Страница 16 из 19
Ребенок рос замкнутым и нелюдимым. Нельзя было сказать, что он был необщительным, но на его лице постоянно лежала тень какой-то затаенной тоски. Другие дети чурались его, но не задирали, как это обычно бывает у уличных сорванцов. Однажды в дом охранника прибежал соседский мальчишка и, выпучив испуганные глаза, закричал, что Майк, так приемный отец назвал ребенка, вступился за мальчишку, которого окружила стая диких псов, пришедших из пустоши. Ребята, не послушав взрослых, далеко отошли от поселения, и попали в опасную передрягу. Мужчина тот час же бросил все свои дела, схватил ружье и бросился на окраину поселения. Прибежав на место, он увидел удивительную картину. Его приемный сын сидел на корточках на песке. За его спиной, дрожа всем телом, хныкал мальчишка, а вокруг кружила целая свора собак. Они подвывали, бросая хищные взгляды на детей, но почему-то не решались пересечь призрачный круг. Когда же мужчина вгляделся в сына, то поразился выражению лица мальчика. На нем словно шла ужасная борьба. Злобный излом губ будто пытался отвоевать у скорбных бровей власть над лицом мальчика. Щеки его дергались, разрумянившись под напором этой странной схватки, а над ними - темные глаза гипнотизировали собак. Внезапно кривая ухмылка губ растворилась, сдавшись в неведомой борьбе, и глаза озарились внутренним светом, на мгновение превратившись в пылающие угли. Собаки, как по команде поджали хвосты и припустили прочь. С того случая мужчина терзался мыслями: кого он приютил - дьявола или ангела? Так и не ответив на этот вопрос, мужчина смирился с этим. Тем более что чем старше он становился, тем сильнее чувствовалась поддержка обретенного сына.
Годы шли и смерть, перетерпев старость, подобралась к мужчине. На последнем издыхании он решил раскрыть своему приемному сыну историю его появления. Когда спустя несколько часов друзья и родственники мужчины зашли в его дом, то не обнаружили там юношу. Он исчез, и больше никто его некогда не встречал. Он отправился туда, откуда, по словам мужчины, пришел его настоящий отец. Он брел через пустошь и ветер трепал его одежду, песок скреб его обувь, а солнце нещадно палило кожу и волосы. Чем дальше он забирался в зараженные земли, тем плотнее смыкался вокруг него мрак - наступала ночь. В кромешной тьме он наконец-то набрел на остатки города Отрицающих. Судьба отвела им не так уж и много времени. Они вымерли так же, как постепенно растворилась радиация, а пепел наконец-то осел на землю. Планета очищалась, а природа избавлялась от своих ошибок. Наступали новые времена. И Отрицающим не было места в этом мире.
В живых осталась лишь старая повитуха, которая когда-то принимала роды у матери юноши, а теперь ютилась в последней уцелевшей хижине. Такова была природа этой старой женщины - ее жизнь текла и текла тоненьким ручейком, постоянно грозясь иссякнуть, но так и не кончалась. Она то и рассказала черноглазому юноше историю появления того на свет, о Черном человеке и знамении, разрушившем Машину Правосудия. А еще она сказала, что на самом деле он и есть тот самый Черный человек, которого Господь запер в бездушном по рождению теле младенца, приковав душу темного ангела к земле, дабы он искупал все свои грехи, совершенные в прошлой жизни. И кому бы он не помог или кого бы он не выручил, никто из них никогда не узнает, что он - Черный человек - есть причина их благополучия. Ни награды, ни похвалы, ни доброго слова в ответ. И освободится он от уз земных и обретет, наконец, покой лишь тогда, когда невинный человек, взглянув в его черные дьявольские глаза, по доброй воле замолвит перед Господом за него доброе слово, и помянет во спасение его молву. А до тех пор вечно будет Черный человек скитаться по пустошам, искать проявления зла и вступать с ним в схватку, борясь в его лице с самим собой, со своей черной сущностью. Таков его удел.
Юноша покинул старицу и отправился в пустошь. Солнце светило ему в спину, отбрасывая на песок длинную черную тень, и чем дальше он шагал по собственной тени, тем все больше эта тень сливалась с его фигурой. Черный человек шествовал по земле, облаченный в пепел, и позади у него была бездна, а впереди вечность.
