Синтез

Гедимин знал, где находится Нергал, и думал, что космолётчику следовало бы подбирать выражения, но сейчас главным было не это. В словах Линкена он уловил некоторый смысл…

— Киаксар был твоим командиром?

— Tza, — космолётчик склонил голову. — Нет, но я бы хотел. Бойцы с Венеры говорили, что его отряд последним покинул планету. Видимо, их захватили в поясе астероидов. Если Киаксар в плену, значит, свободных Eatesqa уже не осталось.

…За пять минут до обеда все разошлись по баракам и сидели там, дожидаясь, пока охранники привезут еду и воду. Со стороны комендатуры снова доносились звуки гимна — возможно, там поднимали флаг, но выйти и посмотреть Гедимин не мог — «броненосец» стоял у входа, пересчитывая пленных. Разобрав контейнеры с водой и Би-плазмой, все сосредоточенно ели, было слышно только хлюпанье вязкой жижи. Гедимин, свернув вскрытый контейнер пополам, влил содержимое в рот. Ложки не было, пачкать руки он не любил. «В Нью-Кетцале был черпак,» — вспомнил он в очередной раз и покосился на голый фрил, выстилающий нижний ярус. «И матрас.»

Мешок с пустыми контейнерами вынесли из барака, и дверь захлопнулась. Гедимин растерянно посмотрел на соседей — они были удивлены не меньше, чем он. Три минуты спустя в барак вошёл охранник, махнул фонарём, на миг ослепив пленников, и заорал:

— Все на выход!

Их выгнали наружу, где уже толпились Eatesqa из других бараков, и всех вместе повели к комендатуре. Гедимин, оглядываясь по сторонам, видел охранников — они выстроились вдоль переулка, смещаясь вслед за толпой. Всех, кто был в лагере, вывели на площадь, но поместились там не все — ведущие к ней улицы были заполнены пленными. Гедимин покосился на крышу — залезть туда было бы неплохо, но рядом с бараком стоял настороженный «броненосец», и его бластеры были направлены на толпу.

Гедимин остановился — дальше идти было некуда. Вся площадь была заполнена пленными. Её разделили на несколько секторов, в промежутках стояли охранники в экзоскелетах. Кроме «Шерманов» и «Маршаллов» ремонтник разглядел среди них полосатые «Тилацины», — прилетавший утром «Скат» привёз подкрепления.

Над комендатурой со вчерашнего дня колыхался флаг Атлантиса, но сегодня к нему добавились ещё четыре — знамёна всех пяти государств были здесь. Над ними, на крыше, под присмотром охранников был установлен проектор, и все смотрели в его сторону — «макаки» собирались что-то показать.

Воздух над проектором задрожал, и после недолгой ряби световое пятно превратилось в голограмму. Человек в странной одежде из нескольких плохо прилегающих друг к другу слоёв, «подрощенный» до трёх метров, стоял на возвышении, за его плечом виднелись другие силуэты, но их рассмотреть было невозможно.

— Граждане Атлантиса! — заговорил он, и Гедимину стало немного не по себе — вспомнилась «Шибальба» и безумный взгляд Саргона с экрана в информатории. — У меня есть новость для вас — и это самая радостная из новостей за последние четыре года. Сегодня, пятнадцатого июня, последний командир марсианских захватчиков подписал акт о капитуляции. Этот день мы назовём последним днём войны.

«Вот как,» — подумал Гедимин. «Понятно, что они вторые сутки празднуют.»

— Мы многое пережили за эти четыре года, — продолжал человек. — Много испытаний выпало на долю всех людей Солнечной Системы. Годы спустя мы будем с гордостью вспоминать, как выстояли вместе против страшнейшей угрозы для всего человечества. Мы вспомним всех, кто проложил путь к победе, кто сражался в космосе и на поверхности планет, кто переживал нужду и невзгоды в тылу, под бомбами, под угрозой плена и безжалостного уничтожения. Этот день навсегда останется в истории, как великий праздник для всех людей Солнечной Системы.

Чья-то ладонь легла на плечо Гедимина и крепко сжала его. Eateske обернулся — рядом стоял Линкен и, сузив потемневшие глаза, смотрел на голограмму. Человек замолчал, и всю площадь накрыла тишина.

