Страница 198 из 210
И я что-то даже делала: ходила, разговаривала, дышала, и сердце, как назло, продолжало биться… С душевными разговорами никто не лез, все свои раны зализывали, а я закрылась на чердаке и рисовала, рисовала все то, что не могла выплеснуть из себя ни словом, ни криком, мечтая воссоздать себе новый, счастливый мир, в котором нет такой отчаянной боли… Рисовала, словно у меня волшебные карандаши, которыми я нанесу несколько штрихов, и рисунок оживет, вернет мне все: глаза, с отражением солнца в радужке, нахмуренные брови с тонким шрамиком, растянутые в улыбке пухлые губы и бережные руки, в кольце которых так тепло, так уютно и не страшно. Вернет мне ЕГО всего. Пожалуйста, вернись! Ох, Риз, мне так тебя не хватает…
И придирчиво слушала тишину, захлебываясь черной пустотой и медленно угасая, ожидая тихого, ласкового голоса. Самого любимого голоса с нежными нотками. А вдруг он выжил? Вдруг, вот сейчас, прямо сейчас он позовет меня! Расскажет, как сильно любит, что вернется и больше никогда не оставит меня одну. Что всегда будет рядом. Я вслушивалась каждую секунду, но тишина оставалась пустой, заполняясь лишь болью, выворачивая и без того сплошь изодранную душу наизнанку, не сразу осознав, что и способности мои без связи с ним, постепенно испаряются. Вскоре я перестала слышать мыслеформы людей, иногда улавливая лишь отголоски самых ярких эмоций, и то на уровне какой-то почти невидимой грани, сходящей на нет, становясь самым обычным человеком, прячущимся под ледяной коркой отчуждения, впустив в душу мрачный холод. Одиночество душило час за часом, день за днем, неделя за неделей, но я искала, шепча как мантру, как заклинание повторяя, что найду его обязательно. Словно сама хотела поверить.
Человек не может без сна. Но и сны были муторные, вытягивающие душу, мрачные. И вместо сердца поселился студеный булыжник, и дышать становилось тяжело, и рвалась душа из тела от невыносимой тоски. Сны были всегда одинаковыми, пугающими. Темная, пустая Яма с провалами черных проходов, в бесконечных лабиринтах которой летает сквозняк. Холодная и мрачная громада бездушного камня. Вокруг много людей, но они меня не видят и не слышат, как бы громко я ни кричала. И равнодушные лица размыты, словно блеклые пятна.
А я бегу по плитам полов, спотыкаясь и падая, по дребезжащим крутым лестницам и мосту над пропастью, прочь-прочь-прочь, ноги, ослабевшие, подкашиваются, не слушаются, но я все равно бегу, опираясь на влажные высокие своды стен, ища того единственного, кто меня может услышать. Зову! Но вокруг пусто, только размытые, безучастные силуэты без лиц. Крик рвет горло, но никто не реагирует, будто меня и не существует.
И вот когда мне кажется, будто я совсем-совсем одна среди этой страшной пустоты, мне слышится едва уловимый голос, откуда-то из-под мертвой каменной плиты, словно пробившийся из-под земли крохотный росток. Живой и теплый! Что-то, что пытается дотянуться до меня долгое-долгое время! Сердце подпрыгивает к горлу. Так звал меня Риз! Словно неведомые силы толкают вперед, и я мчусь на голос по ступенькам на самый верх, а через мгновение распахиваю створку двери на чердак и иду к огромному окну, за которым всегда непроглядно темно. Голос шепчет, зовет по имени, ласкает слух, так сладко манит и манит, он проникает в истосковавшуюся душу, окутывая позабытым теплом, но если сделаешь еще хоть шаг вперед — полетишь прямиком в черную тьму, обрушившись вниз. И в какой-то миг я понимаю, что больше не могу одна среди этой пустоты и делаю шаг… а просыпаюсь в холодном поту, дрожащая, заплаканная, разбитая на осколки, трясущаяся от поглощающей тоски и снова вслушиваюсь в тишину вокруг, прикрывая глаза. Ведь в тишине бывает так много звуков…
«Слушая тишину — познаешь вселенную».