7. ПЕРЕКРЕСТОК.
Мерное пощелкивание счетчика радиации уже давно вошло в привычное русло, подтверждая, что невидимая смерть осталась далеко позади. Фрэнку наконец-то представилась возможность остановиться и осмотреться по сторонам. Едва ноги перестали отмерять шаг за шагом, как усталость принялась неумолимо заполнять тяжелым свинцом сначала ступни и лодыжки, затем, поднимаясь все выше и выше, заставила отяжелевшее тело настойчиво умолять о привале. Однако для отчаянного смельчака, решившегося пересечь радиоактивный могильник в надежде оторваться от преследователей, длительная остановка была бы непозволительной роскошью. Вытащив из кобуры сделавшийся непривычно тяжелым пистолет, Фрэнк выщелкнул обойму и вот уже в который раз убедился, что она пуста. Память нехотя подсказала, где и когда он растратил ее, а мысли, невольно цепляясь друг за друга, стали вытягивать, как факир, пеструю лоскутную ленту воспоминаний из его жизни.
Еще мальчишкой он мечтал стать стрелком. Спокойная, ни чем не примечательная жизнь на ферме казалась ему пустой тратой времени. Каждый раз, бросая взгляд за изгородь кукурузного поля, он всматривался в бесконечную гладь пустоши, колышущуюся в мареве теплого воздуха, представляя себе путешествия, наполненные невероятными приключениями. Теперь он понимал, что все эти картины, словно тот мираж, манившие его из отцовского дома, мало чего стоили на самом деле. Но тогда все виделось в ином свете, и однажды, прихватив старый отцовский револьвер и оставив родителям прощальную записку, Фрэнк сбежал в близлежащий торговый городок, за плечами имея лишь опыт выпаса браминов, да стрельбу по бутылкам. Вряд ли ему светило наняться в крупную контору, но попытать счастья с частным перевозчиком, не столь разборчивым по причине стесненности в средствах, определенно стоило. Фрэнку повезло, и его первое приключение стало хорошим стартом для карьеры молодого стрелка. С тех пор минуло немало времени. Фрэнк заматерел, набрался опыта и заработал себе неплохую репутацию. Раз за разом ввязываясь в очередную авантюру, он надеялся, что наконец-то дотянется до того недосягаемого миража, который представлял еще с детства. Это была не погоня за богатством или властью, а, как позднее понял для себя Фрэнк, по-мальчишески наивная мечта менять мир и людей вокруг себя. Но реальность оказалась сколь суровой, столь и банальной. Мир и люди вовсе не желали меняться, а предпочитали менять самого Фрэнка. Поначалу он бунтовал, позднее старался находить компромиссы, а в последнее время и вовсе вынужден был закрывать глаза на многое из того, что претило его естеству. Но неизбежно настал момент, когда он должен был либо сломаться, либо наконец-то сломать судьбу.
И вот он здесь, посреди безжизненной пустоши, у начала и конца всех дорог в этом суровом мире. Сейчас, рассматривая пустую обойму своего пистолета, Фрэнк с горечью осознавал, что расстрелял свою жизнь впустую, как эту самую обойму. Он зацепился взглядом за далекую линию горизонта. На этот раз он вряд ли обманется мыслью, что за этой линией есть нечто, ради чего стоило шагать вперед - там по-прежнему будет простираться пустота, отодвигая недостижимую цель все дальше и дальше. Впрочем, на то, чтобы двигаться вперед, была и более прозаичная причина.
Солнце скрылось за горизонтом, и стало ощутимо холодать. Следовало поскорее отыскать подходящее место для ночлега, иначе холод и дикие животные расправятся с одиноким путником раньше, чем это сделают преследователи, от которых Фрэнку, кажется, удалось оторваться. Вернув теперь бесполезный пистолет в кобуру, он поднял невысокий воротник кожаной куртки, защищаясь от несильного, но ощутимо прохладного ветра, и заставил себя вновь двинуться в путь. С каждым шагом становилось темнее, и вскоре безуспешная гонка за свалившимся за горизонт светилом предсказуемо окончилась в полной темноте. Фрэнк вновь остановился, запрокинул лицо к усыпанному звездами небу и, разведя руки в стороны, зло крикнул: