Страница 5 из 22
- Вот там где-то. Примерно, конечно. Темно. Точнее не определю, - он будто извинялся.
- Хорошо, - сказал Кондратьев. Не чем иным, кроме похвалы, он не мог поощрить егеря, не отдавать же ему плитку шоколада из пайка. Послюнявив грифель карандаша, капитан нанес на карту жирную точку.
На душе стало скверно. Чувствуешь, что тучи сгущаются, небо темнеет, и вскоре налетит сильный шторм, а берега не видать и укрыться негде. Остается только ждать. Мозг лихорадочно обрабатывал информацию. Километров пять с половиной, прикинул Кондратьев на глаз. Вымерять линейкой это расстояние - труд напрасный. Ошибешься метров на сто. Что они значат? Ничего. Пешком, даже оставив возле БМП часть снаряжения, не дойти. Проваливаешься в рыхлый снег вначале по щиколотку. Затем, когда отойдешь подальше от дороги, начнешь увязать по колено. Не остановишься вовремя утонешь по шею, а то и с головой уйдешь под снег, и приятелям, если они не окажутся в такой же ситуации, придется вытаскивать тебя, как из болота. Последние километры будешь передвигаться еле-еле, а в голове останется одна мысль: послать все к чертям, повернуть обратно, забраться на БМП, вытянуть гудящие от усталости ноги, остудить горящий рот несколькими глотками воды.
Отправляться в горы на БМП - еще хуже. Она так тарахтит, что боевики, пока проедешь эти пять с половиной километров, успеют хорошенько спрятаться или вовсе уйдут от греха подальше, вообразив по страшному шуму, что за ними пришла не иначе как целая дивизия федералов. Ищи их тогда. Они могут пометить свой путь минами. Искать тогда будет полегче, но гораздо опаснее. На полный желудок лучше не думать о том, что может в этом случае остаться от десантников, егерей и БМП. Даже не рожки и ножки, а что-то плохо поддающееся идентификации.
Отчего-то Кондратьев сразу вообразил, что там находится база "сепаратистов", где окажется не меньше одного-двух десятков вооруженных до зубов головорезов. Они не выпускают автоматы из рук уже по нескольку лет, так что началась взаимная диффузия атомов, и чтобы оторвать их от оружия, придется проделать небольшую хирургическую операцию. Сложной аппаратуры она не требует - хватит и тесака. Не нужно и большое мастерство хирурга. А сейчас головорезы греются возле костра, никого пока не трогают и будут очень недовольны тем, что кто-то потревожит их, заставив выходить из тепла на мороз.
Идти на заведомо гиблое дело - много ума не надо. Про них подумают, что исчезли в горах. Одной легендой станет больше. Вскоре их будет так же много, как и о Бермудском треугольнике. Еще экспедиции исследователей паранормальных явлений начнут сюда со всего мира приезжать. Вот боевики обрадуются такому количеству потенциальных заложников! Это может существенно пополнить их капиталы.
Взревел двигатель и, словно прочищая горло, выплюнул из выхлопной трубы первый сгусток газов, закашлял, едва не заглох, но потом заработал-таки без надрывов, точно принял чудодейственное лекарство, которое вмиг излечило его от всех болезней. Рецепт знал только водитель.
- Все. Можем ехать.
Водитель вытирал рваной тряпкой испачканные в масле и земле руки. Оттирались они плохо. Тряпка была грязной. На ней с трудом угадывались выцветшие краски баскетбольного клуба из Вашингтона. Можно было предположить, что когда-то тряпка эта украшала торс водителя. Он провел ладонью по лбу, смахивая капельки пота, но вместо них оставил на коже темную полосу. Попробуй он стереть ее, и еще больше вымазался бы маслом. Могла получиться маскировочная окраска. Не по сезону только. Сейчас нужно краситься в белое.
- Ладно. Дома умоюсь, - в сердцах бросил водитель.
- На броню, - приказал Кондратьев, - всем смотреть по сторонам. Зорко. Поехали!
- А махнуть рукой, - вставил Голубев.
Кондратьев не махнул, а отмахнулся, постучал прикладом автомата по броне, когда все егеря оказались на БМП. Стучал он не сильно, чтобы водитель, не дай Бог, не оглох окончательно от этого звука.
БМП рванулась вперед, выбрасывая из-под гусениц куски льда и комья спрессованного снега, оставляя позади себя два безобразных шрама. Все, кто сидел на броне, качнулись назад, совсем как пассажиры автобуса, которым управляет новичок, и схватились за скобы, чтобы не свалиться. Но водитель приноровился, выбрал правильный темп, так что, кроме холода, егеря вплоть до базы больше никаких неудобств не испытывали.
Глава 2
Алазаеву совсем не нравилась роль, в которой он сейчас оказался, мышь, загнанная в нору, возле которой бродит кошка, принюхивается и роет землю. Когда-нибудь она наконец-то наткнется на вход в нору. Еще полгода назад Алазаев мог разгуливать по всему дому, совсем не опасаясь кошек. Их здесь просто не было.
А вот Малик - счастливая душа, как ни в чем не бывало, уставился в телевизор, поглощавший все его внимание. Прогреми возле его уха в эти секунды настоящий, а не киношный выстрел, вряд ли Малик вышел бы из полугипнотического состояния. Он не увидел бы разницы. Изредка он издавал что-то вроде "у-у", будто разучился говорить, клацал зубами, причмокивал языком и покачивал головой. Загляни ему сейчас кто-нибудь в глаза, увидел бы там восторг, совсем как у маленького мальчика, которому рассказывают сказку или только что помахали перед носом игрушкой, а он все никак не может об этом забыть. Иногда Малик оборачивался, искал кого-нибудь, кто разделит с ним восторг, но взгляд его натыкался на уставшие, разбросанные по полу и лежанкам, как ненужные вещи, тела. Он смотрел на них, взгляд его постепенно тускнел, восторг пропадал, а затем, поникнув, немного ссутулившись, Малик вновь поворачивался к телевизору. Через несколько секунд плечи его распрямлялись, он приободрялся и опять заводил старую песню, исполняя которую клацал зубами, причмокивал и завывал. На экране Шварценеггер, не целясь, косил направо и налево глупых колумбийцев. Они выбегали из укрытий прямо под его пули, словно хотели их поймать. Вот только мишени на груди они почему-то нарисовать забыли.
Малик сидел на корточках на коврике, положив перед собой автомат, и время от времени стискивал ладонью приклад. Малику было шестнадцать и, хотя в этой жизни он умел только стрелять, бросать гранаты и закладывать мины, он еще сохранил в глубине души остатки детской наивности. Когда-то он умел читать, но за последние годы почти разучился и теперь складывал буквы в слова с таким трудом, будто это была хитроумнейшая головоломка, одолеть которую могут не многие. Но это его нисколько не огорчало. Гораздо важнее уметь воевать - тот, кто овладел этим ремеслом, всегда может постоять за себя и найти работу, а от умения читать - пользы почти никакой. Разве что документы проверять.