Дыхание срывается на короткие вдохи и тело сладко вздрагивает от нежных прикосновений, рассылая дрожь разрядами в каждую частичку, когда теплые пальцы неторопливо идут по позвоночнику вдоль рисунка, от шеи вниз, потом возвращаются наверх с непостижимой, просто обескураживающей нежностью. Долгие секунды ничего не существует, кроме взвитых сердец, кроме нас, утонувших в сладком ощущении счастья… Влажные губы легонько касаются мочки, обжигая сбитым дыханием и низкий шепот прямо в ухо: «Я искал тебя, а ты меня звала...»
«Люси…» — чудилось мне незримое эхо откуда-то из самого сердца, как выкрик отчаянья… надрыв нервов и ощущений, заставляющий вынырнуть из воспоминаний и стискивать пальцы в кулаки, что белели костяшки. Где же ты? Где? Мне кажется, что ты зовешь меня, а я иду вслепую на ощупь, пытаясь дотянуться, услышать тебя, найти, но тишина всегда остается тишиной. Может, я совсем рехнулась от тоски, но только голос в воспоминаниях у меня и остался после живого человека, который когда-то смеялся, нашептывал ласковости, любил и был моим смыслом жизни… Неужели у нас и впрямь нет больше надежды, а это всего лишь призрачная мечта, которая могла стать реальностью, но не стала? Я так устала и запуталась…
Я потеряла любимого человека, без которого и жизнь кажется чем-то совершенно неважным и блеклым. Злилась на него тогда ужасно, хоть и понимала умом, что Риз не виноват в том, что его использовали, но отказывалась принимать такой неожиданный поворот судьбы. Он сказал, что любит меня, но я тогда только фыркнула в обиде. А теперь все бы отдала, лишь бы прикоснуться к нему хоть разочек, чтобы он оказался рядом со мной. Всё…
Дура, боже мой, какая дура. Не понимала, что надо ценить каждый отпущенный нам миг, что каждый поцелуй, мимолетный взгляд, слово — могут быть последними. Даже в его последние минуты жизни я не сказала ему о том, как Риз мне дорог, как я люблю его, всем сердцем люблю, не понимая, что может стать поздно и уже никогда, действительно никогда я не смогу увидеть его, сказать, как же много он для меня значил… Он был для меня всем, ни разу ни о чем не просил, просто всегда был рядом, заботился обо мне и оберегал, и до последнего думал и стремился к тому, чтобы спасти в первую очередь меня, а не себя, но так и не дождался тех единственных важных слов. Это невозможно принять, не выходит, отторгается душой. Я не могу поверить в то, что его больше нет!
* *
— И когда ты снова приедешь? — с вызовом спрашивает Ириска, задрав свой носик кверху, делая вид, что совершенно не будет скучать. А сама, тоскливо искоса поглядывая, так и топчется возле родителей, провожающих меня в город.
— Когда позовешь, тогда и приеду, — пожимаю плечами, — но и во фракции нужно хоть иногда появляться.
— Пфф, чего тебя звать-то, итак вон сколько времени туда-сюда катаешься, могла бы уже и на пилота выучится, чтобы самой летать.
— Мммм, нееет, это не мое, — старательно пряча улыбку, отвечаю я племяшке. — Мне и в разведке неплохо. Скучать хоть будешь?
— Ну и зря! — безоговорочно отрезает Рикки, проигнорировав мой вопрос. — А когда меня мама научит, я тоже буду летать и смогу посмотреть океан. А то меня с собой не берут, а так хочется… — вздыхает девочка, хитро посматривая на родителей.
— Я, между прочим, тоже умею пилотировать, — наигранно возмущается братец, лукаво глядя на свою дочь, — будешь хорошо себя вести, то и тебя научу.
— Обещаешь?
— Конечно, куда ж я денусь! — соглашается Алекс. — Кстати, и маму твою, и Люси, я учил водить машину и, как видишь, преуспел в этом деле, хоть поначалу они постоянно путали педали газа и тормоза. А мама, так, вообще, умудрилась разбить два внедорожника, — понизив голос до громкого шепота, сдал нас братец с потрохами и ухмыльнулся чрезвычайно собой довольный.
— Пфф, — пожав плечиком, фыркает Лекси, — тоже мне. Напомни-ка мне, солнце, а тебя самого кто учил?
— Никто, я родился уже совершенным, так что тебе со мной повезло! Да ладно, шучу я, детка, — сграбастав жену ручищами, Алекс срочно требует поцелуй, подставляя заросшую щетиной щеку.
— А чего там смотреть, Ириска? — смеюсь я над озвученными планами будущего великого пилота, пока они милуются, — кругом одна вода и больше ничего.