Страница 37 из 43
Тем временем над головой Арика снова стали собираться тучи: международное давление на Израиль нарастало, продолжение зачистки Газы становилось чревато новыми антиизраильскими резолюциями ООН…
Все кончилось, как всегда, внезапно.
В один из февральских вечеров 1972 года Арик, позволив себе небольшой отпуск, сидел у телевизора и с наслаждением лузгал семечки. Вдруг на телеэкране появилось изображение министра обороны Моше Даяна. Отвечая на вопросы журналиста, Даян сообщил, что операция по зачистке сектора Газа от террора, которой командовал генерал Шарон, успешно завершена. В связи с чем, добавил он, израильская армия меняет тактику своих дейсвий в Газе, а сам этот сектор передается в подчинение Центральному военному округу.
То, что Арик узнал об этом решении правительства и генштаба не непосредственно от Даяна или Бар-Лева, а из телепередачи, было воспринято им как очередной плевок ему в лицо.
И, как вскоре выяснилось, далеко не последний.
В январе 1972 года истек срок пребывания Хаима Бар-Лева на посту начальника генштаба и в феврале на этот пост заступил самый главный недоброжелатель Шарона в армии генерал Давид Элазар по прозвищу Дадо.
Теперь судьба армейской карьеры Шарона был предрешена.
Глава 12. Отставка
Ничего хорошего от Дадо Арику ждать не приходилось, и все-таки поначалу он надеялся хоть как-то с ним сработаться. Эта надежда усилилась после того, как новый начгенштаба принял целый ряд его идей по укреплению обороноспособности восточного побережья Суэцкого канала. Следуя советам Шарона, генерал Элазар ликвидировал несколько бункеров, входивших в "линию Бар-Лева" и разрешил разместить на Синае танки и мотопехоту так, как Шарон считал нужным.
Воодушевленный этой неожиданной поддержкой Арик даже решился поделиться с Дадо разработанным им втайне планом ведения боевых действий в случае новой израильско-египетской войны. По этому плану израильские танки должны были в заранее подготовленных и тщательно замаскированных местах форсировать Суэц, углубиться на территорию Египта, и в такой ситуации последнему не останется ничего другого, как принять любые израильские условия. Дадо план в целом понравился, а, узнав, что Арик уже начал по собственной инициативе готовить плацдарм для такого прорыва, новый начальник генштаба одобрительно хмыкнул и велел продолжать работы…
Может быть, именно поэтому когда тот же Дадо в мае 1972 года вызвал к себе Шарона и сообщил ему, что он хочет, чтобы Арик, которому в следующем году исполняется 45 лет, ушел на заслуженный отдых, слова начальника генштаба стали Шарона подобно удару обуха по голове.
С формальной точки зрения все было правильно: в 45 лет в ЦАХАЛе было принято уходить на пенсию. И потом, Арик был не единственным, кому предлагалось уйти в отставку – стремясь омолодить армию, Дадо принял решение уволить из нее всех генералов, переваливших через этот рубеж. В отставку уходили генерал Рехаваам Зеэви (Ганди), Авраам Адан (Брен), Мордехай (Мота) Ход, а на их посты заступали более молодые и, как тогда казалось, более перспективные офицеры…
Но Арик был самым молодым из всех вышеназванных генералов, и он искренне (правда, с учетом всех его прежних скандалов и прегрешений, совершенно непонятно на каких основаниях) рассчитывал, что станет следующим начальником генштаба. Решение Дадо казалось ему несправедливым и неокончательным, и он бросился за поддержкой к Моше Даяну. Но Даян неожиданно холодно ответил, что все уже решено, о назначении его начальником генштаба не может быть и речи, и, самое позднее, в январе 1974 года Арик будет отправлен в отставку – если до этого времени не смирится и сам не подаст соответствующего заявления.
Арик не смирился – он добился аудиенции у Голды Меир в надежде объяснить ей, что 45 лет для генерала – это как раз то, что нужно. Он не собирался просить многого – он лишь хотел, чтобы срок его службы продлили до конца 1975 года, а дальше будет видно. Но в кабинете премьер-министра Арик наткнулся на тот же ледяной тон.
