Страница 12 из 123
Даже несмотря на то, что они проиграли на выборах, большевики позволили Собранию состояться. Однако они делали все возможное, чтобы создать у его членов впечатление, что новое правительство их лишь терпит и что существует даже непосредственная угроза. Совнарком издал декрет, объявляющий вне закона ведущих деятелей Кадетской партии (которой принадлежало 17 мест в Учредительном собрании) как партии “врагов народа” (это было первое использование формулировки, которая при Сталине стала приводить к ужасающим последствиям); их газеты были закрыты, а некоторые делегаты партий социалистов-революционеров и кадетов были даже арестованы. В день созыва Учредительного собрания, 5 января 1918 года, Красная гвардия заняла посты по всему Петрограду, особенно много гвардейцев стояло вокруг Таврического дворца, где оно должно было состояться. Даже во время самих заседаний солдаты злобно посматривали на делегатов с балконов и символически целились в них из винтовок.
Большевики предложили Собранию резолюцию, в которой признавались полномочия Советского правительства. Собрание ее отвергло и перешло к принятию первых десяти статей нового Основного закона о земле, который должен был занять место новых большевистских законов по этому же поводу. Тогда гвардейцы потребовали от председателя объявить перерыв в работе сессии и заперли и опечатали здание, с тем чтобы делегаты не смогли собраться на следующий день. Отказ от принятия большевистской резолюции означал насильственный конец Учредительного собрания.
Некоторые социалисты-революционеры еще до начала работы Учредительного собрания догадывались, что его судьба будет решена силой. Они создали Комитет защиты Учредительного собрания и, как ВРК до них, обратились за поддержкой к гарнизонным войскам города. По информации одного из его членов, Бориса Соколова, Семеновский и Преображенский полки были готовы такую поддержку оказать, но Центральный Комитет социалистов-революционеров решил не использовать оружия при защите Собрания. Они предполагали, что правительство выиграет любое вооруженное столкновение в столице, и поэтому решили положиться на нравственную притягательность Учредительного собрания и на широкую поддержку, которую социалисты-революционеры имели по всей стране в целом. Когда позднее состоялась рабочая демонстрация в защиту Собрания, она была безоружна, и Красная гвардия разогнала ее силой, причем не обошлось без жертв.
Роспуск Учредительного собрания был ратифицирован на следующий день Третьим Всероссийским съездом советов, и советское правительство наконец устранило слово “временное” из своего названия.
Учитывая сопротивление, оказанное умеренными социалистами, нельзя заключить, что они неправильно оценивали как историческую ситуацию, так и природу партии большевиков. Все они считали Октябрьский переворот авантюрой, морально предосудительной и объективно неоправданной с точки зрения социального и экономического развития России. Все они относились к большевикам как к введенным в заблуждение товарищам, которые получат урок как от истории, так и от русского народа. Никто из них не думал, что большевики могут долго продержаться у власти. По этой причине большинство социалистов-революционеров и меньшевиков, стремясь сохранить свою совесть и репутацию незапятнанными для грядущих битв, реагировали на все происходящее выходом из контролируемых большевиками советов и законодательных органов. Так или иначе, таким образом они капитулировали без боя (хотя некоторые места, в особенности Москва, были в этом смысле исключением). Лишь неохотно и с опозданием многие из них осознали, что для того, чтобы сопротивление большевикам было эффективным, оно должно было быть подкреплено силой.
Впоследствии некоторые армейские офицеры, либеральные партии и многие социалисты-революционеры изменили свое мнение, придя к выводу, что было необходимо воевать с большевиками. Однако к тому времени это означало гражданскую войну, в которой у большевиков уже были большие преимущества.
ВОЕННЫЙ КОММУНИЗМ
Уже после роспуска Учредительного собрания не было ясно, какого типа правительство смогут создать большевики, каковы будут его отношения с местными советами как с местными средоточиями власти, а также — какую поддержку оно получит от различных слоев населения. Большевики призывали передать “всю власть Советам”, но Ленин явно не безоговорочно принимал этот лозунг, и способ, каким он создал Совнарком, не предвещал хорошего будущего децентрализованному правительству. Большевики также много говорили о “диктатуре пролетариата” и назвали свое правительство “рабоче-крестьянским”, но как мог пролетариат воспользоваться своей новообретенной властью? Какими должны были быть отношения между новыми централизованными органами советского правительства (признанные все еще по большей части лишь на бумаге) и органами вроде профсоюзов и фабричных комитетов, которые хотели защищать свои собственные, более узкие интересы?
На эти вопросы у большевиков не было совершенно никакого ясного ответа. Как мы видели, они разделились по вопросу о том, как брать власть и даже нужно ли ее вообще брать.
Даже у самого Ленина не было четкого представления, как он собирается управлять огромной, раздробленной, истерзанной войною страной. Он это полностью признавал. Незадолго до захвата власти он говорил: “Мы не делаем вида, что Маркс или марксисты знают дорогу к социализму в деталях. Это чепуха. Мы знаем направление пути. Мы знаем, какие классовые силы ведут нас по нему, но конкретно, практически, его покажет опыт миллионов, когда они решат действовать”.
У него было общее видение, изложенное в работе “Государство и революция”, как простые рабочие и крестьяне вступают во владение исправно работающим механизмом империалистической экономики. В ранние дни нового режима он часто возрождал это видение, говоря о нем языком, в котором смешивался демократический волюнтаризм с безжалостной авторитарностью. “Товарищи рабочие, — заклинал он 5 ноября 1917 года, — помните, что вы сами управляете государством. Никто не собирается вам помогать, если вы сами не объединитесь и не возьметесь за все государственные дела. Сплотитесь вокруг своих советов, укрепите их. Беритесь за работу прямо здесь, у самых истоков, не ожидая приказов. Наведите строжайший революционный порядок, подавляйте безжалостно все анархические выходки пьяных хулиганов, контрреволюционных кадетов, юнкеров, корниловцев и тому подобное. Учредите строжайший контроль за производством и учет продукции. Арестовывайте и отдавайте под трибунал, на суд революционного народа всех, кто осмелится поднять руку на народное дело”. Это была речь утописта, уверенного, что он уже на пороге идеального общества.
Некоторые из самых ранних большевистских законодательных актов, казалось, реализовывали это видение на практике, создавая или укрепляя органы, через которые рабочие, крестьяне и солдаты могли бы осуществлять наибольший контроль за своей собственной судьбой, а также и за управлением страной.
1. Декрет о земле от 26 октября 1917 года отменил без компенсации все частные землевладения и призвал деревенские и волостные земельные комитеты перераспределить землю, гарантированную таким образом крестьянам на равной основе. Декрет был сформулирован так, как об этом говорили на Крестьянском съезде в нюне 1917 года. Он отражал программу социалистов-революционеров и давал крестьянам то, что большинство из них в то время хотело, ни словом не упоминая о конечной большевистской цели национализации земли.
2. Декрет о рабочем контроле от 14 ноября 1917 года давал выборным фабричным комитетам власть осуществлять контроль над промышленными и коммерческими предприятиями, ради чего было отменено понятие коммерческой тайны.
3. Декреты, изданные в ноябре и декабре, отменяли все ранги, знаки отличия и иерархические приветствия в армии и подчиняли все военные формирования выборным солдатским комитетам, в чьи функции входили среди всего прочего и выборы своих офицеров.