Страница 23 из 210
Вскочив на ноги, словно ошпаренная, я с грохотом завалилась на пол, перевернув тумбочку и стойку с капельницей, не хило так приложившись плечом, а в голове стал нарастать многоголосый гул вместе со звуком шагов. Да что это такое? Мысли, смутные образы, слова, голоса — все смешивается в какой-то неразборчивый шелест и распирает мой мозг изнутри. Голову сдавило стальным обручем, в висках оглушающе застучало боем крови, что я чуть не разревелась от боли.
«Ну вот, пожалуйста, стоило ей только очнуться, как уже бежать куда-то собралась, а мне за нее отвечай. Вот сейчас успокоительное вколю…» — врезалось мне в мозг из общей массы шума, а потом чьи-то руки настойчиво стали поднимать меня с пола.
— Не надо успокоительного, — жалобно пискнула я, вытаращив глаза на медсестру. — Лучше обезболивающего, у меня голова сильно болит.
— Какое еще успокоительное? — подозрительно засюсюкала она, укладывая меня на кровать и ласково так улыбаясь, словно я дите неразумное. «Конечно, болит голова, если же ты ей лобовуху разбила…» — снова долетело до меня, что я икнула и уставилась на женщину во все глаза, потому как губы ее не шевелились, а все так же миролюбиво улыбались. У меня что, галлюцинации начались на фоне травмы? — Давай ложись, милая, сейчас сделаю обезболивающего и все пройдет. Но тебе нужно лежать, пока не станет лучше. Если все будет хорошо, то вечером мы тебя отсюда выпустим.
Женщина отошла к шкафчикам, стала звякать ампулами и чем-то шуршать, пока я старалась хоть что-то понять. «Обезболивающего ей… ремня тебе надо дать, чтобы не чудила. И запереть получше. Вся фракция и полигон на ушах стоят, лидерская дочь пропала, а она…»
— Может быть, хватит? — зашипела я, испытывая муки совести. Вот не люблю я чувствовать себя виноватой, а уж тем более, если совершенно посторонний человек вмешивается туда, куда ему не следует.
— Хватит что? — обернулась она недоуменно, набирая в шприц лекарство. И я не знаю как, но вдруг поняла, что меня сейчас накачают снотворным, и инстинктивно стала сползать с койки, от надвигающейся на меня медсестры. — С тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь, Лусия? — снова заворковала женщина, перекрывая мне проход для побега. — Немедленно ложись обратно, тебе нельзя вставать. А я сейчас тебе обезболивающего дам и позову доктора. — «Господи, вот разбери этих лидерских выскочек. Куда бежать-то собралась, мало тебе сотрясения? Странно она себя ведет, может, мы что-то упустили»…
Пока эта вредная тетка, с фальшивой улыбочкой размышляла, что ей дальше делать: попробовать сманить долбанутую пациентку в кровать, или вызвать кого-то на помощь, попутно зажимая меня в угол, я уже позабыла и про боль в голове, потонувшую в странном потоке чужого голоса, и окончательно перепугавшись того, что сошла с ума, ужом проскочила под кроватью и со всех ног бросилась к двери, в надежде найди кого-нибудь адекватного и разобраться, что происходит.
— Куда? А ну, стой! — заорала медсестра, но спасительная дверь отгородила меня от этой ненормальной, и я выскочила в коридор. Что происходит? Почему у нас в лазаретах работают психи? Почему я, вообще, слышала ее, когда она молчала? Или это со мной что-то не так? Может, я так сильно приложилась головой, и теперь… А что теперь?
Но тут на меня обрушился целый гвалт перемешивающихся голосов, мелькающие картинки, водоворот образов: раненый парень, стонущий от боли, из которого вытаскивают пулю; девица, обкладывающая своего ухажера матом за то, что он забыл одеть резинку, и теперь она растерянно глазеет на тест для беременности с двумя полосками; насвистывающий прилипчивый мотив мужчина, припершийся в лазарет за спиртом; какая-то помесь пошлятины и глупостей, бытовых мелочей, планов на вечер, которую невозможно разобрать, но громче всего в меня врезался голос медсестры, бегущей за мною следом нацелив шприц на задницу, с твердым намерением устроить мне день сурка на неделю, не меньше. Я трясу головой, как мокрая собака, пытаясь смахнуть наваждение и не оглохнуть, и со всего размаха влетаю в чью-то грудь, прилично треснувшись лбом. О, черт, мало мне, что ли!
