Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 4

Леонид Нетребо

Загорелая звезда

Андрей и Гуля с дочкой не пошли сегодня на пляж.

Еще вчера вечером, сидя под остывшим тентом возвышенного летнего кафе с панорамой на западную часть бухты и наблюдая за плотной чередой замерших у бордюров набережной мужчин и женщин, взрослых и детей, с очарованно устремленными к одному картинными взглядами, провожающих солнце, семья решила несколько изменить привычный режим - сходить с утра в церковь, расположенную, как вещали курортные гиды, в сердцевине старого горного погоста. Вернее, так решила Гуля и сообщила об этом мужу и восьмилетней дочери Наташе. Андрей не выразил удивления или сомнения, он привык: раз жена решила не посоветовавшись, значит так надо и так тому и быть. В конце концов, церковь и кладбище это тоже, говорят, достопримечательность курортного городишки, в котором им выдалось этим летом провести часть отпуска. Да и от пляжа иногда нужно отдохнуть. Перемена рода впечатлений, контраст... Вообще, Андрей доверял своей обожаемой пассии и никогда не тяготился ее лидерством. Тем более, что Гуля, его мудрая, любимая Гуль, его смуглая Шехерезада, он был убежден, никогда этим не злоупотребляла.

Наутро Андрей все же проявил инициативу, предложив до похода в "серьезные" места сходить на пляж, зарядиться утренним морем. Ну, а далее все по плану Гули.

- Успокойся, - сказала Гуля, выходя из душевой и погружая махровое полотенце в пучину влажных волос, похожих в желтых утренних бликах гостиничной спальни на сноп блестящих коричневых водорослей, только что вынутых из огромного аквариума с древней водой, - валлиснерию, элодею, риччию..., - которые, Андрей это прекрасно знал, потом, высохнув на полуденном солнце, нежно, еле уловимо шуршат, соприкасаясь с упругим пепси-телом..., которые, позже, рассыпаясь на белом и становясь податливыми, близкими, пахнут терпко, горным миндалем... Которые... Гуля, Гуль, Гулька!... Лоза виноградная, роза чайная, тюльпан дикий!...

- Успокойся, - Гуля погладила Андрея по щеке, выдыхая на свежевыбритую, смягченную лосьоном кожу подбородка обжигающий, хмелящий шепот, - я мокрая, Наташка проснулась, пусти. Никакого пляжа с утра. Не понимаешь? Очнись!... Мы идем в такое место... Мы с Наташей повяжем косынки...

Несколько лет назад впервые попав на море, - а это случилось вскоре после свадьбы, которую Андрей и Гуля, уроженцы Узбекистана, грустно отметили в Сибири, куда, смятенно оглядываясь на горький шлейф непонимания, вязко тянущийся за двумя влюбленными, вынуждены были уехать после окончания Андреем института, - да, еще тогда, десять лет назад, Андрей сделал вывод, который с течением времени уже не менялся, - кавказские приморские городки, вытянутые каждый вдоль своего берега, если не считать собственно моря, состоят из трех основных частей: начальная полоса - безмятежная, праздная набережная, середина - суетная часть, с автодорогами, машинами, рынками, и третья - все остальное, куда попадает далеко не всякий отдыхающий, - то, что цепляется за коричневые скалы и тонет в буйной плотной зелени ближних предгорий... Приезжий человек, если ему доведется пройти пешком от городского пляжа до какой-нибудь достопримечательной сакли в горах, непременно, одно за другим, испытает три разных состояния: безотчетной, легкой удовлетворенности, прозаической озабоченности и одухотворяющего, мудрого спокойствия.

Христианское кладбище утопало в разбавленном лучами позднего утра изумруде кореженных, но, при ближайшем рассмотрении, высоких и крепких, горных деревьев. Андрей, Гуля и Наташа медленно, слегка подгибая ноги, как при подъеме по ступенькам пологой лестницы, ступали по асфальту неширокой дороги, скудно покрытой ослабленными солнечными бликами, больше напоминавшей некогда облагороженную, а ныне безлюдную, несправедливо заброшенную аллею среди горного леса, скорбно обозначенную крестами, как метками, и обиженно уползающую пятнистой лентой все выше в лесные заросли. Встреча с первыми людьми, минут через десять после начала шествия, была неожиданной, настолько быстро печальное рукотворно-природное безмолвие завладело путниками.

Двое растрепанных мужчин неопределенного возраста в засаленных старых рубашках и пожилая женщина благообразного вида копошились у крайней могилы. Вокруг этого места дорога делала крутую петлю, резко поднимаясь вверх, поэтому идущие имели возможность хорошо рассмотреть работающих. Стало понятно, что мужчины меняли старый металлический памятник, представлявший из себя пустотелую сварную конструкцию, на основательное каменное надгробье. Женщина, по всей видимости, хозяйка могилки, с белым узелком в руках, белоснежно чистым, как и платок, которым была аккуратно повязана ее седая голова, стояла рядом. Мужчины кряхтели, ворочая ломами тяжелую плиту, вполголоса ругались. Женщина виновато улыбалась, пыталась советовать, безотчетно жестикулировала, повторяя их движения, слабо перебирая ногами ... Через полчаса дорога закончилась тихим церковным двориком.

Маленькая церквушка воспринималась настолько удаленной от оживленных улиц, что, казалось, в ней, как в охотничьей сторожке, не должно быть постоянных обитателей.

Андрей обратился к первому появившемуся человеку во дворе, им оказалась строгая полная женщина в одежде, простой, но с иголочки, напоминавшей халат главной уборщицы. Видно было, что она не последняя фигура в этом заведении. "Попадья", - про себя охарактеризовал ее Андрей.

- Ребенка окрестить? - "попадья" твердо посмотрела на каждого члена семьи, задержалась взглядом на Гуле. - Завтра в одиннадцать. Готовьте пятьдесят рублей. Крестного отца, крестную мать. Но... - Она опять сделала акцент особым взором на Гулю: - Родители ребенка должны быть православными!... Само собой - крестные. Тоже!...

Андрей верующим себя не считал, хотя и был удостоен таинства крещения, правда, еще в глубоком детстве. Инициатором сегодняшнего мероприятия была Гуля. Она, не считая себя ни христианкой, ни мусульманкой, тем не менее полагала такое "безверное" положение дел в принципе ненормальным. Однако, следовало из ее рассуждений, - Гулю и Андрея уже не исправить, и выдавать желаемое за действительное - притворство, которое не меньший грех, чем откровенное богохульство. Давай оставаться самими собой, - сказала она ему однажды, когда, опять же, по ее инициативе, зашел разговор на тему веры, оставаться собой честнее всего, за это нам проститься. Так и сказала: "За это нам проститься..." ( Андрей после этих слов, помнится, серьезно согласно кивнул и мысленно - только мысленно! - улыбнулся). Иное мнение было у Гули относительно того, какое место религия должна занимать в жизни их детей. Разумеется, и здесь не должно быть никакого принуждения, говорила она... Но если у ребенка имеется интерес к этой теме, то обязанность родителей помочь ему в этом.