Страница 38 из 73
Инструктор по верховой езде неуверенно посмотрел на него, затем обернулся.
— Тордис! — крикнул он и махнул своей вилкой.
Боденштайн почувствовал, как при аппетитном аромате жареных стейков и колбасок сжался его желудок. Он точно выпил сегодня уже пятнадцать чашек кофе, но еще ничего не ел.
Светловолосая девушка появилась с тарелкой в руке. Когда Боденштайн посмотрел на Тордис, на ее лице промелькнула удивленная улыбка. Он тотчас опять вспомнил об Инке Ханзен.
— Добрый вечер, — поздоровалась она. — Что же вас привело сюда?
— Я хотел бы вас кое о чем спросить, — ответил Боденштайн. — Найдется секунда времени?
— Разумеется, даже две секунды.
Разговоры на лужайке стихли. Все с любопытством смотрели в их сторону.
— Давайте пройдем к конюшне, — предложил Боденштайн.
— О’кей, — кивнула Тордис, поставив свою тарелку на стол рядом с грилем. — Не сожгите мой стейк, господин Кампманн, — шутливо сказала она, но у того, кажется, пропало всякое чувство юмора, если он вообще таковым обладал. В ответ он даже не улыбнулся.
— Что случилось? — с любопытством спросила Тордис, когда они оказались в пустом дворе перед манежем.
Боденштайн внимательно разглядывал ее лицо. Если при первой встрече в сумерках на парковочной площадке он запомнил девушку просто как достаточно симпатичную, то сейчас, при угасающих, но ярких лучах осеннего солнца, он заметил блестящие светлые глаза с густыми ресницами, выраженные скулы и прелестные веснушки на очаровательном вздернутом носике. На ней была ярко-красная футболка без рукавов, которая лишь едва прикрывала пупок, и обтягивающие «вареные» джинсы. На какой-то момент Боденштайн забыл причину своего визита.
— Вы помните наш разговор о том мужчине в кабриолете «Мерседес», которого вы видели, когда он разговаривал с Изабель на парковочной площадке «Макдоналдса»? — спросил он наконец и, когда Тордис кивнула, протянул ей смятую фотографию. Это был один из снимков, обнаруженных в записной книжке Изабель. Девушка быстро посмотрела на снимок и, задумавшись, скорчила гримасу.
— Я видела этого человека мельком, — сказала она через некоторое время и подняла глаза, — но, возможно, это был действительно он. Это брат Изабель?
— Я полагаю, что да, — кивнул Боденштайн. — Фотографии, конечно, уже года два.
— Может быть, у Михи Керстнера есть более свежая фотография шурина? — предположила Тордис.
— Хорошая идея, — улыбнулся Боденштайн. — Я его спрошу.
Тордис засунула руки в задние карманы своих узких джинсов и наклонила голову набок.
— Вы не хотите что-нибудь съесть или выпить? — предложила она.
— Спасибо, но я не хочу испортить вечеринку своим присутствием, — отказался Боденштайн, хотя это было заманчивое предложение. У него потекли слюнки при одной лишь мысли о сочном стейке со сливочным маслом и пряными травами.
В этот момент во двор въехал черный «БМВ Туринг» и направился прямо в их сторону. Они чуть посторонились.
Дама, сидевшая за рулем, была стройной шатенкой чуть за сорок, в бриджах для верховой езды и сапогах. Она остановилась перед самой лужайкой, вышла из машины и крикнула:
— Привет, Тордис!
— Привет, Бабси! — ответила Тордис. — Тебя уже заждались.
— Я побывала в трех супермаркетах, пока нашла то, что нужно. — Женщина открыла багажник, достала четыре ящика с маленькими упаковками сливок и понесла их на площадку для гриля. Там ее встретили громкими аплодисментами.
Боденштайн посмотрел на машину, и ему кое-что пришло в голову.
— Кто эта женщина? — поинтересовался он.
— Барбара Конрэди, — ответила Тордис. — А что?
— У нее тоже здесь находится лошадь?
— Две.
— Она случайно не покупала недавно лошадь у господина Кампманна?
— Покупала, — ответила Тордис с еще большим любопытством. — Правда, ей изрядно не повезло. Лошадь парализовало, как только она ее приобрела.
Боденштайн задумался. По описанию женщина походила на ту, которая приезжала к Изабель Керстнер на прошлой неделе в субботу, сразу после обеда, и беседовала с ней на парковочной площадке. Что она хотела?
