Страница 20 из 22
— Нравлюсь? — говорит тише, подходит ко мне, берет мою руку и кладет себе на талию.
Меня распирает смех.
— У всех девочек в школе есть парни. Но они глупые, а ты умный и красивый, — да, на тот момент я на миг осознаю то, что она — первый человек, который считает меня красивым. Но много ли нужно для счастья? Дети вообще влюбчивы. Поэтому, зная, что женщины рано ищут себе кавалеров, отмахиваюсь, протягивая ей блузку:
— Надевай, иначе мы оба опоздаем.
— Совсем не нравлюсь? — супится она, приближаясь ко мне вплотную, заставляя опустить руку под майку. Дергаюсь, в это время она чмокает меня в подбородок, подпрыгнув.
— Нравишься, но как человек, — накидываю на нее блузку, застегивая пуговицы.
Понимаю, что она плачет. Наклоняюсь, касаюсь губами ее лба:
— Подрастешь и посмотрим, хорошо?
— Я вырасту, — ревет она, обнимая меня,— и стану самой красивой девушкой для тебя.
Но она не выросла. Не успела стать самой красивой для меня.
Из моих рук падает микрофон. Галстук шевелится, сжимает мое горло и душит. Голова кружится, меня тошнит.
— Сука, — бормочу, топая ногой по ступеньке. — Сука! Ты забираешь всех! Мразь!
Рычу, оступаюсь и падаю вниз.
Внутри все захватывает, живот сворачивает, ноги трясутся, руки сами по себе раскидываются в стороны. Падаю на лестничную клетку какого-то заброшенного дома. Вокруг грязь, тараканы, пауки. Насекомые начинают ползать по мне. Они пытаются грызть меня, заползать под кожу, в уши, рот, нос, глаза. Огромный жук пытается протаранить мое веко. На миг осознаю наше с ним сходство. Такой же грязный, пустой, рвется куда-то и зачем-то. Но при этом жуков любят, многих из них коллекционируют, несмотря на то, что насекомые — очень мерзкие твари.
Во рту у меня шевелятся личинки, пальцы покусаны муравьями, а тот жук влезает внутрь глаза, заставляя закрыть веко.
Никакой боли и отвращения. Рубашка почему-то меняет цвет на белый. А после на ней расцветают красные пятна. Кровь. Моя.
Кто мог дерзнуть? Кто смел посметь?
И как уговорили смерть?
Ей дали взятку - смерть не на работе.
Недоглядели - хоть реви!
- Он просто умер от любви,
На взлете умер он, на верхней ноте.
Так заканчивается стихотворение.
— Браво! — кричит Смерть. Жизнь плачет, толкая Евгения, который пытается ее успокоить. Насекомые исчезают. Но я, весь мерзкий, покусанный и в крови, лежу на полу.
— Прекрати, — Жизнь вскрикивает, врезая пощечину Смерти. Тот, замерев, хватает супругу за руку и строго смотрит, клацая акульими зубами:
— Ты, смотрю, страх потеряла?
Евгений разнимает их, хмыкая:
— Спасибо за представление.
— Ты меня помнишь? — спрашиваю у Смерти. Она часто преследовала меня. Сначала старуха, потом Настенька, теперь…
Поворачиваю голову вбок, откашливаясь. Кажется, мои внутренности — это желе. Ничего, кроме опустошения, нет.
У меня иной характер. Лучнев не похож на зажатую в себе Крота, на воинственного Малевича, потерянного и возвышенного Птича, милую и трогательную Колибри. Лучнев — это Жук.
Слышу чьи-то шаги. Такие неспешные. Открываю глаза, откидывая голову назад. Девушка в белом платье со светлыми волосами целует меня в губы.
— Здесь все становятся старше. Сам не люблю держать детей, жена ревет,— бросает Смерть.
Родные карие глаза смотрят на меня.
Самая красивая… И для меня…
— Так кто ты? — спрашивает Смерть.
В голове нет ответа. И только под конец понимаю, что за всю свою жизнь мне не удалось использовать местоимение «Я».
Никто.
— Так зачем жить? — спрашивает Евгений, затушив свечу.
— Чтобы в конце умереть, — мой ответ уходит в темноту.
Примечание к части Используется стихотворение Владимира Высоцкого "День без смерти".
Конец
По секрету, раньше все люди были бессмертны. Их создавала Жизнь, любила и оберегала. Но потом их стало слишком много. Так много, что Смерть решил создать себе коллекцию мертвецов. Талантливых, прекрасных, самых лучших. Чтобы они были всегда и радовали его вечно. Только Жизнь не особо оценила этот подарок мужа, в особенности потому, что на Земле стало куда больше плохих людей. Смерть пожал плечами, и так вообще все люди стали смертными. Многие совершали суицид. Такие слабаки Смерти не нравились, а возвращать их в мир живых было более чем бессмысленно. Поэтому ничего не оставалось, как поместить эти несчастные души в реку, где они будут находиться до скончания веков.
— Дамы и господа!
Все затихают, внимательно слушая меня. Их глаза направлены на сцену, освещенную ярким светом прожекторов. Сзади расположен огромный экран, где показывают цветущий город. Играет легкая музыка. Отмечаю про себя, что и внизу, и наверху мне приходится выполнять одну и ту же роль — роль ведущего.
— Сегодня перед вами выступят прекрасные юноши и девушки. Весна, друзья, весна! Прекрасная пора, все цветет. Давайте же поприветствуем наших участников восторженными аплодисментами.
Все они выходят на сцену. Все, от мала до велика. От десяти до двадцати. Пятеро ребят с удивлением смотрят на меня, широко улыбающегося. По ним видно, как они дрожат. Я даже чувствую запах, который веет от них. Страх. О…
В первых рядах сидит Смерть со своей супругой Жизнью. Он аплодирует, серьезно смотря за происходящим. Конечно, за все это время он уже подустал от подобных представлений. Сегодня Смерть — мужчина. Его черные, как смоль, волосы растрепаны. И это совершенно не смотрится с его костюмом. Что же, сколько бы веков мне ни приходилось твердить ему о стильном внешнем виде, Смерть только отмахивался.