Страница 146 из 170
Музыка: Polina Gagarina Time Stop (Оригинальный Минус)
— А ну, стой! — громыхнуло по коридору так, что я подпрыгнула. Вот блин, когда он успел уже очухаться-то? Ай-яй-яй, этого мы не предусмотрели, что большой, сильный и смелый бесстрашный не захочет ходить в сладкой массе. Как бы теперь половчее сбежать? А выход так близко, почти рукой подать, и если успею проскочить, то точно удеру и спрячусь. Ну же… Высокая фигура метнулась следом почти мгновенно, перехватив меня и обезоруживающе прижав к стенке. — Ну вот ты и попалась, детка! — прошептал он насмешливо на ухо, — это ведь ты эту х*йность придумала, верно? - Ой, не я. Нет, не я… Пфф, ну, даже если бы и я, то что?
— Если ты имеешь в виду приготовление, то да, мы с Анишкой целый день потратили, создавая этот шедевр, — заявляю командиру, даря такой же наглый взгляд в ответ. Вот тебе, и попробуй только меня измазюкать. — Кто подсунул петарду в него, я и знать не знаю…
— А чего тогда чистая такая? И чего убегаешь? — он прищурился в полумраке коридора, чуть кусая нижнюю губу, и выглядел до того забавно, весь испачканный ванильным кремом, тестом и ягодами, что был сам похож на большой торт. Вкусный и аппетитный… боже, о чем я думаю… Алекс улыбается до ушей, а я не могу уже скрывать прорывающийся смех. Такой смешной, взъерошенный и милый, даже не смотря на шрам, который пересекает небритую щеку исовершенно его не портит и не устрашает, как мне казалось раньше, с задорным огоньком в глазах. — Даже не попробуешь свой шедевр?
— Да нет, я воздержусь, пожалуй, поберегу фигуру, хи-хик..
— Тебе смешно? Выставила меня клоуном и теперь смешно тебе? — командир притворно хмурится, сдвигает брови, стараясь придать голосу строгость и принять грозный вид, но у него совершенно не выходит быть серьезным. — Хороший подарок, вот уж спасибочки!
— Какие, черт возьми, бочки ты предлагаешь мне спасти, — отшучиваюсь я, не отводя глаз от его взгляда, вынуждающего гореть уже желанием отнюдь не сладкого лакомства.
— У меня для тебя кое-что есть, давай, детка, не ломайся… — он приблизился к моему уху губами настолько, что от его горячего, обжигающего дыхания мурашками покрылась вся кожа, а сердце, пропустив удар, забилось часто-часто. — У меня на лице и вокруг много вкусного, окатила меня тортом, давай, исправляй теперь, что натворила.
А я и не поняла, что сама сделала в следующее мгновение, взяв, и подчинившись сумасшедшему порыву, облизала его щеку. В конце концов, сам напросился…
— Мммм, Анишка была права, безумно вкусно… Я крем имею в виду, товарищ командир, не подумайте ничего такого… — я медленно, совсем осторожно, едва заметно, касаясь кончиком языка и губами, собираю еще один кусочек крема с его щеки, переводя дыхание и слыша сдавленный вздох Алекса, который стоял слишком близко, непозволительно близко, обжигая жаром своего тела, потихонечку пробираясь к мочке уха склонившегося мужчины, зажмуриваясь, повторяя про себя как мантру: Главное не увлечься, не смей увлечься! Распускаю свои напряженные мышцы, чувствуя, как он совершенно непроизвольно подается ближе, подставляясь под ласку, хотя казалось бы, куда еще ближе… Ох, сладкая волна гуляет по телу ознобом, а я кусаю его за мочку, украшенную небольшим туннелем, порываясь сбежать, и затуманенный взор мужчины немножечко трезвеет. Ну прости-и, я не буду больше так…
— А вот хрен ты угадала, куколка, — почти молниеносно перехватывая меня и беззастенчиво зажимая, Алекс снова возвышается надо мной, будто непробиваемый монумент, реакция у него отличная. — Теперь моя очередь… — слушая его шепот, словно со стороны, я уже начала молиться, чтобы пол под моими ногами треснул, позволяя провалиться куда-то под землю. А можно и ниже.
Я медленно обмираю в его потемневших глазах, обволакивающих своим взглядом и вздрагивая от едва заметного и осторожного, собирающего липкую сладость прикосновения губ с груди, заставившего учиться дышать заново, все тело дрожать каждой клеточкой, налиться теплом и приятной тяжестью. А его губы, беспардонные, манящие и такие мягкие, даже на вид, медленно поднимаются выше, оставляя мокрую цепочку своих мучительно-нежных прикосновений, а потом тянутся к моим…
— Если я тебя поцелую, ты в обморок не хлопнешься? — шепот в самые приоткрывшиеся губы, так и просящие его прикосновения. Боже… сердце давно уже не известно где, но колотится так, что слышно даже на улице. Его тёмные, с серо-стальным отблеском глаза приковывают, принуждают, лишая всякого здравомыслия и пленят.