– Мне сказали, что вы не умеете подчиняться. А офицер, который не умеет подчиняться, не имеет права и командовать! – отрезала, как и полагается "мужику с яйцами", Голда.
Только теперь Арик понял, что против него все и вся. Да, Дадо его терпеть не может еще с 1956 года, но дело не только в нем: в безраздельно правящей страной социалистической партии не простили Арику того, что в 1969 году он пытался поддержать ее политических противников. И теперь ему даже не мстили – ему просто напоминали, кто является истинным хозяином армии и страны.
Напряженно размышляя о том, как ему жить дальше, Шарон в какой-то момент вдруг растерялся.
Всю свою взрослую жизнь он прослужил в армии. Ему не нужно было думать о том, как он должен одеваться, где есть, на какие деньги содержать семью – все эти вопросы за него решали другие. И вот в 45 лет он оказывается пенсионером. Он получает хорошее выходное пособие, у него будет приличная пенсия, но… Неужели это означает, что жизнь кончилась и теперь он должен будет ее просто доживать?! С армейской квартиры в Беэр-Шеве придется съехать и вернуться в Тель-Авив, чтобы ловить там то сочувственные, то насмешливые взгляды соседей – когда Арик представил это, ему стало совсем не по себе. Нет, в Тель-Авив возвращаться нельзя, противно.
Протирать штаны на пенсии, время от времени выступая перед школьниками с рассказами о минувших днях – еще противнее. Устроиться куда-нибудь на работу, пусть даже на высокую должность – значит, в итоге быть от кого-то зависимым, а этого тоже не хочется…
Но Лили, заметив метания Арика, разумеется, не осталась в стороне.
Тем более, что с ее точки зрения все было отнюдь не так плохо, как это ему представлялось.
Его отправляют в отставку? Вот и прекрасно! Значит, они, наконец, смогут осуществить свою давнюю мечту – стать хозяевами собственной жизни, купить земельный участок, начать заниматься сельским хозяйством…
Кроме того, Арик ведь уже однажды сделал первый шаг в политику – почему бы не попробовать сделать и второй?! Большинство генералов после службы уходили в либо большую, либо в местную политику, но все они, за исключением Эзера Вейцмана, до сих пор присоединялись исключительно к левому лагерю. В этом лагере его не любят и собираются отомстить?! Зато правые примут Шарона с распростертыми объятьями!
Согласившись с этими доводами жены, Арик понял, что ему надо спешить – ближайшие выборы в Кнессет были назначены на 31 октября 1973 года. Согласно закону, после выхода в отставку, офицер может принять участие в выборах лишь через несколько месяцев – значит, если он хочет стать депутатом Кнессета уже этого созыва, то ему нужно уйти из армии до июля 1973 года. И к тому времени желательно найти место, где его семья поселиться, чтобы жить дальше.
Подходящее место для их будущего семейного хозяйства Арик нашел спустя несколько месяцев.
Возвращаться в Кфар-Малал он не собирался – слишком хорошо помнил о взаимоотношениях своих родителей с односельчанами. Да и вообще жить в каком-нибудь поселке, где снова могли возникнуть осложнения с соседями и где к его детям могли относиться так же, как когда-то относились к нему, он не хотел. Арик искал нечто другое – место, где он чувствовал бы себя абсолютным хозяином. В конце концов он вспомнил о находящемся в северо-западном Негеве, неподалеку от захолустного городка Сдерот, почти бесхозном участке площадью в 400 гектаров.
Этот участок в свое время получил от армии вместо выходного пособия полковник Рафи Эйтан32, а затем он продал его одному австралийскому миллионеру. Миллионер, будучи убежденным сионистом, приобрел его для своего сына – в надежде, что тот приедет из Австралии в Израиль и станет на этой земле разводить овец. Сын и в самом деле приехал, начал что-то делать, но, испугавшись набегов террористов, уехал обратно в Австралию. Теперь от его имени землей управляли трое бизнесменов, однако, по сути дела, они ничего не делали – на нем стоял небольшой заброшенный дом и ничего не росло, кроме трех смоковниц.