Если эта дуреха заставит своего старика раскошелиться, я позабочусь о том, чтобы лошадь никогда не дошла до турнира…
Постепенно Боденштайн начал понимать, что проделывали инструктор Кампманн и Изабель Керстнер. Кампманн продавал лошадей своим клиентам, которые ему слепо доверяли, по цене, которая значительно превосходила действительную стоимость товара. Изабель, прекрасная наездница, привлекала людей, демонстрируя лучшие качества лошади, и когда сделка осуществлялась, она получала от Кампманна соответствующую сумму. Инструктор делал все возможное, чтобы покупатели не сразу заметили, какие недостатки имеют столь дорого приобретенные лошади, и зарабатывал еще дополнительно на аренде боксов, объездке и занятиях. Это были ловкие и одновременно очень коварные махинации.
— Часто Кампманн продает лошадей людям здесь, в конюшне? — спросил Боденштайн.
— Да, — подтвердила Тордис. — Почти все клиенты купили своих лошадей у него. Я, правда, никогда не стала бы этого делать.
— Так-так. А почему?
— Потому что я не хочу, чтобы он обвел меня вокруг пальца, — откровенно поведала Тордис. — Здесь, конечно, нельзя говорить об этом вслух — это было бы оскорблением его величества, но я твердо убеждена, что все лошади, которых он покупает, имеют некую проблему, которую он скрывает.
— Проблему? — переспросил Боденштайн.
— Да, — кивнула она. — Или они больны, или вышел их срок.
Это было как раз то выражение, которое Кампманн употребил в разговоре с Изабель Керстнер.
— Вышел срок… — повторил Боденштайн. — Это означает, что они не способны принимать участие в турнирах?
— Верно.
Позади манежа кто-то звал Тордис.
— Думаю, мой стейк готов, — предположила она. — Вы пойдете со мной? Вы ведь можете съесть стейк, не рассматривая это как подкуп, не правда ли?
— В другой раз — с удовольствием. — Оливер не поддался искушению и улыбнулся. — Спасибо за информацию.
На ночном столике Боденштайна настойчиво пищал мобильный телефон. Спросонья он с трудом нащупал выключатель и телефон и бросил взгляд на часы. Это могла быть только Козима.
— Да? — пробормотал он.
Но это была не Козима, а Пия Кирххоф.
— Я вас разбудила? — спросила она.
— Да. — Боденштайн опять закрыл глаза и откинулся назад. — Сейчас половина третьего ночи.
— О, в самом деле? — Голос Пии звучал очень бодро и довольно взволнованно. — Послушайте, шеф, я знаю, что за женщина изображена вместе с Гарденбахом на этих черно-белых фотографиях. Это Марианна Ягода.
Боденштайн открыл глаза и зажмурился от света.
— И это пришло вам в голову в половине третьего ночи?
— Марианна Ягода девятнадцатого апреля тысяча девятьсот девяносто седьмого года встречалась с прокурором Гарденбахом, — продолжала Пия. — Четвертого апреля, то есть за пятнадцать дней до этого, ее родители погибли при пожаре на их вилле во Франкфурте. При расследовании, которое вели специалисты Управления уголовной полиции земли, выяснилось, что это мог быть поджог. Поэтому дело было передано в прокуратуру Франкфурта.
Теперь Боденштайн чувствовал себя по меньшей мере столь же бодрым, как и его коллега.
— Догадайтесь с трех раз, кто тогда был ответственным прокурором.
— Гарденбах? — предположил Боденштайн.
— Точно. — Пия казалась очень довольной. — Дальнейшее расследование не велось. Дело было закрыто. Через год прокурор Гарденбах купил прекрасный домик в Хофхайме.
— На что вы намекаете?
— Марианна Ягода подкупила Гарденбаха.
— Почему вы так решили?
— Когда Марианна вышла замуж, — сказала Пия, — возник семейный скандал, так как папа Дрешер не признал своего зятя. В течение нескольких лет Марианна и ее родители не имели никаких контактов. В начале девяносто седьмого года планы Ганса Петера Ягоды по выпуску акций на биржу перешли в горячую фазу: все, чего ему недоставало, — это необходимый стартовый капитал. И затем — как ловко! — умирают родители Марианны, и она в одно мгновение становится миллионершей.