Страница 61 из 65
Собравшись с духом, я вновь посмотрела на своего телохранителя и ужаснулась. Одет он был в белоснежную рубашку с жабо, длинный фрак темно-синего цвета из бархата и такого же цвета штаны. Но что сотворил он с его внешностью? Зализанные назад волосы, накладная борода и косичка, с переплетенными лентами, а глаза так сильно подведены черной подводкой, что здорово смахивали на татуаж. Впрочем, сейчас я была уверена отнюдь не во всем что видела. Страшно представить во что была одета я. А самое главное, что он задумал сделать с нами на этот раз. На раздумье времени не осталось, так как буквально спустя минуту появился он – Леонид. Облачен в черный плащ с маской на лице, которая прикрывала эти бесстыжие глаза, волосы зачесаны назад, а на руках латексные перчатки. Одинокая слеза покатилась сама собой по щеке. Умирать было страшно и обидно.
– Ну, что же ты! – укоризненно запричитал нелюдь, стирая слезу салфеткой. – Ты все испортишь. Я же еще ничего не сделал, а ты в слезы. Посмотри какой красивый напарник у тебя.
Я машинально перевела взгляд на Романа Александровича и впервые за все время заключения заметила страх, который заменил боль души, ту, которую нес все эти годы. Но страх не за него самого, а за меня. Он знал, что самое тяжелое достанется именно мне, он всего лишь закуска, для разогрева аппетита, а вот с главным блюдом забава будет долгой. А я не боялась. В какой-то момент поняла, что смерть несущественна, боль рано или поздно все равно закончится, а там будет легкость и тишина. Нет, я не верила в тот сон, скорее всего он был вызван той дрянью, что вкалывал все эти дни Леонид, я видела что там, за Гранью, и не питала нелепых надежд.
– Сегодня я решил поиграть с вами в особенную игру. Раз у нас подобралась такая колоритная пара, то почему бы не представить, что вы мои брат и сестра, которых я потерял еще в детстве. – Хотелось мне сказать, что убил еще в детстве, но говорить не могла, а жаль! Я с удовольствием попила бы ему кровь, напоследок, так сказать. – Ты будешь Олей, а он – Валерой. Сейчас я подам ужин.
Он ушел, оставив в молчаливом недоумении, ровно до тех пор, пока не появились маленькие серые пятна, которые передвигались так стремительно, что даже мне разглядеть силуэты не удалось. Одно я знала точно – помощь идет, но успеет ли? Хороший вопрос.
Я постаралась глазами объяснить ситуацию Роману, но, по-моему, он не понял, да и как передать слова глазами? Эх! Если бы только могла говорить! Если бы…
Тем временем Леонид вернулся с подносом в руках, торопливо расставил тарелки на стол и уселся напротив нас, во главе стола.
– Вот смотрю я на тебя, Оленька, и думаю, что длинные волосы тебе ну вот ни капельки не идут и раньше ты выглядела куда лучше. Ведь я любил тебя, а ты!
Вдруг откуда ни возьмись у него в руках появились ножницы, я мужественно смотрела как он приближается ко мне рысьей походкой, улыбаясь, как кот на сметану и зажмурилась лишь тогда, когда он занес над моей головой блестящий инструмент. Один резкий рывок и меня обкорнали по самую шею, голове в момент стало легко, а волосы со стуком упали вниз. Столько лет ухаживания, столько приятных воспоминаний, ласковых поглаживаний моей мамы, гордость девичья наконец, осталась лежать на полу. Говорят, слезы облегчают сердечную боль. Наглое вранье! С каждой слезинкой злость разъедала сердце сильнее, я молилась всем святым, чтобы этот ублюдок понес самое суровое наказание – смерть! Он достоин был самого худшего за тех загубленных, что не смогли постоять за свою жизнь, за тех крошек, которые приняли в семью и пали первыми жертвами черной душонки этого нелюдя!
А он тем временем продолжал свое представление. Разлил нечто горячее по тарелкам, должно быть суп, и принялся кормить с ложки Романа. Сколько злости, ярости и гнева мелькнуло у него в глазах, но ничего другого не оставалось, кроме как терпеть все унижения. Затем пришла моя очередь, я упорно отказывалась смотреть на него, несмотря на то, что он схватил мой подбородок и повернул мое лицо к себе. Я постаралась отвести взгляд и смотреть куда-нибудь в сторону, удалось не очень, но все же лучше так, чем смотреть в лицо смерти.
– Вот я поражаюсь твоему упрямству, Оля! – чуть раздраженно проговорил он, заставляя проглотить обжигающую жидкость. После столь длительного голодания любая пища откликалась рвотными позывами. – Ты всегда была такая независимая, упрямая, как ослица! Знаешь что? Я очень даже рад, что тогда спустили Барса с цепи, а иначе я перегрыз бы тебе горло самолично! – прошипел он и откинул голову в сторону.
Затем поел он сам, аккуратно промокнул салфеткой губы и молча уставился в нашу сторону. «Сейчас начнется!» – пронеслось в голове шальная мысль и не прогадала, маньяк начал свою исповедь.
– Поначалу я не понимал откуда это чувство, которое иссушало мою душу, наполняла мраком. Все было как у всех, но я не мог смотреть на своих одноклассников без злобы, каждая драка была не просто до первой крови, а пока не разнимут взрослые. До боли в костях хотел убить, разорвать, сжечь всех, кто меня раздражает, но потом я затаился. Я помню, как однажды к нам в дом приехала классная учительница Татьяна Николаевна. Она о чем-то полушепотом переговаривалась с мамой, не спуская косого взгляда с меня и тогда я понял, если не заставлю мрак подчинится, то очень скоро все прознают про мои тайные желания и осуществить не будет возможности больше никогда. Тогда и решил подчистить за собой. Первой должна была стать мама, но вот ирония судьбы – она умерла от рака, а потом все резко изменилось, словно жизнь сама давала мне второй шанс, когда я появился в доме у тети. Вот только эти дети. – тут он с силой ударил кулаком по столу, словно они были ненормальными, а не он. – Как же раздражал этот смех, постоянно надо было искать себе место, чтобы спрятаться от этого ада и тогда я решил действовать, вот только на этот раз все должно было быть проделано так, чтобы комар и носа не подточил. А когда все было кончено, я попросил тетю переселить в другую комнату, потому что жить в той комнате стало невозможно. Такой пронизывающий холод поселился там. Но каждый раз я заставлял возвращаться туда, чтобы пережить те минуты ликования! Я выиграл, смог убрать этих недорослей, которые так мешали. Быть может я и не стал бы убивать Олю, но она посмеялась надо мной, когда признался в этих чувствах и тогда любовь для меня умерла навсегда. Никто не достоин делить постель со мной, кроме нее одной.