— Люси! — голос спокойный и строгий. Ручищи, не дающие мне упасть. Смесь тревоги, беспокойства и облегчения окутала меня, что я почему-то сразу узнала этого человека. — Что происходит, куда ты летишь, как угорелая?
— Матиас! — завопила я, прячась за его огромную спину от приближающейся тетки со снотворным. Вот он меня точно в обиду никаким психам не даст! — Скажи ей, что меня не нужно ничем колоть и объясни, что тут происходит. И что насчет прибора, его украли? Как я оказалась на полигоне? Кто меня привез? Я ничего не понимаю!
Надо отдать ему должное, Мат быстро отогнал от меня медсестру, ухватил за локоть и увел обратно в палату, пока я зажимала ладонями уши, силясь заткнуть шквал голосов. И они утихли. Господи, счастье-то какое, тишина. Но радовалась я не долго, как только мы оказались наедине, перед глазами стали всплывать картинки и обрывки событий, восполняющих мой пробел в памяти: пришедшее от отца сообщение о моем побеге и диверсии с прибором; поднятые по тревоге на поиски бойцы, прочесывающие дороги; изрешеченный выстрелами, измятый внедорожник, необъяснимым чудом доехавший до КПП, за рулем которого… ну ничего себе, был тот самый мужчина, что на меня напал в лесу. И я, с разбитой головой и не подававшая признаков жизни… Вся эта нарезка проносится в какие-то секунды, сменяясь ярым желанием Мата надрать мне уши, что, кстати, не свойственно было его характеру, хоть и вполне объяснимо. Ну все, я точно свихнулась!
— Что ж, я вижу, что ты пришла в себя и уже довольно бодро можешь передвигаться, — все же отбросив мысль о покушении на мои уши, заключил Мат, сложив на груди ручищи и строго так глянув, что я против воли потупила глаза, с интересом разглядывая свои босые ступни. «О, здорово, она еще и делает вид, что совсем не при делах. Сама невинность, бл*дь! Коза неугомонная…» — О чем ты думала, Люси? Если, вообще, думала! Ты не знаешь, что такое приказ? Под трибунал захотела? — повысил он голос, что я отрицательно замотала головой, укоризненно посмотрев на лидера, потому как в его мыслях промелькнуло то, что он уже и Алексу успел настучать о моей шалости.
Вот черт, надеюсь, хоть братец сюда не прилетит, чтобы меня воспитывать. Но молчу, покаянно вздыхая, поняв, что Матиаса теперь больше беспокоит не моя диверсия, а предстоящее наказание от отца, которому он сейчас пойдет сообщать, что я очнулась. Конечно, Итон не такой зануда, как Виктор, но на правах старшего друга пропесочив меня, только махнул рукой, вспомнив как я в детстве, вереща на всю Яму, просила катать меня на своих плечах, так как он был самым высоким, что и повлияло на милость. — Ладно, лидер Эванс сам с тобой разберется, что бы я сейчас ни сказал, все равно в одно ухо влетит, в другое вылетит. Расскажи мне, что это за парень тебя привез и откуда он, вообще, взялся?
— Это кочевник, он… — начала я, но прикусила язык, вновь погружаясь в какие-то образы, из которых стало понятно только то, что тот мужик довез меня до самого КПП и сам свалился от кровопотери, так как был ранен, а теперь кукует в тюремном лазарете. Это странно, почему он меня не бросил и просто не сбежал, как обычно поступают кочевники или кто он там… — Он меня спас, Матиас, — как-то растерянно пробормотала я. Почему он мне помог, это же явно за ним была погоня? Это от них он сбегал, потому-то и постоянно поглядывал в зеркало заднего вида. — На меня напали на просеке, машина потеряла управление и врезалась в дерево, а он меня спас. А что с ним?
— Подстрелили его, уже пришел в себя и скоро отправится к дознавателю. Ты, кстати, тоже. Потом будем решать, что с ним делать. Можешь мне объяснить, зачем ты, вообще, все это задумала, Люс? Украсть прибор и одной отправится за стену!
— Хотела доказать отцу, что я бесстрашная, а не кукла. Он отстранил меня от задания, понимаешь, хотя это я достала прибор из того дома, рискуя своей головой. Кстати, а контейнер-то вы нашли под сидением? — встрепетнулась я, и уже знала ответ еще до того, как Матиас подтвердил. Да что ж такое, я что, мысли его читаю, да? А такое бывает? Нет, конечно, я в курсе, что после сильного удара головой, определенно бывают последствия, но чтобы такие!