Страница 4 из 22
Экспериментировать не стоило. Огонек сигареты - прекрасный ориентир для снайпера - мишень, которая приободрит даже полумертвого.
А вот валенки - мечта. Жаль, что их по уставу положено носить только милиционерам. Они так комично в них выглядят, управляя движением на городских улицах. Зато не мерзнут.
Десантники, похоже, не собирались выбираться из трюма, неприветливые, то ли боялись, что их теплые места займут, то ли заснули все и не почувствовали, что машина остановилась. Странно, что они не расслышали грохот шагов по броне - они такие громкие, что всем в трюме должно казаться, что колотят возле ушей и со всех сторон, по всему корпусу, снизу тоже, точно и там кто-то бродит.
Задний люк приоткрылся со скрипом, тусклый сноп света выпал на снег, сжался в испуге, а потом в него прыгнул десантник да так и остался стоять в этом пятне, увязнув. Он что-то держал в руках, бережно поддерживая сверху и снизу, что-то очень напоминающее снаряд небольшого калибра. Зачем он ему? Когда он оказался в пятне света, то стало видно, что гильза снаряда красная, раскрашенная синими цветочками, а сам снаряд - маленький совсем, тупоносый, серебристый. Теперь-то все увидели, что никакой это не снаряд, а термос. Десантник распрямился, кости его захрустели. Он улыбнулся, промычал: "ох, хорошо", хватая воздух носом и ртом. Десантник выставил термос впереди себя, легонько взболтнул.
- Ребятки, чайку не желаете?
- Ты еще спрашиваешь? Да мы тут на свежем воздухе все окоченели, сказал Голубев.
- Хорошо вам. Мы там внутри все задохнулись.
- Потому и не выходите?
- Нет. Не поэтому. Но противогазов-то у нас нет. Не знаю кому и лучше.
Десантник отвинтил колпачок, служивший и чашкой, протянул его егерю, а сам зубами вытащил большую пробку, заткнувшую ему рот, как прочный кляп. Теперь он мог только мычать.
- М-м-м.
Егерь превосходно все понял и подставил кружку. Теперь он смотрел, как в нее льется ароматная густая жидкость.
- Хватит, хватит, - сказал егерь, почувствовав, что к тому времени, как кружка наполнится до краев, стенки ее так нагреются, что он просто не сможет держать ее в руках. И без того пар обжег егерю нос, когда он поднес кружку к губам, а чай - гортань. Он выпил чай слишком быстро, почти не почувствовав его вкуса. В желудке стало тепло.
- Спасибо. Давно мечтал.
- Всегда готов.
На запах стянулись все егеря, странно, что он не выманил из трюма десантников. Кондратьев, Евсеев, Луцкий и Кудимов, которому и протянул чашку Голубев со словами: "Рекомендую. Очень вкусно". Сам он отошел в сторону, чтобы над душой не стоять, потому что ему хотелось еще чаю, но если давать волю своим желаниям...
Только один егерь остался на броне - возле башни, похожий теперь на охотника, взобравшегося на убитого им страшного зверя. Охотник позирует и ждет, когда знакомые запечатлят этот исторический момент для потомков. Башню он повесит в квартире на стене - среди остальных трофеев, а фотографию будет носить с собой и небрежно демонстрировать своим менее удачливым коллегам. Но было слишком темно. Снимок мог выйти нечетким. Чтобы получить понятное изображение, его надо обрабатывать на компьютере.
Егерь мотал головой из стороны в сторону, приставив к глазам бинокль. В инфракрасном свете округа тоже казалась безжизненной. Возможно, надо проводить наблюдения в каком-то другом спектре.
Горы покрывала зеленоватая дымка, кусты шевелились от ветра, снег искрил, и если смотреть на него с минуту, то начинало резать от боли глаза, словно в них попала соринка. Но пейзаж не заслуживал такого длительного внимания к себе и уже через несколько секунд надоедал. Периодически егерь отрывал бинокль от глаз, видимо проверяя - не прилип ли он к коже, и с заметным удовольствием переводил взгляд на копошащихся внизу товарищей. Эта картина успокаивала его. Ему приказали наблюдать за местностью. Когда глаза немного успевали отдохнуть, ему приходилось вновь прикладываться к биноклю, совсем как алкоголику, который не может расстаться с бутылкой и, переведя дух, цедит из нее пойло маленькими глотками, растягивая удовольствие. Он боится подумать, что бутылка когда-нибудь опустеет. На новую он не наскребет в карманах денег. Придется либо просить милостыню, либо ограбить кого-нибудь... А егерь продолжал пить глазами эти горы, снег, темноту. Он успеет опьянеть от них. До рассвета еще так долго.
Его глаза так устали, что, увидев вспышку света, он вначале принял ее за галлюцинацию. К тому же она была очень короткой. Пока глаза передавали информацию о ней в мозг по нервным сенсорам - вспышка уже погасла.
Егерь старательно протер глаза тыльной стороной ладони. Нет, не показалось. Была эта чертова вспышка. Хорошо хоть не выстрел.
Там в горах нет никаких поселений, а если кто-то вздумал разжечь костер, то огонь не угас бы так быстро.
- Топорков, чайку попей, - закричали егеря наблюдателю.
- Спасибо. Чуть попозже.
Он отыскал глазами Кондратьева. Тот оперся спиной на левый борт БМП, положил обе руки на автомат, повешенный, как хомут, и болтавшийся на уровне живота. Только что радист сообщил капитану, что они остались без воздушного прикрытия. "Стрекоза" улетела на дозаправку, а замены ей не нашлось. Все выполняли какие-то задания.
Егерь загрохотал ботинками по броне. Кондратьев обернулся на звук. Наблюдателю не пришлось даже слезать с машины. Он только присел на корточки и почти на ухо сказал капитану:
- Я видел свет. Вспышку света. Вон там. - Топорков махнул рукой, указывая направление, и держал ее на весу, пока капитан всматривался в темноту. - В горах, - закончил егерь.
- Вспышку света? - тихо протянул Кондратьев. - Занятно. Как она выглядела?
Егерь задумался, подыскивая наиболее подходящее сравнение.
- Ну, появился свет и исчез. Знаешь, как на лестничную клетку, где лампочек нет, дверь открыть и тут же закрыть.
- Занятно, - повторил Кондратьев, достал из сумки карту, развернул ее, положил на броню, - мы здесь, - ткнул он пальцем в карту, потом задрал голову вверх, чтобы свериться со звездами, и вновь вернулся к карте. - Да, здесь. Где был свет?
Эту карту егерь хорошо знал. Пожалуй, смог бы довольно достоверно воспроизвести ее, но прежде чем указать место, он вначале посмотрел на башню БМП и провел от нее невидимую прямую, которая исчезала где-то в горах.