Страница 27 из 54
Вдруг неожиданным толчком нас так встряхнуло, что я с искренним изумлением убедился, что сижу по-прежнему на своей скамеечке, а не на дороге позади троля.
Апатичный возница обернулся:
— На этом самом месте, caballeros, напали разбойники на его преподобие отца Хуана… — и, не ожидая ответа, снова углубился в свои размышления.
Но это уж было слишком!..
— Les brigands! — разразился негодующий Пачеко. — Voyez done cette blague! — il n'y a de brigands dans ce pays que le general Mitre et son gouvernement!..[27]
Французский язык, разумеется, предназначался для меня, так как благодаря ему единственный аргентинский гражданин, занимавший переднюю скамеечку, лишался возможности понимать нас, и раздраженный капитан мог развивать дальше свое оригинальное суждение.
Не знаю, что именно вызвало такой припадок откровенности: слишком ли непозволительный ухаб или же замечание возницы, ставившее в затруднительное положение репутацию южно-американских республик, как культурнейших стран в мире, но как бы то ни было, а, раз начав, Пачеко уже не мог остановиться. Но — да не поставит ему этого никто в вину, ибо каждый южно-американец, прежде всего, горячий патриот, и хотя патриотизм его, главным образом, заключается в том, что он ненавидит и презирает соседнюю республику, но тем не менее вы хорошо поступите, если последуете его примеру и начнете, не стесняясь в выражениях и выбирая самые громкие эпитеты, превозносить до небес страну, в которой вы, в данное время, имеете счастье находиться. Главное — не нужно церемониться, — самая несуразная, самая нелепая лесть будет принята за чистую монету, и ваш собеседник все время будет идти на корпус впереди вас. Но пусть только правительство не угодит такому патриоту — все тогда кончено, и нигде в мире вы не отыщете такой наглой шайки воров и грабителей, как та, что захватила в свои руки управление этой несчастной страной!..
— Blancos у colorados!.. Caramba!.. Вы думаете, amigo myo, это — политические партии? как бы не так!.. Быть может, в основание их и легла какая-нибудь историческая причина, но теперь вы до нее никак не докопаетесь… Произошло пронунсиаменто; захватил власть президент — красный, а вы против него — ну и примыкайте к белым. А то ведь и хуже случается: давно ли в Уругвае произошла революция, вызванная двумя претендентами, причем оба оказались красными? А мое теперешнее положение?.. Santa Maria!.. Да черт же его знает, этого генерала Митре, красный он или белый?.. Я-то, разумеется, против него, но кто я, в таком случае?.. Ради всех дьяволов, кто я?..
Невозможно было удержаться от хохота, глядя на комическое отчаяние Пачеко.
— Да вам-то что за дело до него, — ведь вы же офицер уругвайской армии, а не аргентинец?..
— Уругвайской… Разумеется — уругвайской, а вдруг estancia моего дядюшки окажется стоящей чего-нибудь?.. Так неужели же вы думаете, что при таком правительстве она долго пробудет в моих руках, если только я сам не поселюсь на асиенде?..
— Да, это, конечно, вопрос иного рода…
— Еще бы!.. Ведь это грабители, señor! разбойники с большой дороги!.. А ухабы-то! ухабы какие!.. Что бы хоть немножко сгладить! Но нет — они не могут, — скупы, скупы, как… как… граф де Пирасикаба!..
— Что за дикое графство?..
— В Бразилии-то?.. Да ведь у них всякий: богатый лавочник, адвокат или доктор, — только сделается опасным или влиятельным, так сейчас же ему и преподносят маркиза, графа или виконта с фамилией, отысканной по географической карте… Совсем бразильский «légion d’ho
— Ну, это вы слишком!..
— Кровью Спасителя клянусь! Еще и не такие встречаются… Барон де Пиндамангангаба, не угодно ли?.. А этого графа я хорошо знал, — его сын вместе со мной в одном полку служил…
— Это бразилец-то?..
— Ничего удивительного, — время было тревожное, перед выборами… Да разве я вам о нем не рассказывал?..
— Нет.
— В самом деле?.. Ну, так я расскажу, — это интересно! — и Пачеко мой совсем оживился. — Вы не бывали в Коретибе?..
— Нет, а что?..
