Страница 10 из 20
– Кто распорядился незаконно опечатать кабинеты редакции «Дня», конфисковать его технику и заморозить счет в банке?
Выяснилось – вице-премьер правительства Российской Федерации и министр печати Владимир Шумейко. Генеральная прокуратура отклонила его представление об аресте главного редактора «Дня» и его соучредителей, но закрыла глаза на предпринятые им меры по административному удушению нашей газеты.
Уже собравшись уходить из кабинета Саши Головенко, я вдруг вспомнил, что в моем нагрудном кармане – визитка Сергея Потёмкина. Набрал напечатанный на ней номер:
– Алло, могу я перемолвиться с Сергеем Григорьевичем?
Мне ответил милый дамский голос:
– Вы кто и по какому делу?
– Я товарищ Сергея – журналист Николай Анисин.
– Можете оставить номер вашего телефона?
Я продиктовал цифры телефона Головенко. Через десять минут – звонок:
– Николай? Это – Дмитрий. Я служил с Потёмкиным, работаю в его фирме и разговаривал с ним сейчас. Он интересовался, как выбрались вы из Дома Советов?
– И без синяков, и даже без царапин. А что с Сергеем?
– Две пули прошили бедро. Кость задета. Прихрамывать, может, будет. Мы вывезли его из городской больницы в подмосковный санаторий – укрыли от ментов надежно. Подлечим здесь, а восстанавливаться за границу отправим. Наш комбат Потёмкин в какие только передряги ни попадал… Не всегда выходил из них целым-невредимым, но всегда – к новым боям годным.
Глава 3. Капкан в миллион долларов
На пятый день после расстрела Дома Советов все пятеро соучредителей «Дня»: Проханов, Бондаренко, Нефёдов, Султанов и я, – собрались на явочной квартире у метро «Добрынинская» и единогласно постановили: надо готовить нелегальный выпуск нашей запрещенной газеты.
Спустя неделю восемь полос с фотографиями кровавой бойни в Москве и текстами, раскрывающими жуть госпереворота Ельцина, были сверстаны на компьютерах фирмы прохановских друзей. На полосе первой начинался мой репортаж – «Расстрел напоказ». И тут меня позвал к себе домой Проханов и, тоном, возражения исключающим, сказал:
– Ты был директором школы и занимался финансово-хозяйственной деятельностью. Ею тебе и впредь заниматься в газете. Вот три тысячи долларов – больше найти не удалось. Возьми их – где хочешь и как хочешь, напечатай тираж «Дня» и передай его завредакции Тамаре Сащенко для распространения.
С пачкой валюты в кармане джинсов и с трубкой верстки газетных полос я подался в типографию подмосковного Красногорска. Показал копию свидетельства о регистрации газеты «Согласие». Поведал, что она давно не выходила и теперь ее намерены издавать в 100 тысячах экземпляров.
– Отлично, – мне ответили, – с солидным, выгодным заказом вы к нам пришли.
Я рассчитался за заказ. Бумажные полосы «Дня» под названием «Согласие» превратили в металлические пластины и поставили на печатные машины. Мне оставалось лишь вызвать грузовик и доставить тираж на квартиру Сащенко. Но кто-то из работяг-печатников показал первые образцы продукции начальству, и машины остановили.
Забрав деньги из Красногорской типографии, я покатил в Калугу. Потом в Тулу. Затем в Тверь. В типографиях этих городов меня с заказом на «Согласие» встречали с распростертыми объятиями. Но как только видели фото и тексты авторов «Дня» – печатать отказывались. Расстрел Дома Советов обуял страхом должностных лиц Российской Федерации.
Товарищи нашего главного редактора Александра Проханова вывели его на телефон Виктора Чикина – редактора белорусской газеты «Мы и время». Тот без всяких колебаний дал добро на тиражирование «Дня» под шапкой своего издания. И мы с моим другом Василием Прохановым немедленно выехали в Минск.
Василий там заменил на компьютерной верстке первой полосы «Согласие» на «Мы и время» – и уникальный номер чикинской газеты отправился в типографию Белорусского Дома печати. На там почему-то его выпуск затормозили. Я напросился под вечер на прием к директору Дома. Он, разложив при мне полосы газеты, стал рассуждать:
– Так, я это напечатаю, ельцинское Министерство иностранных дел России направит ноту главе Белоруссии демократу Шушкевичу, и меня пинком под зад выставят на улицу.
