самой большой заслугой Моше Даяна перед Государством Израиль и еврейским народом.
Глава 12. Десант в политику
Прорыв в политику, Ариэль Шарон готовил столь же тщательно, как когда-то операции своего легендарного 101-ого отряда. И прорыв этот должен был стать таким же дерзким, как эти операции – за годы службы в армии Арик привык быть на первых ролях, контролировать ситуацию, брать на себя принятие важнейших решений и на новом поприще отнюдь не желал быть статистом. Нет уж, считал он, если становиться политиком, то из тех, кто влияет на судьбу страны, определяет ее будущее, стоит у рычагов власти – иначе овчинка просто не стоит выделки.