— Мой граф, видите ли, был оттуда… Ну-с, так вот, поступил он в наш полк волонтером, и так как был неглуп и совсем не похож на бразильца, то его скоро произвели в поручики. Нужно шить мундир и все такое, а форма наша, вы ведь знаете, самая красивая в мире, так что понадобилось порядочно денег, а их-то именно и нет. Писал он старику, писал, но тот, вероятно, был порядочный скряга — и на такого рода письма ничего не отвечал. Делать нечего, — нужно, значит, ехать самому… Взял он отпуск, а я в то время тоже был свободен и, сам не знаю чего ради, напросился к нему в компаньоны, так что выехали мы из Монтевидео вместе. Дорога скучная, — да вы ведь и сами знаете; скажу только, что с огромным наслаждением вышел я в Паранагве на берег. Бразилию я вообще не люблю: все лес, лес и лес… Никакого разнообразия… У нас, положим, он тоже есть, но это совсем другое дело, — тут он живой, приветливый и точно любит человека… Душа в нем отдыхает… А там — красиво, конечно; величественно, грандиозно даже, но все полно какой-то гнетущей силы, силы чужой, недоброй, почти злой… Там человек теряется, чувствует себя слабым, ненужным, а эта невероятная растительность точно стенами обступает тебя, и ты в ней задыхаешься. Б-р-р-р!..
Сели мы в поезд и стали карабкаться по карнизу, прорубленному в скале, а тут же рядом совсем отвесный обрыв в такую пропасть, что от одного взгляда голова кружиться начинает. Что ни шаг, то проносились мы по мостикам, под которыми в темной глубине прыгают по камням и падают тоненькие водопады, точно длинные блестящие нити, мелькающие в зелени. Еще раз повторю: красиво, но недобрая это красота, и рад я был, когда проехали мы, наконец, Pico de Diablo и добрались до перевала. Тут уже можно было вздохнуть свободнее: дьявольский непроходимый лес остался позади, сменившись сплошной массой пальм, а здесь и их точно ножом обрезало… Как из-под земли, выросли колоннады араукарий и со стороны их повеяло сухим воздухом родимой пампы. Крупнее этот лес, чем здесь, но впечатление то же: гладкие, прямые, как стрела, стволы подымаются до 35 метров вверх, а тут уж полукруглые, поразительной правильности, сучья изгибаются красивыми дугами, так что все дерево напоминает собой какую-то гигантскую рюмку с изящной чашечкой на тоненькой и длинной ножке. Растут они не густо, друг другу не мешая, и только темно-зеленая, почти черная листва их, соприкасаясь, соединяет все деревья и точно плоскую крышу образует над безукоризненно правильной колоннадой. Много света, много воздуха, так как нет уже ни лиан, ни папоротников, а только свежая и нежная, как газон, травка, которая ничего не заслоняет и ничему не мешает. Вообще, хорошо!..
Вот в такой-то обстановке и добрались мы, наконец, до Коретибы.
Ничего особенного, разумеется, не оказалось… Самый обыкновенный южно-бразильский город: широкие немощеные улицы, пустыри, обнесенные деревянными заборами, а между ними кое-как выстроенные дома. Есть и большие, в два этажа, с огромным количеством окон, а чаще — маленькие, но все неизбежно белые и только двери да окна обведены разноцветными полосами, преимущественно — зелеными и желтыми[28]… Улицы все, конечно, выходят на выгоны, покрытые мелкой травой, на фоне которой рассыпаны букетами араукарии… Свободно — задыхаться не приходится!..
Без всяких затруднений добрались мы и до палаццо де Пирасикаба, — оказалось, тот же продолговатый кубик, ничем не отличающийся от своих соседей: стены сплошь выложены изразцами, а решетки окон и балконов усажены множеством стеклянных и золоченых шариков, — словно фонарики, сверкающие на солнце. Блеска много, глянцевито, точно окунули его в гумми, и он еще не высох. Постучались — ответа нет; толкнули дверь — не заперта… Вошли мы… Интересного тоже ничего не оказалось… Мебели в комнатах мало, а вся, какая есть, непременно из палисандрового дерева… Но старье ужасное!.. Покрыта лаком, а сверху — такой пылью, точно на нее никто не садился со времени рождения моего приятеля… Вот обои только… Вы ведь знаете, что бразилец прежде всего требует, чтобы они были ярки, светлы, чтоб золотились, серебрились и резали глаза, но это еще не все, — нужно, чтобы эти яркие цвета были скомбинированы самым невозможным образом. Так и тут: стены салона, что ли, так и слепили обоями яркозеленого цвета, с золотыми и желтыми разводами, — представляете, каково с непривычки смотреть на эту прелесть? Но для бразильца — верх совершенства, — безвкусно и патриотично, чего же больше?..