– Вы, – из моих уст вырвалось, – как руководитель типографии, не обязаны отвечать за содержание печатающихся у вас газет.
– Да, – наморщился директор, – не обязан. Ну, а если – нота с угрозой отключить российский газ нашей республике?
При сей его фразе в кабинет заглянул главный инженер:
– Павел Петрович, сегодня, между прочим, родился дорогой Комсомол, который нам дал путевку в жизнь.
Директор расправил морщины на лбу:
– А что ж ты не несешь «Зубровку»?
– Как не несу? – возмутился главный инженер. – Одна нога здесь, другая – там!
Сорокаградусная «Зубровка» разогрела души двух бывших комсомольских секретарей. Они, выяснилось, к тем, кто разрушил СССР и к тем, кто ныне пытает граждан ублюдочными «реформами» в якобы независимых республиках, относились так же, как и я. В конце концов, директор провозгласил:
– Орденоносный ВЛКСМ – не лыком шит. Огонь по пакостной демократии! Крамольный для Ельцина «День» печатать в честь Дня Комсомола!
Под стотысячный тираж «Дня» с названием «Мы и время» мы с Василием купили целый купейный вагон в скором поезде Минск – Москва. Молодые друзья Виктора Чикина помогли нам перевезти уйму пачек с газетами из типографии на склад в неприметном дворе, а потом – на площадь перед железнодорожным вокзалом. Оттуда тонны пачек наша компания перегрузила в фургон, которому надлежало развозить по перронам продукты для вагонов-ресторанов. Из фургона пачки были перенесены в зафрахтованные купе, и мы с Василием доставили их на Белорусский вокзал Москвы.
Выход запрещенного «Дня» в любом виде ждали и его читатели, и энтузиасты-распространители в разных городах. Поэтому Тамара Сащенко так успешно распродала тираж «Мы и время», что не только окупила все расходы на его печатание и транспортировку, но и одарила коллектив несуществующей де-юре редакции денежным довольствием. Приличным по той поре.
От погрузок-разгрузок в Минске мне и Василию позволили очухаться. Второй нелегальный номер «Дня» под шапкой «Согласие» поехали издавать в Липецк Евгений Нефёдов и Александр Лысков. В тот ноябрьский день 1993-го, когда они укладывали тираж в грузовик, я получил свидетельство о регистрации новой нашей новой газеты – «Завтра». И с ним, набравшись наглости, попёрся в центр Москвы – в переулок напротив Государственной консерватории – в бедствующую типографию железнодорожного министерства «Гудок». Заключать договор на печатание свежеиспеченной газетёнки. Директор типографии обрадовался деньгам, которые я готов был немедленно внести в кассу, договор подписал и нашими публикациями не поинтересовался. И его, сорокалетнего здоровяка, через пару дней после выхода первого номера «Завтра» уволили «по состоянию здоровья».
Слухи о расправе над директором «Гудка» дошли до типографий городов Центра России. Но не достигли Сибири. Туда мы с Александром Прохановым и полетели – в Красноярск к его друзьям: первому коммунисту края Владиславу Юрчику и маститому писателю-журналисту Олегу Панченко. По их протекции меня принял директор красноярской типографии, и я вручил ему заявление:
– Прошу напечатать второй номер выходящей в Москве газеты «Завтра» для Сибири и Дальнего Востока.
К заявлению прилагался экземпляр первого номера из «Гудка». И директор запустил наши полосы в печать.
Денег на отправку тиража в Москву из Красноярска в быстром купейном вагоне у меня не хватало. Пришлось арендовать треть багажного вагона, который на разных станциях отцепляют от одного состава и, загрузив, прицепляют к другому и который не за четверо суток доходит до столицы – за семь.
Отправленный мной груз еще был в пути, а я, вернувшись в Москву самолётом, в тесном темном баре Центрального дома журналистов случайно оказался за одним столиком с редактором газеты во владимирском райцентре. И он мне просто так поведал: загибается отменная типография во Владимире – ее огромное здание построили, чтоб печатать все газеты области. Но их тиражи упали в десятки раз, и типография разоряется на платежах за свет-тепло и налогах на имущество и землю.