И я вдруг отчетливо понимаю, что мне не хватало в моей жизни именно его. Такого упрямого, доброго, самодовольного, изредка безалаберного, сильного, дерзкого, но при некоторых обстоятельствах и слишком жесткого, так рано узнавшего изнанку войны. Не каждый человек может совмещать в себе такие разные, казалось бы, несовместимые качества. А Алекс настоящий. Самый настоящий, живой, пусть и в своём отгороженном защитной броней от многих мире, из-за боли потерей, поглотившей его душу и сердце, но живущий, а не существующий.
— А ты попробуй, вот и проверим. — почти на пределе отвечаю я, внутри уже всё начинало клокотать и воздуха совершенно не хватало, как бы жадно и судорожно я ни глотала его. — Только не думай, что ты такой уж неотразимый, чтобы от твоих поцелуев девки штабелями падали.
— Да я и не думаю, только вот почему-то стоит мне до тебя коснуться, ты сразу сознание теряешь. Может, это у тебя персональная на меня реакция? — уголок его губ подозрительно подрагивает, едва скрывая улыбку.
— Что-то много вы болтаете, товарищ командир! Вы что уже передумали целоваться? — припухшие губы всё ближе, распахнутые пропасти черных зрачков из-под полуопущенных ресниц. Я хочу этого касания всем своим существом, пожалуйста, мне так необходимо…, но он резко изворачивается и прикусывает моё ухо, что я изумленно замираю, глядя на мужчину во все глаза.
— Один-один.
— Да уж, на другое вы, похоже, и неспособны, дядюшка… кроме как равняться со мной, такой маленькой и хорошенькой, — выдохнула я спустя пару секунд, которые понадобились чтобы унять удивление, а может и разочарование, когда Алекс, с влажными губами, блестящими глазами и вздымающейся от неровного дыхания грудью отстранился от моего плеча, куда уткнулся пряча улыбку и смешок. Эй, стоп, я так не играю!
— Давай, маленькая и хорошенькая, по имени меня назови, тогда, может быть, я тебя и… поцелую, — да он издевается, зачем меня дразнить? К чему эти игры?
— Ой, да ладно, не очень то уж и хотелось, нужны мне ваши поцелуи, дядя Эйт! — отбиваю я, стараясь не так криво улыбаться, отгоняя от себя ворох непрошеных и не самых приятных после его уловки мыслей. И вроде как надо разозлиться. Но я просто не могу.
— Так сложно назвать меня по имени? Или ты испугалась, что тебе слишком сильно понравится?
— Чего это мне должно так уж сильно понравиться? ..
— У тебя крем вот тут, - и, едва коснувшись губами щеки, пробормотал тихо: — и вот тут, — ниточка поцелуев по скуле постепенно спускается ниже, —, а вот здесь, прямо целые куски! — и больше никаких мыслей, только ощущения губ, скользящих по шее, легонько прихватывающих быстро бьющуюся под тонкой кожей венку, что совершенно не получается сдержать сдавленный вздох. Только бы не захныкать беспомощно.
— Черт, — вырвалось у меня, но Алекс явно ожидал чего-то другого.
— Нет, не это имя… — и эти слова, произнесенные почти бессвязно, шепотом, в темноте, они сводили с ума.
— Алекс, не надо… — задохнулась я от окутавшего ощущения нежности, осознав вдруг, как крепко я пропала, прижатая к стене. Прижатая к нему. И уже спустя несколько долей секунд даже не помнила, какие слова собиралась сказать, или что там сбивчево собиралась ему говорить, о чем просить, умолять… что я, вообще, умею говорить что-то еще, кроме его имени, которое тихо выдохнула, тело, разум отказывались повиноваться и, оказавшись еще сильнее придавленной таким горячим, таким сильным и напряженным телом, я почти забыла как дышать. Не хочу ничего, никакой войны, полигона, окружающих людей и темного коридора, хочу его необыкновенные глаза, хочу попробовать эти притягивающие губы, хочу почувствовать их вкус. Просто хочу его всего, немедленно, пожалуйста. Но понимание, что все это совсем неправильно засвербило в душе… и все равно надеялась лишь на то, что никто и ничто не разрушит эту, такую неожиданную и такую вдруг волшебную сказку. Ведь удержаться так сложно!