Полузабытая легенда

— Мама!

Вот теперь Келебран действительно смутился, а я переводила заинтересованный взгляд с него на Моравен. Мне действительно было чрезвычайно любопытно.

— Дело в том, Риона, — женщина слегка понизила голос, словно собиралась доверить мне какой-то секрет, — что я — единственный известный этому миру ребенок эльфа и оборотня. Меня и быть-то на свете не должно, однако же я родилась. И стоила своей матери изгнания из ее стаи.

Сказать, что я была удивлена, значило не совсем верно описать мое состояние. Я была потрясена, ошарашена, изумлена услышанным. О том, что в приграничных деревнях женщины иногда рожали детей от оборотней, я слыхала. Такие дети сами оборачиваться не умели, а матери зачастую стыдились их. Некоторые даже пытались избавиться от нерожденного ребенка либо же подкидывали новорожденных в приюты, поскольку мужчины-оборотни, о любовных способностях которых ходили разнообразные пикантные слухи, создавать семьи с людьми не стремились. Бедным детишкам, ежели прикрыть грех их матерей никто из односельчан не соглашался, вдоволь приходилось хлебнуть насмешек от соседской ребятни. Но никто из человеческих мужчин, насколько я знала, не мог похвалиться романом с женщиной из стаи — те блюли себя очень строго и выбирали одну пару на всю жизнь. Знала я о царящих среди оборотней нравах преимущественно из книг, поскольку живьем видала только волколаков, да и тех не столь давно.

Об эльфах же мне, как я уже упоминала, было известно куда меньше, нежели об оборотнях. Однако до упоминания Келебрана о том, что его мать живет в Заповедной Долине, я даже не задумывалась, могут ли у людей и эльфов быть совместные дети. Возможно, подобные полукровки и существовали, но мне о том ничего известно не было.

Потому-то слова Моравен никак не могли уложиться у меня в голове. Женщина из оборотней и эльф — да что-либо менее правдоподобное и придумать трудно!

— Помнишь пещеру, где нам повстречалась Лесная Марь? — негромко спросил Келебран. — Я еще говорил, что она некогда служила приютом влюбленных. Оборотни тогда еще не ушли на север и дед с бабкой встречались там.

— Они так сильно любили друг друга, — грустно сказала Моравен. — Счастье их было недолгим и всегда отдавало горечью, ведь их народы так и не приняли эту любовь. Я даже не уверена, что мне позволили бы жить в Заповедной Долине, не останься я сиротой.

— Значит, ваши родители умерли? — ужаснулась я.

— Мама быстро лишилась сил без поддержки стаи. Тьма легче захватывает души оборотней, если они находятся в обличье зверя, поэтому она все время оставалась человеком. Но зверю внутри нее не нравилось сидеть взаперти и он подтачивал ее силы. А когда она умерла, отец не захотел жить без нее. Он только отвез меня в Заповедную Долину и передал на попечение Владык. Исполнив таким образом свой отцовский долг, он ушел вслед за мамой.

— И вы никогда не общались с оборотнями?

— Почему же никогда? — Моравен усмехнулась. — Когда я подросла, то захотела увидеть тех, кто изгнал маму из стаи. Это было незадолго до ухода оборотней на север. Я пришла к ним и потребовала встречи с вожаком.

— И он согласился? — обмирая от ужаса, спросила я.

— Согласился, разумеется. Как ему было не согласится повидаться с единственной внучкой?

— Так он выгнал из стаи родную дочь? — возмутилась я.

Золотистые глаза Моравен потемнели.

— Скажи мне, Риона, — тихо произнесла она, — разве люди не совершают дурных поступков, полагая, будто действуют во благо?

Я вспомнила своих родителей, Карла, мать Артура. Все они причинили мне боль, причем в первых двух случаях просто ради своего спокойствия. Потом в памяти всплыла Лита, которая так помогла мне, что, впрочем, не помешало ей выйти замуж за предавшего меня жениха. И я опустила голову.

— Совершают, — пробормотала совсем тихо.

— А дед полагал, что не может поступить иначе. Никому, даже дочери вожака, не позволено подрывать вековые устои. И выбрал он самое мягкое наказание — изгнание, а не смерть. Я сумела понять его. И простить.