— Я обращаюсь к вам, бывшие солдаты Саргона, — снова заговорила голограмма. — Вы, обманутые и запуганные безумным тираном, были втянуты в войну. Миллионы граждан Марса погибли и лишились всего по вине Саргона и его приспешников. Все, кто виновен в геноциде населения планет, в бесчеловечных опытах и развязывании войны, понесут заслуженное наказание. Но те, кто не запятнал себя преступлениями и согласен сохранять лояльность Атлантису, могут не опасаться за свою жизнь и свободу. Им всем будет дана возможность жить и работать на автономных территориях, выделенных властями Атлантиса. Я, Фрэнсис Джон Гиллан, являюсь куратором проекта «Слияние», и когда он будет завершён, люди и искусственнорождённые будут жить в мире и согласии. Я надеюсь на ваше благоразумие.

Он слегка наклонил голову и отошёл в сторону — голограмма, задрожав, растаяла. Гедимин недовольно сощурился — похоже, Линкен решил раздавить ему плечо, так сильно сжались его пальцы.

Проектор снова замигал, и из дрожащего воздуха выступил новый силуэт. Он, несомненно, принадлежал eateske — светло-синему марсианину в пятнистом комбинезоне космолётчика. Увидев его, Линкен испустил свистящий вздох — так тихо, что его расслышал только Гедимин.

— Я, Джеймс Марци, обращаюсь к моим собратьям, искусственнорождённым, — заговорил жёлтоглазый eateske, и площадь еле слышно загудела, но сердитые крики охранников установили тишину. — Победа над Саргоном кажется вам поражением? Это не так. Теперь вы свободны от власти жестокого тирана. Вашими телами он мостил себе путь к господству над миром, где вас ожидало только прозябание в рабстве у безумца. Война, развязанная им, стоила нашему народу трёх миллионов жизней! Настало время нам забыть старую вражду. Жизнь в мире с людьми, сотрудничество и взаимопомощь, — вот что ждёт нас теперь. Я, Джеймс Марци, назначен координатором проекта «Слияние» со стороны искусственорождённых, и я обещаю оправдать доверие властей Атлантиса и моего народа.

— Голограмма… Хитрые твари, — еле слышно прошептал Линкен на ухо Гедимину. — Сюда бы их живьём да твой стреломёт, и он бы всё оправдал…

«Значит, этот Марци теперь командир?» — стиснул зубы ремонтник. «Что ж, ожидаемо…»

— Так скоро, как только возможно, всем пленным будут даны на выбор территории для расселения, — пока Гедимин и Линкен переглядывались, Джеймс ушёл с возвышения, и его сменил ещё один странно одетый человек. — Там жизнь и свобода каждого из них будут неприкосновенны. Мы, в свою очередь, ожидаем от вас лояльности и подчинения законам, общим для всех. Сегодня великий день, и пусть воспоминания о вражде не омрачают его. С победой, граждане Атлантиса! С нашей победой!

Голограмма, мигнув в последний раз, исчезла, и над площадью загремел гимн. Толпа зашевелилась, разбредаясь по переулкам. Гедимин отступил к стене, пропуская поток, огляделся в поисках охранников и взобрался на крышу. Линкен залез следом и сел рядом, глядя в пустое небо. Его глаза почернели и сошлись в узкие щёлки, шрам подёргивался.

— Джеймс — жёлтоглазый, — недовольно сощурился Гедимин. — Как и я.

— Не смей сравнивать себя с этим ублюдком, — прошептал Линкен. — Слышать этого не хочу! Почему Саргон не расстрелял его ещё на Деймосе?!

Гедимин пожал плечами.

— Теперь он — командир, — хмыкнул он. — Искусственнорождённые? Так мартышки нас называют? Ни разу не слышал.

Линкен повернулся к ремонтнику, пристально посмотрел на него и покачал головой.

— Ты с Энцелада, Гедимин. Когда там успели построить клонарий?

— Если ты знаешь больше, чем я, было бы разумно что-то рассказывать, — сузил глаза тридцать пятый. — Что представляют из себя «территории для расселения» — и что означает слово «Слияние»?

— Новое рабство у макак, я думаю, — поморщился Линкен и провёл пальцем по шраму на затылке. — Я понял только то, что на Марс нам вернуться не позволят. Оставят в Атлантисе, под присмотром. Им, никчёмным тварям, всегда нужны рабы.

Гедимин огляделся — площадь почти опустела, но и в переулках не было видно толп. Eatesqa разошлись по баракам — услышанное требовало обдумывания и обсуждения.