Ветер в лицо

За соседним столиком сидели двое рабочих — молодой чернобровый парень в сером костюме и пожилой рабочий в синей рубашке, подпоясанный узким ремешком.

— Леша! — Хрипловато говорил пожилой рабочий, язык которого уже заплетался. — Лешка! Ты — свинья. Как ушел от нас, так и не заходишь. А я тебя люблю. Кто тебя сначала учил?.. Я, Леша, я. А теперь у тебя учиться пойду. Ей-богу, пойду. И никто не посмеет смеяться с меня. Пусть только попробует. Вот!..

И рабочий поднял над столом плотный, волосатый кулак.

— Да что это вы, Дмитрий Васильевич? — Улыбнулся младший. — Это уж вы слишком. Какой я для вас учитель?..

— Не говори, Леша. Не говори. Ты сейчас можешь... И меня можешь. Можешь, Лешка.

К ним подошел плюгавый человечек в сером помятом пиджаке.

— У вас место свободно?..

— Садись, брат, садись, — ответил пожилой рабочий и повернулся снова к молодому. — Леша, ты — молодец. Молодец, Лешка.

Человечек, который напоминал по своему внешнему виду старого бухгалтера, оказался довольно разговорчивым. Он быстро познакомился с соседями по столику, даже бросал некоторые вопросы Виктору. Сотник отвечал неохотно, но это не мешало незнакомцу снова обращаться к нему.

Профиль у этого человека был очень смешной — заостренный нос, невысокий лоб, поднятый подбородок. Казалось, кто-то сильный подложил одну руку под его подбородок, а второй нажал на череп и сплюснул лицо навсегда.

— Как вы думаете, — спросил человечек с приплюснутым лицом, повернувшись к Виктору, — для чего нужен рыбий жир?.. О, вы даже представить себе не можете, сколько в нем полезных витаминов. Здоровье! Это главное в балансе жизни. Вот я старый, а еще ничем за свою жизнь не болел. Вы не смотрите, что я будто невзрачный. В конечном итоге, — и он сделал жест пальцем, будто бросал косточки на счетах, — я еще мужчина при здоровье. А почему? Потому что рыбий жир пью. Сегодня у меня день рождения. Ровно пятьдесят пять. И мы выпьем за это. Официантка, принеси сюда графинчик. С хорошими людьми и выпить приятно.

На столе появился графин и закуска. Человечек понюхал своим острым носом сельдь, поморщился.

— Не первого качества. Ну, не беда.

Он налил четыре рюмки водки. Одну из них подал Виктору.

— Спасибо. Я не пью.

— А кто из нас пьет? — Обратился к Виктору пожилой рабочий в синей рубашке. — Мы все не пьем. Вот и Лешка не пьет, а со мной выпить не откажется. Я иду к нему учиться. А когда-то сам его учил. Вот как... Садитесь к нам, товарищ.

— За рабочего человека грех не выпить. Я тоже в некотором смысле интеллигенция. А от рабочего класса никогда не отрывался. В балансе жизни это нам, конечно, зачтется.

Отказываться было неудобно. И если «интеллигенция» не вызывала у Виктора особой симпатии, то пожилой рабочий и его ученик, которого он выбрал теперь себе в учителя, произвели на Сотника приятное впечатление.

Виктор пересел к соседям и выпил рюмку за их здоровье. Ему стало неловко пить на деньги незнакомых людей. Заплатить официантке за них — значит их обидеть. Да они бы и не позволили ему этого сделать. Виктор позвал официантку и заказал еще один графин, есть ничего не хотелось, и он почти не притронулся к закуске.

Вскоре он почувствовал легкий туман в голове. Все вокруг было в этом прозрачном, легком тумане — столики, тарелки на них, лица людей, сидящих напротив него. А издалека с новой силой доносились до его слуха звуки рояля, уже начинающие было угасать. Но они теперь не жалили его, а только приятно щекотали, вызывали в сердце теплое, нежное щемление. Лицо Валентины проплывало перед его глазами то таким, каким он видел его на Урале, то таким, каким оно было недавно на берегу Днепра, когда она крикнула ему: «Какая я вам Валя?..»

Виктор расплатился и вышел из-за столика. Он почувствовал, что пол под ним качается. Перед ним выросло остроносое лицо «интеллигентного» именинника.

— Вам куда?.. До отеля? И мне в ту сторону.