Мы медленно шли по дорожкам паркам. Вокруг царило вечное лето, светило яркое солнце, ласковый ветерок шелестел в кронах деревьев и доносил до нас нежные цветочные ароматы, но от рассказа Моравен на сердце было тяжело и сумрачно, словно наступила внезапно поздняя осень.

— Меня стая не приняла официально, — продолжала она тем временем. — Однако моим посещениям никто не противился и вскоре я даже обзавелась друзьями из числа молодых оборотней. А потом они ушли. С каждым днем все сильнее чувствовали они зов, заставляющий их оборачиваться в зверей и выходить на охоту. Дед понимал, что так недолго и до окончательного превращения в волколаков, которым без разницы, на кого нападать — на зверя, на человека, на своего, на чужого, лишь бы напиться горячей крови. Чем больше стая, тем реже овладевает членами ее безумие. И дед решил идти на север и влиться в тамошнюю общину. Это означало, что я теряю единственного родного мне по крови человека, ведь меня с собой оборотни не брали.

— Но разве у вас не было друзей здесь, в Заповедной Долине?

Оглянувшись, я заметила, что Диего и Келебран отстали от нас и беседуют о чем-то своем.

— Мальчикам неинтересен наш разговор, — усмехнулась Моравен, уловив мое движение. — Им и так все это известно — полагаю, мой сын достаточно рассказал своему другу, чтобы сейчас любопытство его молчало. А друзья… Да, пожалуй, друзья у меня были и среди эльфов. Но я была совсем юна и с оборотнями мне было куда как интереснее. Они казались такими настоящими, такими живыми: горячие, порывистые, необузданные. Те мои качества, что не понимались и не принимались эльфами, были у них в почете. При них я могла выпускать когти, не боясь холодного осуждения.

— Выпускать когти? — переспросила я, не сомневаясь, что слова моей собеседницы не стоит толковать буквально.

— Смотри!

И я убедилась, что ошибалась. Женщина вытянула правую руку вперед. Под моим удивленным взглядом ногти ее заострились еще сильнее, удлинились, окрепли и потемнели, став самыми настоящими когтями.

— Никогда не слышала о подобном, — признала я. — Разве дети оборотней не лишены их способностей?

— Ну, хвоста у меня нет, — подмигнула мне Моравен. — А кое-какие способности я от своей матери все же унаследовала. А от меня они передались моему сыну.

— Он тоже может выпускать когти? — заинтересовалась я.

— Спроси у него сама, — засмеялась женщина, но тут же вновь стала серьезной. — Правда в том, что и в его, и в моей душе есть часть зверя. Можно скрывать это, можно пытаться отрицать, но от этого никуда не деться. Однажды я почувствовала, как тьма исподволь вползает в мое сердце и занимает в нем все больше места. Тогда я вынуждена была вернуться в Заповедную Долину и никогда больше не покидала ее.

— Так вы поэтому оставили своего сына?

— Так было лучше для него, — твердо сказала Моравен. — Он не смог бы стать своим среди эльфов, для этого в нем слишком мало эльфийской крови. Я бы осталась с Келебраном и его отцом, но чувствовала, что начинаю сходить с ума. Тьма не могла сделать из меня волколака, но вот довести меня до безумия и превратить в зверя в человеческом обличье ей было вполне по силам. Я слишком понадеялась в свое время на защитную силу своей эльфийской половины, но ее оказалось недостаточно, чтобы противостоять злу. Лишь здесь, в Долине, я снова смогла бороться с тьмой в своей душе.

— А потом вы вышли замуж за эльфа.

— Да, спустя долгие годы. Хотя немало наших мужчин оказывали мне знаки внимания и пытались ухаживать за мной. Как признался мой муж, необузданная страстность привлекает хладнокровных эльфов, — с усмешкой заключила она. — Но до того, как окончательно поселиться в Заповедной Долине, я никого из эльфов не рассматривала в качестве потенциального мужа: мне-то как раз именно живости, страсти и огня в них и не хватало. Оборотни и люди привлекали меня куда как больше. Вот только на серьезные отношения с оборотнем рассчитывать не приходилось, потому моим первым мужем стал человек. Но мы уже пришли. Полагаю, разговоры утомили тебя не хуже дороги, Риона. Я покажу тебе гостевые покои, чтобы ты могла там отдохнуть. Или распорядиться сначала подать обед?