Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 83 из 88



- Я, наверное, стану теперь вдвое легче! Это надо же, столько грязи нацепляла на себя!

Рядом с беспечным видом блаженствовала Амбруаза - вытянув ноги, она с умным видом разглядывала свои ногти, почему-то сосредоточив все внимание на мизинцах.

- К нам ходит один нотариус,- прошептала она на ухо собеседнице,- так он только тогда может иметь дело с женщиной, если его пощекотать в том месте пальцами ноги! Представляешь? Вот козел!

Всех без исключения мужчин от короля до нищего в борделе называли козлами, кстати, не только называли, но и искренне считали таковыми. Что ж, их можно было понять!

А потом к разомлевшим женщинам подошли две старухи и, уложив их на лежаки, быстро выщипали у них все волосы на теле, помыли с мылом и расчесали волосы. Довольная Стефка уселась их сушить, и наконец-то признала, что жизнь вовсе не такая уж и плохая штука!

- У тебя такие красивые волосы,- восхитилась Амбруаза, перебрав рыжие пряди,- совсем как огонь! Что ты их скрываешь под чепцом?

Пока они сидели в общей зале и болтали о том о сем, прислушиваясь так же к разговорам остальных женщин, обменивающихся сплетнями обо всяких пустяках, все шло хорошо, но когда вышли в раздевалку, то одна из старух подошла к Амбруазе и что-то тихо сказала ей на ухо. Девица мгновенно утратила расслабленное выражение лица и деловито встрепенулась.

- Хочешь заработать?- предложила она на ухо Стефке,- тут за перегородкой мужское отделение и есть специальные отверстия, в которые мужчины за деньги смотрят на женщин, а старухи-мойщицы по совместительству сводни! Ты кому-то приглянулась! Какие-то козлы предлагают целых тридцать солей, а это очень неплохие деньги, поверь, за минутную непыльную работу!

Нервно прижавшая к себе рубаху Стефка вспыхнула от стыда, осознав, что кто-то разглядывает её обнаженное тело.

- Интересно, - возмущенно прошептала она в ответ,- есть ли на земле место, где бы женщина была защищена от вожделения мужчин?

- Есть,- лукаво усмехнулась Амбруаза, деловито зашнуровывая корсаж, - это монастыри, но знаешь, и о монашках иногда рассказывают такие вещи, что шлюхи краснеют. Так ты пойдешь?

- Нет!

- Твое дело! - пожала плечами девица и ушла за старухой.

Когда потом они возвращались под тем же проливным дождем в заведение Мами, довольно позвякивающая монетками в кармане Амруаза снисходительно объясняла Стефке:

- Бани, Ангелочек, по сути дела, те же публичные дома, только тайные. Там и так называемые порядочные матроны могут подработать проституцией, не связываясь с законом. Всем удобно - и нам, и клиентам! И помоешься и заработаешь! Зато как же негодуют всякие святоши! Рвут глотки, чтобы бани закрыли, вопят, что это рассадники разврата и заразы! И кто знает, что решат капитулы, а то если так дело пойдет, скоро и помыться негде будет!

Стефка брела рядом со словоохотливой девицей и рассеянно размышляла о том, что в этом мире, в принципе, всё крутится вокруг трех вещей - еды, сна и занятий любовью. Вся же остальная деятельность только заполняет перерывы, чтобы не скучно было переходить от одного к другому.

- Ты слишком серьезно относишься к тому, что выеденного яйца не стоит,- фыркнула собеседница, когда она поделилась с ней этой мыслью,- подумаешь, несколько минут совокупления с мужчиной! Что из этого делать трагедию? Иногда это неприятно, а иногда очень даже ничего..., так что же, драные чулки штопать лучше? Если вдуматься, то чем мы отличаемся ото всех остальных женщин? Только тем, что их содержит один мужчина, а нас несколько. Вспомни, даже Иисус не осудил Магдалину и предпочел её хозяйственной Марфе!

Графиня довольно серьезно отнеслась к этим аргументам - как ни крути, но девицы Мами знали жизнь гораздо лучше, чем она.

Так или иначе, но, пробыв несколько дней в заведении Мами-ля-Тибод, Стефка с удивлением осознала, что у неё меняется взгляд на жизнь. Порок больше не казался ей безобразным. Она стала к нему относиться как неизбежному злу, без которого нельзя обойтись, а, следовательно, нужно смириться, так же как с неприятным запахом нечистот на улицах Парижа, обитатели которых, не затрудняя себе голову, зачастую вываливали содержимое своих горшков прямо перед домом.