У Виктора даже не возник вопрос, откуда этот человек знает, где он остановился. Они вышли из ресторана и пошли по улице. Спутник взял Виктора под руку и долго говорил ему о превосходстве рыбьего жира перед всеми другими витаминами.

— Я даже картофельники жарю себе на рыбьем жире...

Они повернули в какой-то темный переулок. От телеграфного столба отделилась и пошла им навстречу неуклюжа фигура. Спутник немедленно отпустил руку Виктора и побежал за угол. А фигура приблизилась к Виктору, согнулась и по-бычьи толкнула его головой в грудь. Виктор пошатнулся, но не упал.

— Скумбрия, трам-па-па, — выкрикивал какие-то бессмысленные слова человек в надвинутой на глаза кепке, замахиваясь снова на Виктора. Сотник отступил, ухватился за телеграфный столб. Он сначала не понял, что с ним происходит. А когда заметил, что на него замахиваются снова, инстинктивным, привычным ударом боксера отбил руку незнакомого.

— А-а, вот как! — Яростно воскликнула человек и, подкравшись сзади, ударил Виктора в бок.

— Что вам от меня надо? — Глухо спросил Виктор.

— На тебе! — Воскликнул неизвестный, ударив Виктора в грудь.

Это внезапное нападение вывело Виктора из равновесия. Удары были не очень чувствительные, но все же ощутимые. Ну, как не дать сдачи этой нечисти? Тогда Сотник по всем правилам бокса нанес ему такой удар в подбородок, что неизвестный перевернулся на мостовую, как мельница от ветра. Минуту он лежал неподвижно, а потом медленно поднял голову и начал пискливо кричать:

— На помощь! Спа-си-те!..

— Вот он!.. Вот он!.. — Послышался голос за спиной Виктора.

Но Сотник уже не видел, как к нему подбежал милиционер в сопровождении остроносого именинника. Хмель сделал свое. Милиционер и «потерпевший» взяли его под руки и повели в отделение.

Утром председателю комиссии была прислана копия протокола. Дмитрий Афанасьевич, высокий, мрачный, худой, постучался к Виктору в номер, когда тот еще спал.

— Ну, что, выспались? — Неприветливо спросил он у Виктора, когда тот стоял у дверей, пропуская его в номер. – Да, да. Что же мне с вами делать?.. Неприятная история. Пятно и на комиссию, и на министерство.

Виктор просмотрел копию протокола, подписанного его собственной рукой и сам ужаснулся тому, что там было написано. Он невнятно вспоминал, где вчера был, с кем встречался и как дошел домой. Оправданий для себя Виктор не находил.

— Ну, что же вы молчите? — Спросил Дмитрий Афанасьевич. — Как же нам быть?

— Не знаю, — ответил Сотник.

— Вы уже закончили работу на заводе?

— Еще не начинал.

Председатель комиссии окинул его внимательным взглядом и удивленно спросил:

— Что же вы делали эти дни?..

— Я никак не мог встретиться с главным инженером, — смущаясь, ответил Виктор.

— Но мне известно, что главный инженер никуда не выезжал из города, — недовольно заметил Дмитрий Афанасьевич. — Что-то с вами не так. Атмосфера родного города на вас повлияла весьма негативно. Перед партийной организацией вам во всяком случае придется отвечать. Я должен доложить товарищу Швыденко. Как же вы могли такого натворить? — Закончил он с нотками родительского сочувствия в голосе.

— Что я могу сказать, когда сам не знаю, как это произошло?.. Знаю только, что дело плохо, — ответил Виктор, сев на стул и прислонив тяжелую голову к бронзовой дуге кровати.

Дмитрий Афанасьевич протянул Сотнику исписанный мелким почерком лист бумаги.

— Вот перечень вопросов, на которые следует обратить внимание. Пойдете на другие заводы. На металлургический — потом. Начните со станкостроительного...

19

Позавчера московские и киевские газеты вышли с фотографиями Гордого. На одних он выглядел сановито, напоминая своими запорожскими усами Тараса Бульбу. На других — скромнее, ближе к своему настоящему виду, с запавшими щеками и глубокими морщинами на лице. С Урала, из Донбасса, с «Азовстали» приходили поздравительные телеграммы. Почтальон даже пошутил — или почту надо перевести поближе к дому Гордого, или Гордому предоставить квартиру рядом с почтой.