Страница 4 из 4
- Пап, это ведь плохие дяди? - негромко спросила Наташа, когда люди остались позади.
- Нет, Наташа, с чего ты взяла! - Андрей едва не остановился от удивления.
- Ну, ты видел, какие они?
- Какие? - Андрей заметил, что молчаливая Гуля повернула голову в их с Наташей сторону.
- Небритые, зубов нет, одежда... Мне кажется, это бомжи!
- Ну, знаешь!... - Андрей пожал плечами. - А хотя бы и так?
- А разве не грех с их стороны - ругаться... - да-да, я слышала!... - и распивать спиртные напитки прямо на могиле? - торжественно выложила последний козырь Наташа и, прищурясь, значительно посмотрела сначала на отца, а потом на мать.
Андрей вскинул брови, лоб покрылся мелкой гармошкой глубокомысленных морщин, набрал в легкие воздуху, готовый разразиться длинным, многовариантным объяснением, но взглянув на Гулю, понял, что это излишне: мать уже ответила дочке - покачала отрицательно головой. Упругие сухие риччии-валлиснерии-элодеи печально колыхнулись под тесным треугольником газовой косынки.
Наташа обиженно замолчала, а через несколько минут, на выходе с территории кладбища, упрямо выдохнула, ни к кому не обращаясь, - то ли спросила, то ли возразила:
- А тогда что такое грех...
"Суета," - хотел ответить одним словом Андрей, но, удивленный этому, быстро и, главное, неожиданно появившемуся в нем ответу, промолчал.
Андрей, Гуля и Наташа так и не пошли сегодня на пляж.
Готовясь к выходу на предзакатную прогулку, Гуля, непривычно покорно, выполнила странную для последних лет просьбу Андрея - позволила мужу и дочери сотворить себе прическу, нравившуюся Андрею в пору их общего студенчества, которую искусно выполняли ташкентские парикмахеры-"шелкопряды": конструкция из "сорока" тончайших косичек, подобная коконному плетению, висячей корзине макраме, подчеркивающая свободу и объем воздушно охваченного снопа основной массы упругих волос.
Они взяли "Полероид" и вышли на набережную. Томная набережная, пахнущая сосной, эвкалиптом и шашлыковым дымом, пела и танцевала, гуляла по аллеям, целовалась, смеялась, провожала солнце.
Этот период вечера - рай для фотографов. Профессионалы досадливо косятся на любителей: здесь и там урчат "полероиды" - с появлением "мгновенного фото" жизнь "шабашников" усложнилась, приходится улучшать сервис, снижать цены.
Фотоаппарат Андрея в этот вечер работал с двойной нагрузкой. Андрей неистовствовал, веселя жену и дочку: он, хохоча до боли в груди, снимал их на фоне всего, что было перед глазами, - пузатых мужчин, смешных карапузов, носатых барменов, щурящихся от дыма мангальщиков... Когда "апельсин" завис над мысом, Андрей стал изощряться в монтаже: Наташа встала между основным объектом заката и фотоаппаратом, сделала ладони лодочкой, подняла на уровень плеч и затем отвела ковшик-ковчег в сторону. Андрей прицелился, нажал на рычаг. Импортное чудо зажужжало, показало фотографический язык. Запечатлелось солнце в дочкиных ладонях.
Гуля не соглашалась на подобную операцию. Смеялась и не соглашалась. Она все больше и все свободнее смеялась. Андрей дурачился, становился на колени, наводил объектив. Гуля закрывала лицо ладонями, смеялась, отворачивала голову, безжалостно "разбивая" непрофессионально, непрочно сделанную прическу, уходила в сторону. А солнце быстро садилось. Наконец, Андрей, изловчившись, "поймал" Гулю взметнувшейся прямо перед оранжевым шаром, загораживающей на миг стремительно тающий закат, и радостно запустил "урчалку". Вся семья склонилась над медленно проявляющимся бумажным кадром.
- Не получилась фотка, - вздохнула Наташа.
- Получило-ось!... - радостно закричал Андрей, привлекая внимание соседей по аллее.
Смутный Гулин силуэт, мерцающий в обмане глянца, явился летуче изогнутым в ускользающем порыве, на фоне бледно-голубого неба, - с серебряным ореолом, нимбом, омывающим вскинутые выше неясных гор огненные кисти волос.
... Августовский закат - пожалуй, единственная достопримечательность этого южного курортного городка. Ежевечерние проводы солнца превращают всех отдыхающих и коренных горожан в единоверцев-язычников, на несколько минут объединенных волнительным сакральным актом. Наступает момент, когда "загорелая звезда" зримо устремляется к краю земли, обозначенному для наблюдателей Западным мысом - правым рогом городской бухты. Быстро меняются краски моря, быстро темнеет. Еще несколько минут, секунд, и апельсиновый шар коснется зубчатых гор. Мгновения - и исчезнет само ярило, а потом и его оранжевое эхо...