- Но ведь это совсем не то, что по замыслу Божьему должно связывать мужчину и женщину! - как-то философствовали они с Франсуа в один из особо хмурых дождливых дней.

Поэт опять продулся в карты и вынужден был воспользоваться гостеприимством её каморки, пока его подружка зарабатывала и себе и ему на хлеб.

- Ангелочек,- снисходительно пояснил он,- все, что приносит человеку радость, от Бога! Господь никогда не пожелает, а тем более не сделает несчастными своих неразумных детей. Почему-то наши постники с угрюмыми физиономиями и горящими глазами фанатиков, которые призывают громы и молнии на головы очаровательных грешниц этого заведения, думают, что Господу приятнее взирать на их мерзкие физиономии, чем на веселые лица бражников и милашек, задыхающихся от наслаждения в объятиях мужчин. И вообще, - Вийон игриво толкнул её в бок, - давай перед тобой поставим двух мужчин, одного - серьезного, богомольного и приличного бюргера, а другого - веселого распутного повесу, который тебе больше понравится?

- Наверное, второй! - улыбнулась Стефка.

Это был на редкость уютный вечер. Светила свеча, скрывая за небольшим кружком света мерзость запустения этой комнаты. Вийон был настроен тихо и мирно. Съев почти весь её ужин, он сыто блаженствовал, ловко помогая ей штопать чью-то юбку. Тибо, который терпеть не мог Франсуа, с шипеньем исчез по каким-то своим таинственным делам. Надо сказать, что поэт и шут вступали в яростную схватку, едва только встречались в убогой каморке. Это были люди одного типа, и понятно, что конкуренты обоим были без надобности. Но сегодня, на счастье, у карлика не было то ли времени, то ли настроения воевать за свою территорию, и поэтому женщина блаженствовала в относительном покое, если не считать уже ставший привычным шум за стеной.

И именно в эту идиллию и вторгся давно не бывавший у подопечной де Монтрей. Открыв дверь, он так и застыл на пороге, в ошеломленном изумлении глядя на поэта.

- Послушай, Франсуа,- возмущенно проговорил доктор,- неужели во всем Париже не нашлось для тебя другого места, кроме как возле женщины, которую я люблю?

Добрый идеалист! Неужели он всерьез рассчитывал пристыдить того, в ком совесть не была заложена от рождения?

- А почему ты должен её любить в одиночку, - тут же отпарировал Вийон,- я, может, тоже хочу попытать счастья? Или, если у тебя целый зад на штанах и не рваный плащ, то и все женщины должны быть твоими?

Лекарю оставалось только беспомощно развести руками.

- Мне не нужны все, мне нужна одна!

- Так садись рядом, и не порть людям настроение, места на всех хватит, хотя и тесновато,- добродушно предложил Вийон, кивнув ему головой на колченогий табурет на котором стояла свеча. - Хочешь, я дам тебе третью иголку, и ты поможешь нам зашить этот парус с задницы, какой-то толстухи. Судя по гигантским размерам, это моя Изабо! Узнаю!

Он мог сказать невесть что, и смущенная Стефка поспешила вмешаться.

- Он съел твой апельсин! - пожаловалась она на безобразника.

- Что взять с нашего Франсуа? Когда он голоден, то может съесть даже легендарного василиска, - снисходительно рассмеялся мэтр,- не расстраивайся, завтра я принесу тебе другой. О чем это вы тут философствовали, когда я вторгся в ваше уединение?

- Мы разговаривали о любви в целом, и о продажной - в частности,- охотно пояснил поэт,- и не нашли в них особой разницы. Там и там мужчина и женщина, там и там они вместе занимаются приятным делом, так зачем же уже века и тысячелетия ломают копья моралисты и поэты?

Де Монтрей был далек от того, чтобы согласиться со столь сомнительными доводами.

- Наверное, есть над чем! Не может быть, чтобы были не правы все, кроме одного разгульного поэта. Зачем ты забиваешь голову этому прелестному созданию разной мерзостью? - укорил он бродягу .- Разве сам ты не любил? Вспомни хотя бы Катрин де Воссель? Как вы подрались из-за неё прямо на паперти церкви с Сермуазом? Тогда ты точно знал, чем отличается продажная любовь от сердечной!